Твоя кровь, мои кости

— Ты всегда был просто мишенью.

Она хотела сказать ему, что перемирия никогда не было. Ей хотелось закричать ему в лицо, велеть убираться. Наброситься на него, пока он не истечет кровью, как это делала она. Вместо этого ее взгляд упал на обратную сторону фотографии, лежавшей у нее на коленях. Дата, нацарапанная карандашом, настолько выцвела, что была почти неразборчива. Наспех нацарапанная эпитафия мальчику, которого никто не оплакивал.

Она тихо спросила:

— Чего ты хочешь?

— Пойдем со мной к мельничному пруду, — сказал он. — В прошлый раз ты испортила лилии. Давай посмотрим, сможем ли мы найти способ воспользоваться твоей силой, прежде чем что-нибудь более зловещее, чем мимикрирующий пролезет к нам.

14. Питер

Прогулка до пруда была мучительно долгой. Мешало то, что Уайатт категорически отказывалась принимать какую-либо помощь. Привалившись к поникшей ветке сирени, она прижала руки к животу и уставилась на далекий мельничный пруд остекленевшими глазами, плотно сжав губы.

— Я в порядке, — проворчала она, когда Питер протянул ей руку. — Не трогай меня.

Она надела одно из старых маминых платьев — бесформенное, с цветочным узором на пуговицах — все, что ей удалось надеть самостоятельно. Губы накрасила темно-красным, растрепанные волосы свободно падали на плечи. В обрамлении капающих сиреневых цветов она выглядела, как будто только что, спотыкаясь, вышла из волшебного круга после двухнедельных танцев, туфли ее были в лохмотьях

От мысли о том, что она одна в доме, а мимикрирующий шепчет ей на ухо, у него перехватило дыхание. Он должен был знать, что лес попытается выманить ее у него и поглотить, как только он отвернется. Он не спал ни минуты с тех пор, как, спотыкаясь, вышел в темноту и увидел, что ее несут по дорожке, ее руки безвольно повисли, туловище — в крови, а в глазах погас свет.

— Еще несколько шагов, — уговаривал он.

— Меня ранили в живот, Питер, — сказала она, отрывая лепесток от воротника своего платья. — Я нормально вижу. — Она не сдвинулась с места, прислонившись к дереву. — Если уж на то пошло, я по-прежнему считаю, что нам следовало посвятить Джеймса в план.

— Он не имеет к этому никакого отношения, — поспешил сказать он, чувствуя, как внутри у него все холодеет.

Под сиреневыми каплями Уайатт не выглядела убежденной.

— Он будет гадать, где мы.

— Все в порядке.

Она пристально посмотрела на него, и он приготовился к спору. Когда ничего не последовало, напряжение немного спало с его тела. Она прошмыгнула мимо него, не сказав больше ни слова, волоча за собой фиолетовые пряди, на лбу у нее выступили капельки пота.

Гребная лодка ждала у кромки воды, ее корпус застрял в иле, а корма покачивалась в камышах. Она остановилась на илистом берегу и посмотрела на маленькую лодку сбоку, прижав руки к животу, будто только они удерживали ее в целости и сохранности. Несколько секунд они молча стояли рядом и наблюдали за парой спаривающихся стрекоз, кружащих по зеркальной поверхности пруда.

Наконец, он прочистил горло.

— По крайней мере, позволь мне помочь тебе забраться в лодку.

— Нет, спасибо. — Грубость, с которой она это произнесла, превратила вежливость в ругательство. Слегка покачиваясь, она перекинула ноги через борт и опустилась на потрепанный нос лодки, морщась при этом. Он вошел в воду вслед за ней, вода стекала по отвороту его брюк, когда он сталкивал лодку с мелководья.

