Тысяча Имен

— С вашего позволения, — негромко проговорил Графф, — вы уверены, что это хорошая идея? На причале нам негде будет укрыться. Парни готовы на все, но в перестрелке залпами против четырех рот мы долго не продержимся.

Винтер кивнула.

— Бобби, пойдешь со мной. Поглядим, что можно придумать.

— На себя! — гаркнул Фолсом, и его могучий рык эхом заметался между баржами. — Раз–два, взяли!

И первым со всей силы налег на веревку. Мышцы на руках его вздулись, точно крученые канаты. Два десятка солдат позади него последовали этому примеру, и баржа, надсадно заскрипев, рывком продвинулась вверх по берегу еще на один шаг. Корма ее выползла из воды, роняя в реку вязкие комья бурой грязи.

Винтер стояла на дальнем конце каменного пирса, где разместили раненых. Их было трое: двоим досталось от пуль, пробивших стены хижин, за которыми они укрывались, а третий, бедолага–новобранец, не заметив осечки, в спешке вторично зарядил мушкет. Двойным зарядом пороха разорвало ствол и превратило пол–лица солдата в кровавое месиво. Тут же лежал единственный убитый — рядовой, которому пуля, угодившая в дверной проем, снесла верхнюю часть головы.

Убитого прикрыли брезентом, а над ранеными хлопотал капрал Графф. Потери хандараев подсчитывать не стали, однако Винтер на глаз прикинула, что на поле боя осталось свыше восьми десятков убитых — и это не считая тех, кого отступавшие унесли с собой. Для соотношения сил пятьдесят против двухсот результат был, говоря военным языком, удовлетворительный, но Винтер, стоя возле юноши, почти мальчика, которому распахало лицо взрывом мушкета, не могла отделаться от чувства, что они потерпели поражение.

Чтобы отвлечься от этой мысли, она стала смотреть на реку. Солнце поднялось уже высоко, утренний туман развеялся бесследно, но, если от дальнего берега и шли сюда баржи, Винтер их разглядеть не могла. Бобби, стоявший рядом, словно прочел ее мысли.

— Еще не меньше часа, сэр, — сказал он.

Винтер кивнула и отвернулась от реки. Взгляд ее упал на солдата, которому пуля угодила в руку. Графф разорвал на нем нижнюю рубаху, кусками полотна перетянул рану, как бинтом, а чтобы повязка держалась прочнее, замотал в нее крупную щепку. Бобби, проследив за взглядом Винтер, едва заметно вздрогнул.

— Ты сам–то как? — спросила Винтер.

Кусок глины, отбитый пулей, рассек пареньку плечо. Винтер заметила темное влажное пятно на мундире Бобби только после того, как бой уже закончился.

— Пустяки, сэр. Честно.

Графф поднялся и подошел к ним.

— Перкинс оправится, но вот Зейтман, когда мы доставим его к мясникам, скорее всего, останется без руки. Что до Финна… — Капрал искоса глянул на юношу с размозженным лицом. — Все это надо бы очистить, но он, стоит мне дотронуться, кричит как резаный. Его надо бы к настоящему хирургу.

— Ты сделал все, что мог, — отозвалась Винтер. — Ступай прими командование над заряжающими.

Трофейные мушкеты, смазанные и надраенные до блеска, лежали рядком на пристани. Группа солдат методично вычищала стволы и один за другим заряжала мушкеты трофейными же патронами.

На другом конце пирса раздался оглушительный грохот — это команда Фолсома перевернула баржу вверх плоским дном, с которого стекали ручьи мутной воды. Вытянувшись во всю длину, баржа перекрывала пристань и нависала над ней с двух сторон. Винтер намеренно выбрала именно эту баржу — из прочного с виду дерева и с бортами в четыре–пять футов высотой. Борта, скорее всего, станут преградой для пуль, по крайней мере выпущенных издалека, и хотя бы ненадолго задержат штыковую атаку. Вкупе с лодками, пришвартованными к пристани со всех сторон, перевернутая баржа послужит более–менее пристойным укрытием от огня с берега. На большее Винтер, учитывая все обстоятельства, и надеяться не могла.

