Творения
Шрифт:
Фараон понимается здесь как естество [1042] . Хорошие коровы означают делание, а хорошие колосья — ведение. Ибо ведение и делание совершается в сем седмеричном времени. Другие же коровы и колосья, худые и иссушенные ветром, означают неведение и зло — они-то и смогли поглотить деятельную зрелость коров и ведение, являемое хорошими колосьями [1043] . Но Господь наш Иисус Христос, Который Один есть истинный Иосиф, Провидец и Исправитель такого голода, принимая веру, будто золото, чистую жизнь, будто серебро, нравственную философию, будто скот, рвение и бодрость в жизни по Богу, будто коней — [принимая все это,] дарует хлеб [1044] , то есть истинное ведение [1045] .
1041
См. Быт. 41, 1–7.
1042
Ср. в Thal. 26: «иногда Писание понимает фараона как диавола, когда он становится губителем Израиля, а иногда — как закон естества, когда Иосиф по домостроительству [Божию] служит ему, пророчески знаменуя собой Бога Слово, добровольно поступившего в услужение нашим страстям и естеству, за исключением одного греха» (Thal. 26. 141–142, ed. Laga, Steel, пер. А. И. Сидорова по изд.: Максим Исповедник 1993, кн. II, с. 76).
1043
Здесь прп. Максим, очевидно, опирается на высказанную ап. Павлом в Послании к Римлянам (Рим. 1–2) мысль о том, что и язычники, которым был дан естественный закон, могли познавать Бога через творение и познавали Его, но потом их ведение было искажено из-за того, что они не прославили Бога и жили неправедно. В результате и их религиозность была искажена. По крайней мере описание ап. Павлом результата этого искажения: «славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся» (Рим. I, 23) — весьма напоминает египетский пантеон. Как бы то ни было, на путях «естественного» познания Бога и «естественной морали» люди в целом потерпели поражение, это познание оказалось неустойчивым и легко искажаемым. Потребовалось пришествие Самого Бога, в Котором только и оказалось возможным возвести человечество к истинному боговедению устойчиво и непреложно. Теперь оно подается Самим воспринявшим нашу природу Богом, впрочем, в ответ на приносимые нами: веру, чистую
1044
Ср. Ин. 6, 33–35.
1045
См. Быт. 47, 14–17· Возможно, прп. Максим хотел подчеркнуть здесь, что истинное ведение подает только Сам Христос, человек же должен приносить Ему веру и соответствующую жизнь. Такая последовательность отличается от того, что было прежде, когда ведение люди стяжали сами. Получая ведение от Бога, то есть зная источник этого ведения, человек воздает Ему подобающее.
Судьей неправедным [евангелист] называет естественный закон, который вследствие преступления ожесточился [1047] и ни Бога, ни людей не стыдится [1048] ; вдовой же [он называет] вдовствующую душу, [лишенную] добрых дел [1049] . Ведь если душа приходит к раскаянию [1050] , то она вынуждает естественный закон отказаться от противоестественного, докучая ему аскетическими подвигами и воздержанием. Так вот, говорит [евангелист], если ум по усердным и неотступным просьбам сможет достичь и сверхъестественного [1051] , то насколько вероятнее, говорит он, что Бог услышит вопиющих к Нему прилежной молитвой и дерзновенной неотступностью.
1046
См. Лк. 18, 2–8.
1047
Или: «подвергся окаменению» . Здесь употребляется тот же глагол, что и в Ин. 12, 40: «народ сей…окаменил сердце свое». Ниже прп. Максим явно соотносит этого «судию» с умом: «если ум по усердным и неотступным просьбам…». По мнению А. М. Шуфрина «ожесточение естественного закона» означает умственный императив непременного удовлетворения всех потребностей естества, какие появились у него после «преступления», когда «естественным» стало противное естеству первозданному (каким Оно было до облечения в кожаные ризы).
1048
См. Лк. 18, 2.
