Ты - наша

Ведь я ни в чем не виновата, и пусть я грешница, но я хочу жить!

Я бежала, четко зная, что обрубаю все концы, что назад пути нет.

И что Бог мне не поможет, ведь я так его разочаровала, нарушив несколько основных заповедей.

И пусть!

Главное, чтоб не мешал, а помогать мне не надо!

Сама справлюсь!

37

Телефон все трезвонит, и я, не выдержав Маринкиного взгляда, все-таки ставлю его на беззвучку.

— Может, поговоришь? — спрашивает Маринка.

И я знаю, что ей отнюдь не человеколюбие движет. Просто концерта боится. Утреннего, послезавтрашнего. Было такое уже пару раз.

— Потом, — коротко отвечаю ей и снова углубляюсь в книгу.

В понедельник тест по основам психологии, надо хоть чуть-чуть подучить. А то выкинут меня из общаги за неуспеваемость…

Это, кстати, с некоторых пор мой самый кошмарный кошмар. Хотя, говорят, что первокурсники от него не страдают по одной простой причине: до первой сессии они просто не в курсе, что это такое.

Я, например, после сдачи ЕГЭ, была четко уверена, что мне теперь все нипочем, самое страшное уже позади. Вот только парни из группы, когда я такое им задвинула в перерыве между репетициями, долго ржали… И потом пытались мне объяснить, недалекой дурочке, что я вообще не представляю, что такое — реально страшные вещи. Ну и ничего, скоро узнаю… И рожи строили зловещие, когда я пыталась прояснить, о чем это они, собственно.

Несмотря на всю самоуверенность, напрячь им меня удалось, так что от учебы я не отлынивала. Много занималась по основным предметам, сократила количество допов, ушла из хора, все свободное время посвящая репетициям. Расставила приоритеты, как говорится.

— Слушай, — Маринка косится на бесконечно мигающий телефон, — поговори все же. Я не хочу утром крышами от твоей мамаши уходить.

Вздыхаю, откладываю книгу, тянусь к телефону.

— Да.

— Ты где ходишь? — как всегда, прямо с претензий и давления, начинает мама, — вечер субботы!

— Занимаюсь, — коротко отвечаю я.

— А чего трубку не берешь?

— Занимаюсь потому что.

— Сегодня все собрались, в молельном доме, о тебе спрашивали…

— И что?

— И ничего! Хамка! Родителей позоришь!

— Трубку положу.

— Попробуй только! Я к участковому пойду! Заявление напишу на тебя!

— И что тебе тогда в общине скажут?

Мама замолкает, осознав, что сама себя загнала в ловушку. Она больше всего опасается, что в общине пойдут слухи обо мне. Неприятные.

Собственно, именно из-за этого страха у меня и получается манипулировать родителями, не ссорясь с ними окончательно, до мертвой тишины в эфире. Не готова я к такому оказалась, слабая привязчивая дурочка…

— Ладно… — сменяет гнев на милость мама, — приходи завтра, я пирогов…

— Я не могу, — тут же открещиваюсь я, — мне к зачету готовиться.

— Ну прямо на пару часов вырваться не можешь!

— Не могу. Давай на следующие выходные.

— Ну вот что ты за дочь такая? Неблагодарная…

— Пока, мам.

Я кладу трубку, смотрю на Маринку, она поднимает вверх большой палец:

— Отлично. Теперь есть надежда, что в понедельник мы ее у ворот универа не встретим.

Вздыхаю.

Да, сепарация от родителей проходит туго.

Они, понятное дело, даже слов таких не знают и по-простому считают меня неблагодарной тварью и хамкой. Но мне с некоторых пор все равно, хотя внутри все-таки что-то ноет.

Это как в далеком детстве, когда ужасно хочется получить похвалу от мамы, стараешься что-то сделать для нее, чем-то порадовать. Хорошей учебой, поделкой к школьной ярмарке, изящно вышитым фартуком, подарком к Новому году… А мама сухо кивает в ответ на все твои попытки. И так неприятно, так колет сердце почему-то.

И теперь…

Я взрослая.

Я сознательно ушла от родителей, потому что они переступили черту.

Я не вернусь к ним никогда.

Но почему-то осознание, что они считают меня плохой… Колет.

Надо с этим разбираться, но пока я не могу.

Затолкала обиду и дурацкие детские ожидания в самый дальний угол мозга, переключилась на свою новую жизнь. Может, она меня вылечит?

Может, когда я начну получать одни пятерки, когда диплом красный получу, стану знаменитой певицей, мама и папа, наконец, поймут, что были неправы? И посмотрят на меня по-другому?

Маринка подхватывает со стола красное яблоко, с хрустом вгрызается в него, так жадно, что я невольно сглатываю и тянусь за вторым яблоком, с удовольствием кусая и чуть ли не постанывая от удовольствия.

— М-м-м-м… Супер… — закатывает глаза Маринка, — кто бы ни был тот парень, что прислал яблоки, он, определенно, угадал…

— А почему ты думаешь, что это был именно парень?

Корзина с яблоками появилась сегодня утром у порога нашей комнаты. Без записок и опознавательных знаков. Вполне возможно, что даже перепутали и это не нам… Но в большом доме клювом не щелкают, потому мы с Маринкой скоренько затащили неожиданный подарок в комнату и растрясли его. И вот теперь нахально поедаем вкуснейшие яблоки. Груши и персики уже уничтожены.

— А кто еще? Не девчонка же, — смеется Маринка, — кто-то из твоих хвостов, определенно!

— Ну прямо, — смущаюсь я, не в силах представить, кто это может быть. Камень далеко. Ребята из группы не настолько мной увлечены, они Камня боятся… А кто еще? — А может, из твоих?

— Не-е-е… — Маринка грустнеет, откладывает яблоко, и я чувствую неловкость, потому что невольно затронула больную тему.

Подруга поругалась со своим парнем, Тигром. И вот уже вторую неделю они не общаются.

А все потому, что Маринка засекла его в инсте другой девчонки. С голым торсом и волосатой лапой на заднице этой самой девчонки.

Ох, беда была…

Неделю Маринка убивалась, и вот только пару дней, как в себя пришла. И тут я случайно напомнила…

— Блин, Марин… — откладываю яблоко, пересаживаюсь к ней, обнимаю, и подруга принимается подвывать мне в грудь:

— Сво-о-оло-о-очь… О-о-ой… Он сегодня с ней опять… В том самом рестике… А-а-а… Как будто ничего не было-о-о…

Я глажу ее по голове, что-то утешительное бормочу, понимая, что слова тут бессильны.