Финн коснулся кровавого месива, из которого торчали осколки металла, и у него вырвался хриплый вскрик. Бобби вздрогнул как ужаленный. Винтер положила руку ему на плечо и увлекла за собой — назад к баррикаде, подальше от импровизированного лазарета.

— Сэр? — В голосе Бобби прозвучала робость. — Я не то чтобы… просто… можно вас кое о чем попросить?

— Попросить?

Бобби остановился. И продолжил так тихо, что никто, кроме Винтер, не мог его услышать:

— Если мне случится… если меня подстрелят… знаете, как бывает…

— Прекрати! — отрезала Винтер. — Всякий знает, что вслух говорить об этом — все равно что напрашиваться. Всевышний обожает иронию.

Бобби передернуло.

— Прошу прощенья, сэр, но это и правда важно. Если… в общем, то самое… вы могли бы мне кое–что пообещать?

— Возможно, — сказала Винтер.

— Не отдавайте меня мясникам! — выпалил Бобби. — Пожалуйста! Лучше вы сами.

— Я не врач.

— Тогда… пускай Графф или кто–то другой, кому вы доверяете, но только не к мясникам! — Паренек взглянул на Винтер, и на его юном лице отразилось отчаяние. — Можно?

В таких случаях Винтер обычно сразу давала слово, а потом при необходимости его так же легко нарушала. Многие солдаты боялись попасть в руки полевых хирургов. Этот страх был естественен для тех, кто хоть раз побывал в лазарете или видел, как сослуживцы покидают его без руки или ноги. Винтер и сама не питала особой любви к медикам. И все же, если бы ей довелось попасть в такое положение, она, скорее всего, предпочла бы жить калекой, чем медленно и мучительно умирать от загноившейся раны.

В обычных обстоятельствах она сочла бы просьбу Бобби заурядной нервозностью перед боем — страхами, о которых он назавтра бы и думать забыл, — однако сейчас в глазах капрала была такая неподдельная тревога, что Винтер насторожилась.

— Графф тоже не настоящий врач, — сказала она, тщательно подбирая слова и пристально следя за лицом Бобби. — Давай–ка начистоту. Если выбор будет такой: либо в лазарет, либо в могилу…

— Лучше умереть, — перебил Бобби. — Обещаете?

Мгновение поколебавшись, Винтер кивнула:

— Да, обещаю. Но и ты уж, будь добр, не подставляйся под пулю, а то я не представляю, как потом объясняться с Фолсомом и Граффом.

Бобби неуверенно хихикнул. Винтер прикидывала, как бы развеять охватившее их мрачное настроение, однако ломать голову не пришлось. Со стороны баррикады раздался выстрел, а вслед за ним крик: «Аскеры!» В один миг на пристани воцарилась суматоха. Винтер услышала зычный рев Фолсома, — перекрывая галдеж, капрал командовал построение.

Она еще раз хлопнула Бобби по плечу и торопливо протолкалась к покатому боку перевернутой баржи, плоское дно которой к центру слегка поднималось, образуя небольшой киль, однако это не мешало обзору. Винтер увидела, как Графф распекает солдата, держащего в руках дымящийся мушкет.

Стало быть, все не так плохо, как она опасалась. Глянув вперед, на пристань, огражденную с двух сторон лодками, и на деревню, Винтер не обнаружила никаких признаков врага. Она отозвала Граффа в сторону и потребовала доложить о происшедшем.

— Оплошка вышла, сэр. Он не должен был стрелять.

— Ложная тревога? — с надеждой уточнила Винтер. Чем позже появятся здесь аскеры Хтобы, тем меньше седьмой роте придется ждать прибытия основных сил.

— Нет, сэр, не ложная, да только их оказалось немного. Я разглядел троих, но, может, была еще парочка. Прятались за домами, вроде как подкрадывались. Ферстейн пальнул наугад, и они бросились наутек.

— Значит, разведчики. — Винтер прикусила губу. — Теперь их командир знает, что в деревне нас нет и мы забаррикадировались на пристани. Может быть, ему не известно, что мы ждем переправы всего полка. Возможно, он ожидает собственных подкреплений.