1049
Ср. несколько иную трактовку в более позднем сочинении Феопемпу схоластику (по Шервуду, ок. 630–633 гг.): «под «судьей неправедным» в Евангелии образно понимается наше разумение, вследствие преступления заповеди изначально произведшее неправедный суд», а «докучающая вдова есть разумная душа, лишившаяся разума, сеющего благие по природе семена для плодоношения священных и благочестивых дел» (рус. пер. А. И. Сидорова по изд.: Максим Исповедник 1993, кн. I, с. 204). Ср. толкование «вдовы» в qu. dub. 134 и примечания к этому вопросоответу.
1050
. Д. Прассас (Prassas 2003, р. 353) отмечает неслучайность употребления этого слова, а не слова покаяние , полагая, что прп. Максим употребил более общее понятие, выражающее поворотный момент в выборе цели, а не покаяние относительно того или иного деяния. Однако, возможно, здесь сыграло роль то, что как «изменение ума» более подобает уму, а вдова здесь выступает как олицетворение практического разума, который мог на деле убедиться, что путь греха ведет в никуда, и пожалеть о такой жизни, перейдя далее к попыткам начать жить иначе, которыми он и докучает «неправедному судии» — уму до тех пор, пока и ум не изменится (в своем понимании «естественного»), то есть не придет к покаянию.
1051
Или: «исполнить и сверхъестественное» . Интересно, что прп. Максим говорит здесь о возможности для ума не только отойти от противоестественного, но и достичь сверхъестественного.
Свиток есть слово Божие. На нем написано: плач, то есть устрашение карами; песнь, то есть обещания благ; горе же, поскольку те, кто не вразумляются ни страхом наказаний, ни обещанной наградой, — те непременно воспримут горе вечной кары. То же, что в устах пророка стало сладко, означает следующее: кто постоянно печется о вышесказанном и размышляет о том, что грозит и что обещано, тот услаждается надеждой.
1052
В Синодальном переводе иначе.
1053
См. Иез. 3, 3.
Некоторые из умудренных в Божественных [речениях] говорят, что, поскольку ангельские силы, согласно Дионисию Ареопагиту, составляют девять чинов [1055] , то Господь, восходя по человечеству — ибо по Божеству Он и так все [Собою] исполняет [1056] , — уделил каждому чину один день, от низшего чина до высшего, ибо и они нуждались в том, чтобы Господь посетил их; ведь в Нем, по словам Апостола, возглавлено не только земное, но и небесное [1057] . А после этого Он явился Богу и Отцу, и тогда сошел Дух [1058] .
1054
См. Деян. 2,1–4.
1055
См. Ps. — Dion. с. h. 4, 2: PG 3, 200D.
1056
См. Еф. 4,10.
1057
Ср. Еф. I, 10. Одно из мест, где прп. Максим прибегает к учению об ' («возглавлении») всего Христом (см. прим. 247 к qu. dub. 53 и текст).
1058
Возможно, такое учение было распространено в кругах оригенистов или соприкасавшихся с оригенистами, но не исключен и вполне православный источник этого учения, основывающийся на словах Писания: «показал Себя Ангелам» ( Тим. 3,16), что многими православными авторами прилагалось к Вознесению. Хотя очевидно, что толкование, о котором говорит прп. Максим, могло появиться лишь после Ареопагитик. В любом случае сам прп. Максим, давая далее анагогическое толкование, избегает уже элементов, характерных для пласта предания, связанного с иудеохристианскими и, возможно, оригенистическим представлениями, хотя и не называет первый подход неверным.
Однако можно рассмотреть этот вопрос и с иной точки зрения: Слово Божие сокрыто в Его десяти заповедях, оно воплощается в нас, нисходя к нам через наши дела [1059] , а затем возводит нас, возвышая через ведение [1060] , пока мы не достигнем наивысшей из заповедей, которая гласит: Господь Бог твой, Господь един есть (Втор. 6, 4). Ведь, когда наш ум, освободившись от всего, или, вернее, все оставив, достигнет Бога [1061] , — тогда он воспринимает огненные языки, становясь Богом по благодати [1062] .
