Ты вернешься
Шрифт:
Невыносимая боль исказила черты Ондхон, губы ее задрожали, отчаянным усилием сдержав слезы, она прошептала еле слышно:
– Я не знала точно... Я боялась тогда, что он попадет в плен. Что же теперь делать, Владыка?..
Ульмо взглянул на нее с жалостью и сочувствием, но ответ его был суров:
– Ничего. Точнее, продолжай делать то, что всегда. А Финарато предоставь его судьбе. Сейчас ты ничем не сможешь ему помочь, а если опять вмешаешься, сделаешь только хуже. Еще усилишь следующий удар. Я вижу, о чем ты думаешь: не надейся спрятать его, принять на себя Жребий тоже не получится. Тебе придется смириться.
– О, Владыка, я все понимаю. Но когда это касается самого близкого существа, это просто невыносимо!.. Невозможно выдержать!.. О, Эру!
– голос ее срывался - Видеть, как моего любимого... Мое дитя пытают...
– закричала Ондхон, прижимая руки к груди. Как подкошенная, упала она на землю и разрыдалась. Ульмо накрыл ее пеленой непроницаемого тумана, спрятал от всех, давая выплакаться, излить свое горе подальше от недобрых глаз.
– Ты сможешь, дитя, ты все выдержишь. Уж я-то знаю. Тебе придется выдержать.
* * *
Финарато чувствовал, как в душе его все больше сгущается мрак. Никаких видимых причин для этого не было, но непонятная тревога и тоска одолевали его. Конечно, хорошего в мире было мало. Саурон захватил Минас-Тириф, и Ородрефу с его отрядом пришлось бежать к брату в Наргофронд. Целегорм и Куруфин по-прежнему жили во владениях Финарато и потихоньку вербовали себе сторонников, не стесняясь в методах. Война не прекращалась ни на день, орки свободно бродили по всем землям, нападая и грабя везде, где могли. Королевства Нолдор были отрезаны друг от друга, вести доходили с трудом, а лучший друг Турукано вообще затерялся где-то в горах и никто ничего о нем не знал. Самым грустным было то, что Ондхон почти перестала отвечать на вечерний сигнал Финарато. Какой отрадой для него в течение этих двух лет было краткое соприкосновение их феар под лучами вечерней звезды! Все горести и заботы исчезали в этот миг, душа наполнялась светом, появлялись новые силы. Но Ондхон вдруг перестала отвечать регулярно, проходили недели, месяцы, редко-редко долетал ее зов, и опять она пропадала надолго. Финарато не знал, что и думать. Неизвестность мучает хуже всего. И не с кем поделиться этой тревогой. Король всегда одинок.
А годы шли...
В Наргофронде, как и в любом дворце нолдор, тоже был Каминный зал, где жители подземного города собирались послушать певцов и сказителей, своих и приходящих, побеседовать и вспомнить благословенные дни. Финарато раньше очень любил эти вечерние посиделки, своим гостям он всегда предлагал спеть что-нибудь новенькое, незнакомое его народу, нередко, особенно возвращаясь из своих странствий, сам развлекал слушателей новыми песнями. Но вот уже почти десять лет чудесный голос короля не звучал под этими сводами, где каждая колонна помнила резец Финарато, где узоры, с любовью выведенные им, уводили память в благословенный край...
Однажды вечером Финарато сидел в кресле около камина, отблески пламени пробегали по его печальному лицу, очертания зала терялись во мраке. Певцы сменяли друг друга. Финарато думал об Ойорандель. Вот уже несколько месяцев от нее не было ни одного сигнала, скудные вести, долетавшие из других земель, ничего не говорили о ней. Откуда же было знать Финарато, что стоило Ондхон бросить в пространство короткий зов, как в тот же миг туда, откуда был послан сигнал, бросались сотни Сауроновых прислужников, и ей приходилось поспешно скрываться или сражаться с ними. Лишь иногда она умудрялась отправить сигнал во время стремительного полета на дальнее расстояние в облике орлицы, но при этом теряла столько сил, что часто позволить себе такое просто не могла. Этим вечером, при появлении первой звезды, Финарато вновь и вновь звал Ондхон, но, как обычно, не получал ответа, и ему вдруг стало так горько и одиноко, что он не мог больше оставаться один в своих покоях и отправился в Каминный зал, в надежде хоть немного развеяться. Прекрасная дева запела бесконечно грустную песню о своем возлюбленном, сгинувшем на проклятом севере. Печаль этой нежной песни вдруг задела в душе Финарато те струны, что превращают боль и тоску в музыку. Он взял арфу, и полилась невыразимо прекрасная мелодия, полная любви и печали:
Были мы с тобой счастливыми,
Мы друг друга так любили!
Будто птицы легкокрылые,
В небесах вдвоем парили...
Но недолго так летали мы,
Вдруг разбилось в одночасье
Наше хрупкое, хрустальное,
Наше призрачное счастье...
