Твоя кровь, мои кости

Не обращая внимания на свои инстинкты, он вытащил трубку из корзины.

— Я почти на месте, Питер, — раздался голос Джеймса Кэмпбелла, как только он прижал трубку к уху. — Ты расскажешь ей о своем поступке, когда мы снова будем все вместе?

Звонок оборвался.

То, что оставалось от его убежденности, разрушилось. Когда чаша влетела в стену и разлетелась на тысячу дрожащих осколков. Яблоки покатились по полу, становясь мягкими, и он почувствовал мгновенное сожаление. Гнев утих, и он опустился на колени, собирая фрукты и прислушиваясь к звукам, которые издавала Уайатт на лестнице.

Она так и не появилась. За окном в небо просачивались лиловые сумерки. Уже почти стемнело, а она все еще лежала в постели. Он знал, что она злится. Знал, что она избегает его после вчерашней ссоры, — но, конечно, ей следовало хотя бы спуститься поесть. Он положил яблоки на прилавок и направился наверх.

Он дошел до ее спальни, но тут у него сдали нервы. Он никогда не входил к ней так — через дверь. Всегда пробирался под открытой створкой окна, его голени были исцарапаны, а ладони ободраны. Он ложился рядом с ней в постель и засыпал, убаюканный звуками ее дыхания.

— В этом году в школе я смотрел документальный фильм о природе, — прошептал Джеймс, согнув руки под головой. — О драконах Комодо. Знаешь ли ты, что это даже не настоящие драконы? Это просто гигантские ящерицы. Но они все равно очень крутые. В их укусе содержится ядовитый антикоагулянт. Им даже не нужно напрягаться. Один укус — и все.

После этого он замолчал, и они вдвоем стали прислушиваться к отдаленному зову плетущейся белой вороны. В конце концов любопытство Питера взяло верх.

— А что потом?

— Поначалу ничего. — Джеймс перевернулся на бок. — Они ждут. Иногда несколько дней, преследуя свою жертву с безопасного расстояния, пока она не умрет. А потом пируют.

Питер опустился на свободную половину подушки Уайатт.

— О.

Снова воцарилась тишина. Долгое время после этого Питер думал, что Джеймс, должно быть, заснул. Но когда он поднял взгляд от лица спящей Уайатт, то обнаружил, что два ярких черных глаза смотрят на него через изгиб ее горла.

— Ты так смотришь на Уайатт.

Сердце Питера гулко забилось в груди.

— Как будто жду, когда она умрет?

— Нет, — сказал Джеймс. — Как будто ждешь возможности нанести удар.

В коридоре было темно, когда Питер наконец уговорил себя постучать. Ему ответил приглушенный скрип гниющей ивы. За этим наступила тишина, от которой у него свело желудок. Он толкнул дверь и обнаружил, что комната пуста. Кровать была наспех застелена, стеганое одеяло сбилось набок.

Уайатт ушла.

За открытым окном все было серым и бесформенным, лес отбрасывал тени на луг. От тихого мяуканья у него защемило сердце. Он спустился вниз и увидел, что Крошка сидит у двери и мяукает, чтобы ее выпустили. Он чуть приоткрыл дверь, наблюдая, как старая кошка выбегает в недавно наступившую темноту.

И тут, сразу за воротами, он увидел его — белый шар, покачивающийся между деревьями. Фонарик, слишком тусклый, чтобы осветить больше, чем белое запястье его носителя. Дюжина проклятий зазвучала в его горле, когда свет внезапно остановился. Он колебался там, раздираемый на куски чахлыми ветвями старых вечнозеленых деревьев.

А потом, мигнув, погас.

На землю опустилась тьма, и лес поглотил Уайатт Уэстлок целиком.

12. Уайатт

Иногда, в разгар лета — до того, как сменились времена года, и родители Уайатт отправили ее обратно в школу, — она сворачивалась калачиком на качелях перед крыльцом и наблюдала, как мотыльки вьются вокруг зажженных ламп-луковиц. Питер так и не присоединился к ней. Так что на открытом месте было слишком вероятно, что ее мать поймает его и прогонит с крыльца, как бездомного. Но никто никогда не прогонял Джеймса, с его улыбкой с ямочками на щеках и манерами воспитанника частной школы, и поэтому он всегда был рядом, заложив руки за голову и изучая летучих мышей, проносящихся в темноте.

— Это неправда, что летучие мыши кусают людей, когда они вот так сидят на улице, — сказал он однажды ночью, когда качели скрипели под ними. — Большинство из них кусают во сне. Они даже не подозревают, что это произошло, пока не начинают проявляться симптомы. К тому времени уже слишком поздно. Они уже все равно что мертвецы.

— Ух ты. — Уайатт ткнула пальцем в мотылька, сидевшего у нее на рукаве. — Спасибо за ночные кошмары.

— Это не кошмар, а природа. — Его глаза казались золотистыми в свете лампы. В его взгляде светились тайны. — Представь, ты думаешь, что находишься в безопасности, только чтобы обнаружить, что все это время в твоей комнате было заперто что-то бешеное.

***

Дорога впереди была темна. Света, за который можно было бы зацепиться, не было.

Уайатт стояла в кромешной тьме на дорожке перед домом и вглядывалась в темноту в поисках желтого света фар. Напрягая слух, она прислушивалась к характерному хрусту асфальта под шинами. Она делала все, что могла, лишь бы не обращать внимания на страх, который холодом растекался по ее венам.

Она провела утро, запершись в своей спальне и избегая Питера. Лежала на кровати вверх ногами, чувствуя головокружение и с каждой минутой становясь все голоднее, когда зазвонил ее мобильный телефон.

Она чуть не свалилась с кровати, спеша ответить на звонок, и забралась на комод на четвереньках, пытаясь сохранить тот сигнал, что ей удалось найти. На экране появилась фотография ее матери, на которой та улыбалась.

— Мама?

— Уайатт, слава богу. — Голос матери на другом конце провода звучал будто издалека. — Я пыталась дозвониться до тебя несколько дней.

Она чуть не расплакалась, такое облегчение испытала. Стояла на коленях, прижимая телефон к уху.

— Я в Уиллоу-Хит. Здесь нет связи.

— О, милая, я знаю.

— Ты в курсе?

— У твоей тети было видение. Она увидела тебя там. Уайатт, дорогая, я знаю, о чем ты, должно быть, думаешь, но тебе незачем оставаться. Виноват твой отец. Это не твое бремя. Позволь Кэмпбеллам позаботиться обо всем, а я прямо сейчас еду к тебе.

Она, как всегда, избегала упоминания о Питере. Что-то дрогнуло в груди Уайатт. Что-то бессловесное и пустое. Из окна своей спальни она едва смогла разглядеть Питера на птичьем дворе, его футболка прилипла к спине. Ей было видно, как он взмахнул топором, рассекая воздух. Дерево раскололось от удара, и она почувствовала треск глубоко в животе.