1059
Ср.: «Слово становится всем, соразмерно нам, насыщающимся добродетелью и мудростью, и воплощается различным образом, как только Оно Само ведает, ради каждого из спасаемых» (Max. or. dorn.: PG 90, 897А, рус. пер. А. И. Сидорова, цит. по изд.: Максим Исповедник 1993, кн. I, с. 196). О воплощении Христа в добродетелях, согласно прп. Максиму и его предшественникам (начиная с Оригена), см. Thunberg 1965, р. 342–350.
1060
Это движение — нисхождения Бога, воплощающегося в добродетелях, и возведение нас к истинному гнозису — позднее понимается у прп. Максима в терминах «расширения — сжатия» (—). Тунберг, вслед за Бальтазаром, проводит параллель между употреблением понятий «расширение» и «сжатие» применительно к существованию тварного мира и применительно к хри- стологии, где «расширение» у прп. Максима он соотносит с Божиим снисхождением к творению, а «сжатие» — с обожением; Тунберг находит здесь параллель с формулой tantum-quantum и христологией в amb. 33: PG 91, 1288А (подробнее см. Thunberg 1965, р. 63–64).
1061
Здесь, очевидно, сказывается влияние христианского неоплатонизма. Единство ума, собирающегося в себе по удалении от сущих вещей, является, по Ареопагиту (см. d. п. 4.9), условием того сочетания его с Богом, единения с Ним как единого с Единым, которое и прп. Максим вслед за Ареопагитом считает высшей формой богословия — единения, превосходящего всякое богословие, мыслящее о Боге исходя из творений.
1062
Именно Пятидесятница у прп. Максима соотносится с обожением, в свою очередь понимаемым как достижение Божественной Единицы. Речь, очевидно, о том, что сначала Логос воплощается в исполнении всех десяти заповедей, а потом бывает восхождение от множества (делания) к единству — ведению Божественной Единицы, то есть к познанию Того Единственного и Единого, в Ком источник всех заповедей и добродетелей.
Он говорит не о самой Пятидесятнице, в которую сошел Святой Дух, но поскольку о пятидесяти днях [от Пасхи до пятидесятницы] говорится — день пятидесятницы, поспешил Павел после Пасхи первый день провести в Иерусалиме, откуда видно, что во время поста преклонял [в молитве] колени [1065] .
1063
См. Деян. 20, 36.
1064
См. 20–й канон Никейского Собора.
1065
То есть все события, описанные в Деян. 20, когда Павел решил быть в «день Пятидесятницы» (понимаемый прп. Максимом как период между Пасхой и Пятидесятницей) и когда совершал коленопреклоненные молитвы, происходили до Пасхи. Данное толкование прп. Максима — пример того, что и буквальный смысл Писания, а не только аллегорический, был ему важен, то есть в данном случае важно было показать, что ап. Павел не нарушал того канона, который был сформулирован значительно позднее. Прп. Максим как будто отстаивает здесь единство церковного Предания и его наличие даже до того, как оно фиксируется в соборных постановлениях. Буквальное (историческое) толкование Писания мы находим и в следующем, qu. dub. 144. В то же время прп. Максим, надо полагать, не ограничивается выяснением буквального смысла. Имея в виду, что в предыдущем, qu. dub. 142, Пятидесятница связывалась с ведением, а то, что предшествует ей, — с деланием, можно понять мысль прп. Максима в qu. dub. 143 так, что коленопреклонения ап. Павла до Пасхи соответствуют деланию, а состояние после Пасхи, называемое им одним днем Пятидесятницы, — соответствует истинному ведению и обожению, почему в это время и запрещено коленопреклонение. Согласно прп. Максиму, Бог — Слово снисходит к нам в делании и возводит нас к Себе в ведении (см. cap. theol. 2. 37).