Стало черной тучей облако,
Закружила злая вьюга,
Одиноко, пусто, холодно
На земле нам друг без друга!
И без наших песен солнечных
Холоднее
стало лето.А мой Зов, любви исполненный,
Вновь остался без ответа...
Почему судьба жестокая
Нас разлукой наказала?
Почему весна далекая
Так для нас и не настала?
Сила и красота этой песни была такова, что, казалось, она заполнила весь зал, хлынула наружу и поднялась до самого неба. Ондхон услышала Зов Финарато, вплетенный в дивную мелодию, и этот крик перевернул ее душу. Забыв обо всем на свете, она бросила себя в стремительный, на грани возможного, полет, за несколько мгновений домчалась до Наргофронда и рухнула, задыхаясь от боли, на противоположном от города берегу реки. Долго лежала она в прибрежных камнях, глядя на далекую крепость, разрываясь между отчаянным желанием увидеть Финарато хоть на миг и пониманием, что опять нарушает все мыслимые запреты, идет против Судьбы. Ондхон чувствовала, что ему плохо, понимала, что, оставляя без ответа Зов, вселяет в него лишнюю тревогу. "Приду к нему совсем ненадолго!
– решилась вдруг она, - тайно, в облике стайки летучих мышей. Просто поддержу хоть немного!" И рванулась через реку.
Финарато стоял у окна, глядя в непроницаемую темноту. Вечер, проведенный в Каминном зале, не помог развеять тоску. Мрачные мысли одолевали с новой силой. Финарато думал о своих сородичах - как они оказались нестойки против зла! Медленно, но верно исчезали в их душах благородство и верность, отзывчивость и доброта. Не все, конечно, одинаково поддаются Тени, но Финарато ясно видел, что постоянный страх многих лишает стойкости, а Целегорм и Куруфин внушают его подданным эгоистичные и подлые мысли.
Холодный осенний дождь усиливал мрачное настроение. Финарато думал об отце и матери, о тех немногих друзьях, что остались в Амане, о юной золотоволосой девушке, рука об руку с которой бродил когда-то по полям и лесам Валинора... Как все это немыслимо далеко! Время и расстояние создали непреодолимую преграду между ним и прежней жизнью. Да, в Амане все осталось неизменным, но Финарато сознавал, что самому ему никогда не стать прежним. Даже если изгнанники когда-либо вернутся, груз памяти о смертных землях станет барьером между теми, кто всегда оставался в Благословенном Крае и теми, кто много лет соприкасался со смертью. Финарато подумал, что Ойорандель могла бы понять его, она не раз возвращалась из Среднеземья в Аман. Как она сейчас нужна ему! Неунывающая, уверенная в себе, Ондхон быстро развеяла бы все сомнения. Но ее нет, она неизвестно где и почему-то не отвечает на сигналы, хотя обещала... Финарато вдруг почувствовал, что глаза наполняются слезами. "Ну где же тебя носит?!"
На балконе вдруг мелькнула тень, занавесь отдернулась и в комнату шагнула...
– Ойорандель!!!
– закричал он и рванулся к ней. Обнял изо всех сил, зарылся лицом в волосы, весь дрожа.
– Финарато, родной мой! Тише! Хороший мой, ну успокойся пожалуйста! Никто не должен узнать, что я пришла, а то плохо будет!
– Почему же ты так долго не приходила? Почему не отвечала? Я ждал, ждал...
– Не могла я отвечать, Гортаур на меня охоту развернул. Я же рассказывала тебе о Галлуинэль, говорила, что он отомстить захочет. Так вот, он сумел запеленговать наши сигналы и стал вычислять меня по ним. Хорошо, что ты находишься в надежной крепости, а то Саурон обязательно бы и на тебя напал. Родной мой, я же чувствовала, что тебе плохо, а сделать ничего не могла! Почему ты так загрустил? Что с тобой происходит?
Финарато посмотрел на нее долгим взглядом. Видеть Ондхон, ощущать ее руки в своих - и сразу становится легче.
– Я и сам не знаю, что со мной. Пусто, холодно, одиноко... Как будто давит что-то, и никак от этого не избавиться. Я заперт в крепости, не могу, как раньше, сесть на коня и уехать, куда глаза глядят. Везде враги, везде война. А мой народ! Не понимаю, почему они так меняются. Многие стали трусливыми эгоистами, не хотят никому помогать, всех пришельцев считают врагами, даже бывших пленников, бежавших из Ангбанда и тайными тропами добравшихся домой, считают шпионами и изгоняют. Все больше моих подданных попадает под влияние сыновей Феанора, а те склоняют их к подлости и предательству. Я не знаю, что ждет нас дальше, но чувствую, что ничего хорошего. Я так устал, Рани! Так хочется увидеть отца и маму! Последнее время я чувствую, что очень соскучился по ним, страшно подумать, сколько лет я уже не видел родителей.