Ты моей никогда не будешь…

Цирк

Отцы поднимают младенцев,Сажают в моторный вагон,Везут на передних сиденьяхКуда-нибудь в цирк иль в кино.И дети солидно и важноВ трамвайное смотрят окно.А в цирке широкие двери,Арена, огни, галуны,И прыгают люди, как звери,А звери, как люди, умны.Там слон понимает по-русски,Дворняга поет по-людски.И клоун без всякой закускиГлотает чужие платки.Обиженный кем-то коверныйНесет остроумную чушь.И вдруг капельмейстер проворныйОркестру командует туш.И тут верховые наядыСлетают с седла на песок.И золотом блещут наряды,И купол, как небо, высок.А детям не кажется страннымЯвление этих чудес.Они не смеются над пьяным,Который под купол полез.Не могут они оторватьсяОт этой высокой красы.И только отцы веселятсяВ серьезные эти часы.1956

Золушка

Веселым зимним солнышкомДорога залита.Весь день хлопочет Золушка,Делами занята.Хлопочет дочь приемнаяУ мачехи в дому.Приемная-бездомная,Нужна ль она кому?Белье стирает Золушка,Детей качает Золушка,И напевает Золушка —Серебряное горлышко.В окне – дорога зимняя,Рябина, снегири.За серыми осинамиБледнеет свет зари.А глянешь в заоконныеПросторы без конца —Ни пешего, ни конного,Ни друга, ни гонца.Посуду моет Золушка,В окошко смотрит Золушка,И напевает Золушка:«Ох, горе мое, горюшко!»Все сестры замуж выданыЗа ближних королей.С невзгодами, с обидамиВсе к ней они да к ней.Блестит в руке иголочка,Стоит в окне зима.Стареющая ЗолушкаШьет туфельку сама…1957

Луч солнца вдруг мелькнет, как спица

Луч солнца вдруг мелькнет, как спица,Над снежной пряжею зимы…И почему-то вдруг приснится,Что лучше мы, моложе мы,Как в дни войны, когда, бывало,Я выбегал из блиндажаИ вьюга плечи обнимала,Так простодушна, так свежа;И даже выстрел был прозраченИ в чаще с отзвуками гас.И смертный час не обозначен,И гибель дальше, чем сейчас…Между второй пол. 1957 и 1959

Белые стихи

(Рембо в Париже)

Рано утром приходят в скверыОдинокие злые старухи,И сердитые пенсионерыНа скамейках читают газеты.Здесь тепло, розовато, влажно,Город заспан, как детские щеки.На кирпично-красных площадкахБьют пожарные струи фонтанов,И подстриженные газоныРазмалеваны тенью и солнцем.В это утро по главной дорожкеШел веселый и рыжий пареньВ желтовато-зеленой ковбойке.А за парнем шагала лошадь.Эта лошадь была прекрасна,Как бывает прекрасна лошадь —Лошадь розовая и голубая,Как дессу незамужней дамы,Шея – словно рука балерины,Уши – словно чуткие листья,Ноздри – словно из серой замши,И глаза азиатской рабыни.Парень шел и у всех газировщицПокупал воду с сиропом,А его белоснежная лошадьНаблюдала, как на стаканеОседают озон с сиропом.Но, наверно, ей надоелоНаблюдать за веселым парнем,И она отошла к газонуИ, ступив копытом на клумбу,Стала кушать цветы и листья,Выбирая, какие получше.– Кыш! – воскликнули пенсионеры.– Брысь! – вскричали злые старухи.Что такое – шляется лошадь,Нарушая общий порядок! —Лошадь им ничего не сказала,Поглядела долго и грустноИ последовала за парнем.Вот и все – ничего не случилось,Просто шел по улице парень,Пил повсюду воду с сиропом,А за парнем шагала лошадь…Это странное стихотвореньеПосвящается нам с тобою.Мы с тобой в чудеса не верим,Оттого их у нас не бывает…Между второй пол. 1957 и 1959

