Ты меня просто убиваешь

— Мы с тобой ненормальные, — сказала я позже, когда снова смогла дышать и соображать.

Я расцепила ноги и соскользнула вниз по его бедрам; все тело болело, напоминая мне, что Дрейк делал это жестче, чем я привыкла.

— Ненормальные?

Я расправила платье с алыми цветами, затем, набравшись храбрости, взглянула Дрейку в глаза:

— А как ты еще назовешь людей, которые подобным образом реагируют на обнаружение мертвого тела?

Во взгляде его, ласкавшем мое тело, догорали остатки драконьего пламени.

— Я назову это судьбой. Наше воссоединение было неизбежно.

Я продолжала возиться с измятым платьем.

— Ну, я бы назвала это по-другому, но, поскольку это не делает нам чести, я лучше оставлю свои слова при себе.

Дрейк, усмехнувшись, взглянул на рубашку, которую я сорвала с него. К счастью, не хватало всего пары пуговиц.

— Я так понимаю, что ты меня любишь.

Я уставилась на него, в наигранном изумлении выпучив глаза:

— Да ни одной минуты, дракончик!

Он, приподняв черную как смоль бровь, потянулся за галстуком. Меня передернуло, когда я заметила на его спине отметины от своих ногтей.

— Ты говорила, что занимаешься сексом только с мужчинами, которых любишь. В последнем сне ты мне отказала. Из чего я делаю вывод, что сейчас ты в меня влюблена.

Я покраснела, поправляя бюстгальтер, который сбился, когда Дрейк искал золото.

— То, что произошло несколько минут назад, — исключение из правил. Это была чисто физиологическая реакция на стресс после обнаружения тела Пердиты. Жизнеутверждающие действия перед лицом смерти, и все такое. Уверена, у психиатров есть для этого соответствующее название.

Дрейк надел рубашку.

— У меня тоже есть — это называется «влечение». Это не имеет никакого отношения к Пердите и связано с узами, которые нас объединяют.

Я отвернулась, будучи не в силах видеть это многозначительное, полное мужского самодовольства выражение в его глазах.

— Ой! Какого черта! — Я прикоснулась к ключице в том месте, где он поцеловал меня. Именно туда он впился зубами в моем первом эротическом сне. Дотрагиваться было очень больно. Я попыталась разглядеть, что там такое, но не смогла и с яростью уставилась на Дрейка, заправлявшего рубашку в брюки. — Что ты со мной сделал, укусил, что ли? Ты что, в придачу ко всему еще и вампир?

Он застегнул ремень, бросив на меня взгляд, который отнюдь не был предназначен для того, чтобы погасить еще тлевший во мне огонь.

— Мы стали супругами. Это не укус, это мой знак.

— Знак? — недоверчиво переспросила я, озираясь в поисках зеркала. Зеркало у Венецианца нашлось в верхнем ящике письменного стола. — Ты поставил на мне клеймо, как на белье, которое сдаешь в прачечную? Как на корове из своего стада? Такой это знак? Боже, это действительно знак! Ой! Больно!

Дрейк забрал у меня зеркало и осторожно прикоснулся к ожогу на моей правой ключице. Ожог имел форму треугольника с вогнутыми сторонами, окруженного волнистой линией, и очень напоминал хвост дракона с моего акваманила.

— Он заживет.

Я оттолкнула его:

— И это все, что ты можешь мне сказать? «Заживет»? У меня на шее здоровенный засос в виде драконьего хвоста, от которого, наверное, шрам останется, а ты мне говоришь «заживет»? Спасибо тебе преогромное, Дрейк. Если ты не возражаешь, мне кажется, что сейчас настала пора вернуться в комнату через коридор отсюда; наверное, все уже удивляются, чем мы тут занимаемся.

— Никто не удивляется, — возразил Дрейк с высокомерной гримасой; у меня даже руки зачесались, так захотелось мне выбить из него эту спесь.

Я бросилась вон, и он едва успел удержать меня, чтобы я не врезалась в Иштвана и одного из людей Фиата, стоявших в коридоре. Иштван ухмыльнулся было, но отвернулся под моим свирепым взглядом. Человек Фиата открыто скалил зубы. У него за спиной, в кабинете Пердиты, я заметила Офелию с коробкой носовых платочков; Фиат и Ринальдо опускали тело Пердиты на простыню, разостланную на письменном столе.

Дрейк прорычал мне в ухо:

— Эшлинг, мне этого очень не хочется, но нам надо поговорить.

Я вырвала у него руку.

— То, что между нами сейчас произошло, ничего не меняет, дракон. Ничего! Никаких разговоров не будет, — громко произнесла я, развернулась и решительным шагом вышла из кабинета Венецианца. Затем подошла к Офелии и обняла ее. — С тобой все в порядке?

В глазах ее еще блестели слезы, подбородок дрожал, но она кивнула. Потом подергала меня за рукав, и в глазах ее я увидела невыразимую боль.

— Прошу тебя, Эшлинг, не дай ему уйти. Нельзя, чтобы он убил кого-то еще.

— Не волнуйся, — ответила я, окидывая Дрейка таким взглядом, над которым он должен был размышлять еще пару дней. — Человек, который убил Пердиту, будет наказан. Клянусь.

— Спасибо, — прошептала Офелия и снова разразилась рыданиями.

Я отвела ее к креслу и усадила, чтобы она смогла выплакаться.

— Мы, конечно, не будем сообщать об этом в полицию, — сказал Фиат, когда Ринальдо накрывал простыней тело Пердиты. — Обо всем позаботятся члены 1'аи-dela.

— Договорились, — ответил Дрейк.

— Нет, не договорились, — возразила я и подошла к двум драконам, с подозрением смотревшим друг на друга. — Нельзя скрывать убийство от полиции — они должны узнать об этом. Мне нужен только один день, завтра я получу доказательства и смогу предъявить обвинение убийце Пердиты, Венецианца и несчастной мадам Довиль. После этого мы свяжемся с полицией и все им расскажем. — Я потрогала ожог на шее. — То есть не совсем все.

Фиат, проследив за моей рукой, замер и прищурился:

— Ты сейчас занималась с ним любовью?

Я сжала руки в кулаки, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не сбить его с ног. Я существо мирное, но последние несколько дней способны были и из святого сделать грешника.

— По-моему, тебя не весь клуб услышал. Может, пойдешь возьмешь микрофон, тогда весь Мир иной сможет ознакомиться с подробностями моей личной жизни.

Губы Фиата дрогнули. На лице Дрейка появилось скучающее выражение.