Жители каждой области [Римской империи], так как полагали, что называться римлянами
есть нечто важное, уплачивая деньги, записывались в число римлян, и это наименование передавалось по наследству [1067] . Поскольку родители апостола, жившие в Тарсе, были записаны в число именуемых римлянами, потому, разумеется, апостол — как рожденный ими — и говорит: Аяи родился.1066
См. Деян. 22, 25–27.
1067
В Византийской (Ромейской) империи уже не было такого привилегированного гражданства, как в Риме до Эдикта Каракаллы (212 г.), предоставившего римское гражданство всему свободному населению империи, поэтому, очевидно, прп. Максим решил разъяснить этот вопрос.
Города здесь следует понимать как души [1068] , ибо они, будто дома [1069] , составлены и восприимчивы к добродетелям. Два города следует понимать как души, огражденные деланием и созерцанием, а три города — как души, неколебимой верой достигшие богословского знания. То же, что пророк облек это в форму проклятия, означает [следующее]: всякий раз, как случается голод, но не хлеба и воды, а слышания слова Господня (Амос. 8, и), то такие души, пусть даже они достигли меры в упомянутых добродетелях, но проявили нерадение, — [такие души,] кажется, ищут знания, но не находят, поскольку не упражняются в делании [1070] . Если даже они, кажется, сходятся в один город, то есть к учителю, они знанием досыта не напиваются — ведь ему не даруется благодать учения, [то есть] способность утолить жажду нуждающихся в Божественном знании.
1068
Толкование городов как душ встречалось в qu. dub. 90.
1069
Или: «семьи». Место не вполне понятно.
1070
Неспособность стяжания божественного ведения (гнози- са), как и правильного созерцания, согласно прп. Максиму, может стать наказанием, постигающим даже тех, кто, вошел посредством неколебимой веры в «меру» созерцания и богословия, то есть достиг второго и третьего этапа подвижнической жизни, однако пренебрег деланием.
Поскольку общая сумма содержит в себе четыре десятки (ибо первая десятка из единиц, сама же десятка тоже одна [десятая], но для сотни, сотня — одна [десятая] для тысячи, а тысяча — одна [десятая] для десяти тысяч) [1071] так вот, так как число добродетели [1072] , прибывая, умножается и воспринимает прибавление, то, я полагаю, из чисел явствует следующее: кто так преуспел в [исполнении] десяти заповедей, что каждая заповедь заключается в остальных, тот, умножив их на десять, достиг сотни и, подобно Сарре, воспринял в прибавление букву «р» [1073] . Тот же, кто при этом преуспел и в знании — тот, умножив на десять сотню, достиг тысячи. Поскольку же и это изречено пророком в форме проклятия, то это означает [следующее]: достигший в добродетели уровня сотни, [если проявит] нерадение, низводится и доходит до десятки. Таким же образом от сотни, [достигнутой] в делании, человек нисходит к простому соблюдению заповедей по обычаю, иначе говоря, исполняет их по — иудейски.
