Ты вернешься

Слезы снова наполнили его глаза. Ондхон сжимала его руки в своих.

– Финарато, мальчик мой, ну не плачь! Это Тень, родной. Та самая тьма, что родилась в час гибели Древ. Тьма, насылаемая Морготом, кажется не пустотой, а живой тварью, она владеет мощью входить в сердце и душу и покорять волю. Но даже эта тьма не вечна и не вечна разлука, все проходит на свете. Все когда-нибудь наладится, по-другому и быть не может! Главное, не терять Эстель. Ты веришь мне?

Финарато смотрел на нее, улыбаясь дрожащими губами, а слезы переполняли глаза, повисали на ресницах, скатывались на щеки.

– Ну вот, опять слезки на колесиках!
– прошептала, улыбаясь, Ондхон и прижала Финарато к себе. Он уткнулся в ее волосы и заплакал, как ребенок, не стесняясь и не сдерживаясь, зная, что только ей можно полностью открыть душу, что только Ондхон понимает его до конца и принимает таким, как есть, со всеми слабостями и сомнениями. Никогда у него не получалось ничего скрыть от нее, она видела его насквозь, но никогда не осуждала, не пыталась его изменить, не ждала большего. Финарато знал, что ближе Ондхон у него никого нет. Если бы только она не уходила!

Потом они сидели, обнявшись, у очага, ночь текла вокруг них, а они мечтали лишь о том, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Приблизился рассвет. Ондхон вдруг тихонько запела:

Песню я сочиню,

Ты ее пропоешь.

И развеются тучи,

И кончится дождь,

Солнце вспыхнет

И холод навеки уйдет,

И откроются двери,

Где счастье нас ждет!

Ты в те двери шагни -

Там иные края,

Есть там маленький домик,

В нем ждать буду я.

Взявшись за руки, мы

Глянем вдаль из окна.

Ночь к нам в гости придет,

Будет доброй она.

Разожжем мы очаг,

Посидим у огня,

Я спою для тебя,

Ну а ты - для меня.

Песню ты сочинишь,

Я ее пропою,

Скоро встретимся мы

В том волшебном краю!

– Рани, я не хочу ни в какие волшебные края!
– шептал Финарато, прижимаясь щекой к ее плечу, - мне так хорошо здесь, в моей крепости, в этой маленькой комнате с очагом, когда ты рядом.

– Мне пора, Финарато.

– Рани!!! Ты уже уходишь?! Но почему так скоро?!

– Финарато, родной мой, ничего на свете я так не хочу, как остаться здесь с тобой и никогда ни на миг не расставаться! Но я не могу! Поверь! Я не имею права сейчас рассказать тебе ничего, просто поверь мне, пожалуйста, что так нужно!

– "Так нужно!" Всегда я слышу эти слова, всегда долг для тебя превыше всего, а как же сердце? Если оно кричит: "НЕТ!"

Лицо Ондхон вдруг судорожно исказилось, в глазах вспыхнула такая боль, что Финарато стало страшно.

– Ну как ты можешь так говорить?! Ты думаешь, я ничего не чувствую?! Думаешь, я не помню эти две недели?! Я вообще не должна была приходить к тебе ни в коем случае! Я опять пошла против Судьбы и теперь не знаю, чем это обернется. Пойми, мы все в тенетах рока, и нам не вырваться из них никакими силами. Все, что мы можем - это достойно встретить свою Судьбу и не сломаться, не пасть до низости и предательства. Финарато, я люблю тебя больше всех на свете, всю кровь по капле я отдала бы, чтобы защитить тебя, вырвать из этого проклятого Жребия, но я здесь бессильна. Рок уже у дверей!

Ондхон вдруг сжала Финарато в объятьях с неистовой силой, потом, крепко держа его руки, посмотрела в глаза долгим взглядом, будто хотела перелить всю свою душу.

В двери королевских покоев вдруг постучали. Финарато оглянулся. В тот же миг Ондхон рванулась на балкон и исчезла. А из-за дверей доносились голоса:

– Государь, государь! Здесь пришел человек! У него ваше кольцо, государь! Он говорит, что у него дело необычайной важности!

