Ты меня не помнишь

В тот день, когда она приходила ко мне в больницу прощаться, она оставила письмо, где рассказывает, как жила после того, как вышла из больницы, и почему решилась на месть. Помню каждую букву, выучил его наизусть, потому что читаю его очень часто. Читаю и проживаю все, что выпало на ее долю снова и снова, надеясь забрать хоть часть боли себе.

Сегодня все закончится, Саша. Я поставлю точку в этой истории длиной в десять лет. Виновный получит по заслугам, и я смогу позвонить тебе и все рассказать.

Подъезжаем к старому ангару. Тихо, словно все в округе вымерли. Выхожу из машины, жду Грозина и его ребят.

— Похоже, нам туда — показывает один из парней.

Смотрю в направлении его руки и замечаю тонкую полоску света, пробивающуюся сквозь неплотно закрытую дверь. Идем на свет, стараясь обходить огромные лужи, кучи мусора и торчащие отовсюду обломки паллет.

Идеальное место для разборок, в здравом уме сюда ни один нормальный человек не сунется.

Глава 49

Скрип старой ржавой двери, кажется, может поднять на ноги всю округу. Дверь слишком узкая и нам приходится заходить в ангар по очереди. Внутри слишком темно и, прежде чем наши глаза привыкают к полумраку, каждый успевает не по одному разу споткнуться о щедро разбросанный мусор.

Останавливаемся, пытаясь понять, куда двигаться дальше. Впереди перегородка и еще одна дверь. Идем туда. Слышим приглушенные голоса, ругань и звуки ударов. Нам точно туда, я уверенно толкаю дверь, и как только она открывается, в нос ударяет тяжелый запах сырости и гнили.

— Они что, картошку тут хранят — нервно шутит один из парней Грозина.

— Гноят — ржет ему в ответ кто-то из их компании.

На шутку не реагируем, идем по темному помещению к единственному источнику света — мобильному прожектору в центре ангара. Гера и его парни уже на месте, как и Мирон. Здороваемся и встаем рядом, осматриваясь и оценивая обстановку. Среди всеобщего бардака место, где мы стоим, выглядит сносно. Видны старые столы и полуразвалившиеся стулья. В глаза бросаются нагромождения из паллет, видимо, используемые вместо скамеек. Остальное пространство ангара скрыто в темноте. Концентрируюсь на единственном светлом пятне в этом бардаке — небольшая вычищенная площадка, вокруг которой все и собрались.

Мирон.

Перевожу взгляд в центр. Гера сидит на стуле, а перед ним, подвешенный на веревке к какой-то арматуре болтается Рясенский. Судя по обилию крови на полу и неестественно вывернутым рукам, уделали его не слабо. Жалею, что это сделал не я.

— Начали без нас — обращаюсь к Грозину.

— Хотел участвовать?

— Есть желание — скриплю зубами.

— Здравствуй, Алекс — голос Томского разрезает тяжелый гнилой воздух.

— Здравствуй, Гера — делаю несколько шагов и равняюсь с ним.

Мирон, услышав имя, дергается, и заплывшим глазом пытается разглядеть меня, а когда это удается, начинает ржать. Сплевывает кровь и снова хохочет на весь ангар.

— Твои ребята ему что, голову повредили — обращаюсь к Томскому?

— Обижаешь, у меня на него большие планы, за границу поедет пацан, он нам целый нужен.

— Что-то рассказал?

— Ни хрена, молчит — разочарованно произносит Томский, — сейчас еще раз пробовать будем — Муха, приступай.

От стоящих в стороне братков отделяется крупная фигура. Мужчина медленно идет к центру и когда заходит в круг, освещаемый прожектором, даже я начинаю улыбаться. Муха, размером со слона.

— Ну так, что Мирон, будешь говорить или Муха об тебя кулаки ломать должен?

— Пошел ты! — огрызается Рясенский.

Гера кивает, и Муха наносит первый удар. В ангаре тишина, слышно лишь тяжелое дыхание работающего кулаками вышибалы и звуки ударов. Мирон молчит, лишь изредка шипит и матерится. Так проходит пять минут. Смысл? Так мы и до утра тут просидим, пока Муха его не уделает.

— Гера, а что мы от него услышать-то хотим? Итак знаем, подставил нас. Зачем только непонятно.

— Ты и половины не знаешь, Алекс. У него там свой план Барбаросса был, а вы его сломали. Он из-за чего тебя с бабой-то твоей убрать хотел, чтобы я не догадался, что он давно против меня играет. Я-то сначала наживку, проглотил, поверил, что это ты слил информацию. А после разговора с Камилем капнул глубже и такие интересные вещи открылись. Оказывается, Мирон тоже инфу по тендеру слил своим хозяевам, только Бельских умнее оказался, и не просто заменил свои документы твоими, а улучшил твое предложение так, что за него почти передрались.

— С ума сойти — выдыхаю я.

— Ты погоди, мозги тебе еще пригодятся — смеется Гера — теперь у нас Мирон популярная личность, звезда, можно сказать. Его теперь все хотят. Идея-то была какой, его хозяин выигрывает тендер, а потом на компромате играет. Убирают меня, а тебя на счетчик, как должника, со всеми вытекающими. Так что скажи спасибо бабе своей ревнивой, от меня и от себя.

— Да, ладно, Межницкий — расслабься — внезапно оживает Мирон — отдал бы долг и свободен и баба твоя тоже. Как она, кстати? Была ничего такая, приемистая.

— Ах, ты, сука — сжимаю кулаки.

Глаза заливает кровью, мозг отключается, и я не помню, как мне удается оттолкнуть человека-Муху, и прорваться к Рясенскому. Помню, как голыми руками крушу его ребра и правлю лицо. Очнулся только когда меня стали оттаскивать от бессознательного тела Мирона.

— Стой! Успокойся ты. Угробишь товар.

Дышу рвано и говорить никак не получается. Руки и одежда в крови, палец на правой руке ноет, кажется выбил. Смотрю сначала на Мирона, потом на Геру и одним кивком задаю вопрос, что за ерунду он несет.

— Друг у меня в Германии хороший есть, любит он темы интересные и сеть подпольных борделей держит для тех, кто в его темах сечет. Вот Миронку туда и отправим, он же у нас профессионал, любит все нетрадиционное. Поедет по обмену опытом, так сказать. Ганс очень обрадовался, когда я ему позвонил. Любителей, говорит, завались, а вот опытных всегда не хватает.

Не сразу понимаю авторитетный черный юмор Геры. Пульс шкалит, костяшки ломит, а в голове так и стоят слова этого уродца про Сашу. Все нервы оголились, я словно ощутил на себе ее боль и страхи. Не оттащили — убил бы эту сволочь и прикопал где-нибудь здесь на территории. Как она смогла выжить после всего случившегося и не сойти с ума? Не сломаться? Кидаю взгляд на Мирона, ни единого живого места, а вместо лица — распухший шар. Мало, мало ты ему врезал, шепчет внутренний голос.