1071
Тысяча образуется из четырех членов, опишем это такой последовательностью: (одна) единица; (одна) единица ю = одна десятка; одна десятка ю = одна сотня; одна сотня ю = одна тысяча. Сходное, хотя и не совсем идентичное рассуждение находим в Thal. 55: «Ибо десять тысяч есть конец единицы, а единица есть начало десяти тысяч, или, сказать точнее, приведенная в движение единица есть десяток тысяч, а неподвижный десяток тысяч есть единица. Подобным же образом и каждая из главных добродетелей имеет своим началом и концом божественную и неизреченную Единицу, то есть Бога, поскольку от Него она начинается и в Нем завершается, будучи тождественной Богу и отличаясь [от Него] лишь соответственно логосу мысли, от которого, в котором и в отношении которого очевидно и происходит всякое становление добродетели» (PG 90, 541 С, рус. пер. А. И. Сидорова цит. по изд.: Максим Исповедник 1993, кн. II, с. 166). В прим. 27 к предыдущему пассажу Thal. 55 А. И. Сидоров говорит о непонятности всего этого арифмологического построения прп. Максима (см. там же, с. 265) и выражает надежду, что оно может быть понято с помощью обращения к математике. В самом деле, в Теологуменах арифметики мы находим своего рода ключ к образованию прп. Максимом чисел, кратных десятке из единиц: «Для всех по порядку чисел всякая совокупность множества… образует свой вид через единицу: один десяток, одна тысяча…» (Iamb, theol. arith. 2, ed. de Falco, рус. пер. В. В. Бибихина); это объясняет, по крайней мере, почему «субстратом» каждого такого числа (см. Thal 55, рус. пер. в изд.: там же, с. 166) является единица. Важно и понимание десятки в античной арифмологии: «Всем ее называли потому, что больше нее уже нет никакого природного числа; если же что-то и мыслится, то оно возвращается к ней обратно: сотня — это десять десяток, тысяча — десять сотен, тьма — десять тысяч; любое последующее число таким же образом возвратится снова либо к ней самой, либо к чему-то внутри нее, и все в нее разнообразно разрешается или возвращается» (Iamb, theol arith. 80, ed. de Falco, рус. пер. А. И. Щетникова). Таким образом, в античной арифмологии, которой здесь, видимо, следует прп. Максим, единица и десятка оказываются основой всякого числа, и тем более чисел, кратных десяти. Этот же арифмологический принцип прп. Максим использует в amb. 67: PG 91,1404В, толкуя число четыре тя- сячи, Д. Прассас (Prassas 2003, р. 355) отмечает, что «Григорий Нисский обсуждает связь между единицей, десяткой, сотней, тысячей и десятью тысячами в своем ответе на вторую книгу (видимо, имеется в виду вторая Апология. — Г. Б.) Евномия. Он утверждает, что десятка состоит из единиц, сотня — из десяток, тысяча — из сотен, а десять тысяч — из тысяч» (см. Greg. Nyss. contra Eunom. 2: GNO. I. 428. 3). Прассас указывает там же на еще одну параллель у прп. Максима в myst. 5: PG 91, 676А, где четыре добродетели связываются с десятью заповедями.
1072
Вероятно, имеется в виду четверка как число четырех родовых добродетелей.
1073
Буква «» означает число 10о. Ср. в qu. dub. 80: «ведь сотня есть удесятирение десяти заповедей; ибо каждая заповедь объемлет другую и, яснее говоря, приравнивается к десяти, почему и Сарре преуспевшей приставляется [к имени] «р», когда Слово являет ее совершенство по добродетели».
День Господень есть просвещение и знание Господа [1074] . Всякий, кто желает [1075] воспринять знание Бога без деятельной добродетели, тот, разумеется, достоин жалости. Ведь страсти, гнев и вожделение, достают его — пытаясь избежать пасти льва, то есть гнева, он попадает к медведю, то есть вожделению [1076] . Затем же, теснимый этими страстями, он приходит домой, опирается руками о стену, и змея жалит его. Дом есть душа, а стена — тело, и всякий раз как он находит опору деятельных сил души [1077] в телесном удовольствии, то выходит наслаждение — ведь это и есть змея — и жалит его [1078] . Наслаждение жалит несчастную душу, вползая в каждое чувство тела, будто в щель. Так вот, для того, кто столь немощен очами души, солнце знания есть тьма и ослепление [1079] .
1074
Учение о Дне Господнем, соотносимом с просвещением и истинным ведением, восходит к Филону и Клименту Александрийскому (см. подробное исследование по этой теме в: Choufrine 2002, р. 123–138; в настоящее время готовится русский перевод), ср. у Дидима Слепца (Di- dym. fragm. in epist. it ad Corinth.: 17. 28, ed. Staab).
1075
Или: «вожделеет» .
1076
.
1077
Вероятно, сил души, направленных на тело.