Полуфабрикаты

Продажа полуфабрикатов —Полусупов, полусалатов,Полуцыплят, полукотлет.За пять минут готов обед.Удобство. Малые расходы.Освобожденье женских рук.Белки, жиры и углеводыСогласно правилам наук.Иду. И веку не перечу.Иду, и толпы мне навстречу —Полубогов, полулюдей,Полумужчин, полудетей,Полумерзавцев, полушлюх,Полудевиц, полустарух, —В полупальто, в полусапожках,И, зябко запахнув полу,С полуулыбкою сторожкойОни уходят в полумглу.Удобство! Малые расходы!На башне полунощный звон.Дома плывут, как пароходы,Из полуяви в полусон.Иду в полночной тишине,И дико мечутся во мнеПолуидеи, полустрасти,Полунадежда, полусчастье,Полувражда, полупечаль,Полулюбовь, полуудача.Иду, в карманы руки пряча,И пахнет рыбою февраль…1958–1959

Старик

Старик с мороза вносит в домОхапку дров продрогших.В сенях, о кадку звякнув льдом,Возьмет железный ковшик;Водой наполнит чугунок,Подбросит в печь полешки.И станет щелкать огонекКаленые орешки.Потом старик найдет очки,Подсядет ближе к свету,Возьмет, как любят старики,Вчерашнюю газету.И станет медленно читатьИ разбираться в смысле,И все событья сочетатьВ особенные мысли.1959?

Наташа

Неужто девушке НаташеНесладко жить в родной стране?Чего ей мало? Хлеба? Каши?Да нет, достаточно вполне.Ей сладок хлеб, и сон ей сладок,И дом ей мил, и сад ей мил.Мила ей стопочка тетрадокИ столик с пятнами чернил.Милы искусственные розыИ свист запечного сверчка.А после первого морозаРябина горькая сладка.А эти танцы в воскресеньеВ соседнем клубе заводском!И провожанье, и веселье,Запорошенное снежком!Милы ей складки юбки чиннойИ новенькие башмачки.И сладок приступ беспричиннойИ обещающей тоски.Ей мило все на белом светеИ все имеет свой резон…А мы! А мы уже не дети,Нам горек хлеб. И труден сон.Я с ней беседую часами,И мне не хочется стареть,Когда учусь ее глазамиНа мир доверчиво смотреть.1959 или начало 1960

Я вышел ночью на Ордынку

А(нне) А(хматовой)

Я вышел ночью на Ордынку.Играла скрипка под сурдинку.Откуда скрипка в этот час —Далеко за полночь, далекоОт запада и до востока —Откуда музыка у нас?1960

Над Невой

Весь город в плавных разворотах,И лишь подчеркивает дальВ проспектах, арках и воротахКлассическая вертикаль.И все дворцы, ограды, зданья,И эти львы, и этот коньВидны, как бы для любованьяПоставленные на ладонь.И плавно прилегают водыК седым гранитам городским —Большие замыслы природыК великим замыслам людским.1961

Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал

Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал.Я любил, размышлял, воевал.Кое-где побывал, кое-что повидал,Иногда и счастливым бывал.Гнев меня обошел, миновала стрела,А от пули – два малых следа.И беда отлетала, как капля с крыла,Как вода, расступалась беда.Взял один перевал, одолею второй,Хоть тяжел мой заплечный мешок.Что же там – за горой? Что же там – под горой?От высот побелел мой висок.Сорок лет. Где-то будет последний привал?Где прервется моя колея?Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал.И не допита чаша сия.1960–1961

Заболоцкий в Тарусе

Мы оба сидим над Окою,Мы оба глядим на зарю.Напрасно его беспокою,Напрасно я с ним говорю!Я знаю, что он умирает,И он это чувствует сам,И память свою умеряет,Прислушиваясь к голосам,Присматриваясь, как к находке,К всему, что шумит и живет…А девочка-дочка на лодкеДалеко-далеко плывет.Он смотрит умно и степенноНа мерные взмахи весла…Но вдруг, словно сталь из мартена,По руслу заря потекла.Он вздрогнул… А может, не вздрогнул,А просто на миг прерваласьИ вдруг превратилась в тревогуМеж нами возникшая связь.Вдруг понял я тайную повесть,Сокрытую в этой судьбе,Его непомерную совесть,Его беспощадность к себе,И то, что он мучает близких,А нежность дарует стихам…На соснах, как на обелисках,Последний закат полыхал.Так вот они – наши удачи,Поэзии польза и прок!..– А я не сторонник чудачеств, —Сказал он и спичку зажег.1958–1961