Ни один из них не произнес ни слова, пока он греб к середине пруда. Воздух был наполнен кваканьем лягушек-быков и тремоло гагары неподалеку. В нескольких ярдах от него черепаха соскользнула с бревна и с тихим шлепком скрылась под водой. Он смотрел, как расходится рябь под сморщенными водяными лилиями, и думал о маленьком скелете, застрявшем в иле под ними.

Большую часть времени он старался не вспоминать о том, как тонул. Холод, бесконечная сила этого ощущения и водоросли в легких — то, что он прожил достаточно долго, чтобы начать забывать.

Уайатт, стоявшая на носу, должно быть, думала о том же, перегибаясь через борт лодки.

— Что, если я снова разбужу твои кости?

Он замер, наполовину вынув весла из воды.

— О чем ты?

— Рука, которую я почувствовала на своей лодыжке… это тоже моих рук дело?

— Нет, — сказал он, хотя это прозвучало более резко, чем он намеревался. У этого вида силы было название — так называли ведьм, которые воскрешали мертвых, приседая над могилами своих возлюбленных в разорванных одеждах и скрежеща зубами, а их вопли пронзали небеса.

В учебниках истории их называли баньши. Все они сгорели, до единой.

— Я не знаю, как объяснить наличие костей, — признался он, опуская весла обратно в пруд. Лодка рассекла темную, как стекло, воду. — Может быть, они запутались в чем-то еще. Как ты и сказала, было темно. Ты была напугана.

— Я чувствовала то, что чувствовала, — немного запальчиво ответила она. — Что-то схватило меня.

— Это невозможно.

Она фыркнула и перевела взгляд на берег, где далекие верхушки деревьев выглядывали из-за холмов, словно ожидающая армия. На этот раз молчание, повисшее между ними, казалось невыносимым. Ему хотелось сорвать его, как коросту. Чтобы приподнять его и посмотреть, что вытекло из-под него. Он подумал, сколько времени у них есть, прежде чем их отсутствие будет замечено. Прежде чем он отправится на поиски.

— Ты оплакиваешь себя?

Вопрос Уайатт прозвучал неожиданно, так тихо, что он едва не пропустил его мимо ушей. Когда он не ответил, она принялась теребить оборванную нитку бинта на своем мизинце.

— Я спрашиваю только потому, что рядом с часовней есть все эти маленькие могилки, и ни на одном из надгробий нет надписей. Раньше мне было интересно, кто там похоронен, но теперь… Все ли они принадлежат тебе?

У него скрутило живот.

— Большинство из них.

— Как ты это терпишь? — спросила она. — У меня такое чувство, что я постоянно оплакиваю человека, которым была до… — Она замолчала, не закончив мысль. — Это, должно быть, нереально, вот так вот стоять у собственной могилы.

— Я не думаю об этом, — сухо ответил он.

— Лжец, — сказала она и откинулась на спинку, опершись на руки. — Но это нормально. Я тоже стараюсь не думать об этом, если могу.

Подавив желание глянуть на нее, он вытащил весла из воды и положил их у их ног. Подгоняемая ветром, лодка закрутилась по спирали. Он делал все, что мог, чтобы не думать о прошедшем лете — о Джеймсе, который был с ними в лодке, развалившись, как принц на яхте. Уайатт, ее пальцы скользят по воде, позолоченная фигура на носу их корабля — резная богиня, созданная для того, чтобы направлять людей в черные моря.

— Ты горюешь? — спросила она. Все, что он умел делать, — это горевать.

Уайатт, сидевшая напротив, наблюдала, как ласточка проплывает в небе над их головами.

— Это твой план? Сидеть здесь до темноты?

— Нет.

— Хорошо. — Она теребила пуговицу на платье. — И что теперь?

Он не знал. Не знал, чего стоило заставить способности Уайатт проявиться. Не кровь — в то утро, когда она освободила его, у нее не шла кровь. Не кости — она не использовала состав в тот день в мельничном пруду или когда лежала прикованная к постели. Да, она была Уэстлок, но также была и Беккет. А у рода Беккет было свое собственное наследие.