1078
Как отмечает Д. Прассас (Prassas 2003, р. 356–357), «в qu. dub. 3.4–5 · Максим тоже говорит о гневе как о льве, а о вожделении как о медведе. Соотнесение льва с гневом можно найти у многих христианских авторов: например, у Оригена (Orig. fragm. in Jerem.: PG 13, 321D)… Дом истолковывался как душа уже у Филона (см. Philo de cherub.: 101. 1, ed. Cohn),… Ориген толкует стену как тело (Orig. schol. in Cant.: PG 17, 265А), а змея толкуется как наслаждение у Филона (Philo de opific. mundi: 160. 2, ed. Cohn)».
1079
Очевидно, имеется в виду тот случай, когда человек, стремящийся к познанию Бога, идет к Нему не через подвижническую жизнь и достижение бесстрастия. В его попытках ему мешают гнев и вожделение, лишающие его того неустойчивого покоя, какой он, может быть, имел. Например, из-за того или иного внешнего раздражителя он может утратить этот покой, впав в гнев. От гнева, чтобы успокоиться, может доставить себе некую усладу, став зависимым уже от нее. Поняв, что он впадает то в гнев, то в вожделение, он может снова попытаться уйти в себя, то есть обрести некое равновесное и якобы спокойное состояние, необходимое ему для богопознания, не впадая ни в явный гнев, ни в вожделение. Поскольку изначальным было желание ума познать Бога, то в этом «покое» ум все равно пытается заниматься «богословием»; при этом, поскольку он не обрел должного бесстрастия, то и здесь опирается на тело и чувства. В этом случае, как замечает прп. Максим, стремление к удовольствию, не изжитое таким «богословом», искажает познание, которое из познания Бога становится ослеплением. Возможно, речь идет о том, что познание Бога в этом случае искажается плотским мудрованием, то есть Бог познается в чувственных формах и по образу приносящего наслаждение чувственного, но может быть, речь о том, что прикованность к телесному не дает по — настоящему устремиться к Богу. Ср. тему богопознания без стяжания бесстрастия в Главах о любви (carit. 1.18): «Как воробей, привязанный за ногу и пытающийся взлететь, падает на землю, влекомый веревкой, так и ум, еще не стяжавший бесстрастия, но пытающийся воспарить к ведению небесных [вещей], падает на землю, стягиваемый вниз страстями» (рус. пер. А. И. Сидорова, цит. по изд.: Максим Исповедник 1993, кн. I, с. 105).
Они названы чистыми, ибо очищают нас от всяческой скверны греха, а обожженным серебром — по причине их яркости и сияния, подобно как у серебра, а также потому, что они божественны и испытывают наши сердца, ибо сердце в Евангелии названо землей [1081] . А семикратно очищенным — поскольку мы семикратно очищаем каждую заповедь. Сказанное правильно будет пояснить на примере одной заповеди. Закон повелевает: не убивай (Исх. 20, 13). Однако всякий, кто желает очистить эту заповедь семикратно, тот не только удерживает руки от убийства, но каждый раз, когда видит алчущего — кормит, когда видит жаждущего — поит, когда видит нагого — одевает, когда видит странника — принимает, когда видит немощного — не презирает, когда видит заключенного в темнице — бежит к нему [1082] . И тот, кто в одном из этих [случаев] просто проявил нерадение, [тем самым] совершил убийство, ибо, насколько это от него зависело, допустил, чтобы [человек] умер, хотя и мог поддержать нуждавшегося в нем. Так вот, кто сопрягает шесть перечисленных заповедей Господа с заповедью Закона: не убивай (Исх. 20,13), тот очищает слово Господне семикратно. Это же можно применить к каждой заповеди.
1080
Или: «землей» (хотя, может быть, и «для земли», ). Какое именно значение использует прп. Максим, не вполне понятно. По его толкованию речь идет о том, что слова Божии испытывают «землю» нашего сердца.
1081
Ср. Мф. 13,19.
1082
Ср. Мф. 25,36–37.