Увидев Берена, Финарато сразу узнал его. Он не нуждался в кольце, чтобы вспомнить о роде Беора и о Барахире. С изумлением и тревогой слушал он повесть Берена и понимал, что, как когда-то предсказывал он Галадриэли, данная им клятва теперь ведет его к смерти. Понял он, что Ондхон знала обо всем и приходила попрощаться. Прозрение снизошло вдруг на него, и понял он все, о чем промолчала Ойорандель. Ясно, всем своим существом почувствовал, что такое Жребий Нолдор - что всем им придется пройти через горечь потерь, боль и смерть, и счастливы те, кому доведется умереть раньше других. Можно было рассуждать философски о секретах бытия, о падении Нолдор, наказании и прощении, но как же больно, когда это вплотную коснется тебя и твоих близких! Прозрение показало Финарато смысл судьбы Феанора и его сыновей: им суждено пасть на самое дно, предавать, убивать своих братьев, совершать низкие и подлые поступки, а Феанор, лишенный тела, запертый в Мандосе, будет видеть это, узнавать обо всем и не сможет пальцем шевельнуть, чтобы что-то изменить, помочь своим детям, хотя бы предостеречь их.

Его душу охватило странное спокойствие, тоска и сомнения исчезли, пришла твердая уверенность, как нужно поступить. Вспоминая слова Ондхон, что надо суметь достойно встретить свою судьбу, Финарато думал о том, как исполнить невыполнимую клятву, но защитить свой народ. Вести войско Наргофронда на Ангбанд - безумие. Финарато сделал так, чтобы ему пришлось отречься и уйти одному.

Судьба не промахнулась и столкнула Короля с Сауроном. Обмануть Повелителя Лжи не удалось, сдаваться без боя, пусть даже безнадежного, Финарато не собирался и вступил с Гортауром в поединок.

Когда-то в Амане Ондхон обучала юного Финарато песням могущества. В свое последнее возвращение, предчувствуя Затмение Валинора и Исход Нолдор, она уводила своего ученика на долгие прогулки по Эльдамару. Вдалеке от посторонних глаз она проверяла, чему он успел научиться самостоятельно, затем показывала, как можно заставить песню зазвучать в резонансе со Струнами Мира, и какую силу, созидательную или разрушительную, приобретает в этом случае простая мелодия. Как потрясли тогда юношу открывшиеся возможности! Ондхон смеялась, наблюдая, как ее ученик забавляется обретенной мощью, но неустанно повторяла, что с большой силой надо быть осторожным, чтобы никому не навредить.

Песнь могущества Финарато поднималась все выше, щедро вливал он в нее все свои силы, все чистое и светлое, что хранилось в памяти, не боясь ни поражения, ни смерти. Но вдруг память коварно подбросила ему видение резни в Альквалондэ, кровь и огонь, сверкание безжалостных клинков, стоны и плач... Голос короля дрогнул, Саурон мгновенно воспользовался этим и нанес удар. Очнулся Финарато уже в темнице, закованный в цепи.

Непроницаемый мрак. Подземная тюрьма крепости Минас-Тириф вырыта была Сауроном и устроена со знанием дела. Ни один лучик света не проникал туда, казалось, сами стены давят на сердце, гасят мысли и чувства, убивают волю к сопротивлению. Бежать невозможно. Чудовищный волк-оборотень пожирает его верных спутников одного за другим. И Финарато, чтобы спастись от черного отчаяния, вновь и вновь обращается мыслями к благим дням Валинора.

* * *

Арафинвэ с семьей жил в то время в Альквалондэ. У Финарато тогда уже было трое братьев и маленькая сестра. Страсть к путешествиям захватила тогда Финарато. Постоянно он отправлялся то на парусной лодке вдоль берегов Амана, то верхом по полям и лесам, то просто бродил пешком вдалеке от обитаемых мест. Однажды он забрел далеко на север. Густые хвойные леса подходили здесь к самым Пелорам, скальные выступы и разломы во множестве пересекали этот край. Здесь никто не жил, только рудознатцы забредали иногда в поисках полезных ископаемых. Финарато сидел на камне, глубоко задумавшись. На много миль вокруг не было ни души. Финарато думал об Ондхон, как давно она не появлялась в Валиноре, как многому он успел научиться в ее отсутствие и хорошо бы теперь продолжить обучение под ее руководством. Финарато вдруг захотелось петь и он начал сочинять песню, посвященную Ойорандель. В песне он звал ее вернуться, рассказывал, как соскучился, как хорошо было бы побродить вдвоем по благословенному краю. Он знал, что никто не сможет его услышать и, без ложного смущения, вкладывал в песню свои тайные мысли и чувства. Мелодия лилась легко и свободно, и вдруг он увидел меж деревьев женскую фигурку. Она стояла неподвижно, только ветер шевелил ее одежды и волосы. Финарато замер, он решил, что на него снизошел дар великих певцов, коим дано было увидеть воочию то, о чем они поют. Но видение и не думало исчезать. Женщина смотрела на него ласково и грустно, затем слабо улыбнулась и окликнула: