Тысяча осколков тебя

— Жду не дождусь это увидеть, — Пол улыбнулся, потом стер выражение с лица, боясь, что нас могут увидеть и наш секрет будет раскрыт.

Я ворочаюсь и мечусь на койке. Кажется, мне больше никогда не будет снова тепло. Как будто, я больше никогда не познаю спокойствие и безопасность прошлой ночи. Как будто я больше не познаю себя так же истинно, как в объятиях Пола прошлой ночью.

Наконец, я засыпаю, но сплю беспокойно. Ко времени моего пробуждения Пол уже отбыл с другими солдатами из своего полка. Хотя моя первая мысль о том, чтобы провести день с папой, я знаю, что ему нужно сосредоточиться.

Владимир совершенно неожиданным образом отвлекает меня.

— Письмо для тебя, — говорит он, хмурясь на конверт у себя в руке. — Мы получили пакет с почтой из Санкт-Петербурга. Похоже, твой странный парижский корреспондент вернулся.

"Тео!"

Я забираю пакет из рук Владимира, который посмеивается от моего нетерпения. Я быстро разворачиваю толстую бумагу и вижу каракули Тео, которые выглядят еще хуже в подтеках и кляксах от чернил:

"Маргарет,

Я получил письмо сегодня утром..."

Какой датой оно подписано? За несколько дней до Рождества. Я написала ему почти за неделю до этого. Сообщение здесь передвигается ползком. Я никогда больше не буду жаловаться на 3G-соединение.

"...и стал тебе писать сразу же после того, как перестал сходить с ума. Я не знаю, что сказал тебе Пол в Лондоне и мне всё равно. У нас нет фактов, и до тех пор, пока у нас их не будет, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЕМУ ДОВЕРЯТЬ. Держись на расстоянии. Ты говоришь, что он не помнит, кто он, но факт, что этот парень — твой телохранитель, и стоит рядом с тобой каждый день с ружьем? Это плохо. (Или у него байонет или сабля, или что у них там. Чем бы это ни было, я не хочу, чтобы оно было рядом с тобой.)

Я качаю головой. Он пока не понимает, он не видел лица Пола, когда тот узнал о папиной смерти. И Тео не знает "Лейтенанта Маркова" не понимает, что я никогда не была в большей безопасности, чем с ним.

"Оставим в стороне то, как ты умудрилась упасть и сломать Жар-птицу. Да, Генри из этой вселенной возможно сумеет починить её, но я бы был более доволен, если бы смог взглянуть на неё. Тогда я бы снова смог спать.

Вот что произойдет. Ты достанешь мне визу в Россию, и я сделаю всё, что потребуется, чтобы добраться до тебя. Мне плевать, если придется идти всю дорогу по колено в снегу. Мы должны вытащить тебя отсюда, в целости и сохранности, и нет ничего важнее этого."

У меня перехватывает дыхание, и я пытаюсь стереть с лица чувства, которые выдают меня. Тео принял бы все опасности, которые принял Пол, он бы боролся за меня так же жестоко, так же сильно хотел бы меня защитить. Всё, что я к нему чувствовала, всплывает на поверхность, и мне внезапно так сильно не хватает его, что я едва могу это вынести.

В этом измерении нет CNN. Слышал ли уже Тео о восстании? Сходит ли он с ума от беспокойства, думая, что я ранена или мертва?

"Я сейчас в Высшей школе промышленной физики и химии Парижа. Это достаточно престижно, чтобы можно было выдать меня за лектора, или кого-то кто должен быть в университете, или что-то вроде того. Я снова пойду в Российское Посольство и буду умолять от своего имени. Так или иначе, я скоро снова буду с тобой.

Я втянул тебя в эту передрягу, Мег. Я клянусь тебе, я тебя отсюда вытащу. В этой вселенной нет ничего важнее этого.

Тео."

Я медленно складываю письмо и прижимаю бумагу к груди.

Владимир говорит мягким голосом:

— Я подозреваю, это лучше не упоминать при Царе.

— Пожалуйста, — как будто он когда-нибудь будет сплетничать обо мне. Я протягиваю руку к нему, к единственному старшему брату, которого я когда-либо знала. Владимир не задает вопросов, не важно, гадает ли он, что со мной происходит. Он на моей стороне, не важно, что случится.

Я понимаю, что буду скучать по нему, когда вернусь домой.

Потом мы слышим крики снаружи — не несколько человек, а несколько дюжин. Сотни. Рука Владимира сжимает мою, на секунду мы разделяем опасения, но потом понимаем, что то, что мы слышим — это не паника. Это ликование.

Мы выбегаем из моей палатки и видим, что солдаты подкидывают шапки в воздух и наливают из фляжек водку, чтобы выпить за свою радость.

— Что такое? — кричит Владимир. — Какие новости?

Царь Александр выходит из толпы к нам с широкой улыбкой на лице.

— Верные полки напали на силы моего мятежного брата — Сергей мёртв. И его восстание тоже!

Он присоединяется к восторгам по поводу смерти своего брата. Учитывая, что Сергей тоже пытался нас убить, это может быть справедливо. Всё, о чем я могу думать — о том, что это первый раз, когда я вижу Царя улыбающимся.

Владимир не начинает праздновать, но его облегчение очевидно.

— Что за смелые солдаты прикончили восстание?

Царь, кажется, думает, что это не более чем незначительная деталь, но говорит:

— Батальон Азаренко.

Это значит, что Пол был в сражении.

— Лейтенант Марков — он в порядке? Он не пострадал?

— Откуда я знаю? — Царю Александру уже наскучило разговаривать со своими детьми, когда солдаты готовы чествовать его. — Посмотри отчеты, если хочешь.

Владимир бросает взгляд на меня и сжимает мою руку.

— Пойдем, Маргарита. Я достану для тебя отчеты.

Они оказываются листками бумаги, исписанными от руки, неряшливыми, потому что их отправили прежде, чем успели высохнуть чернила. Я стою в палатке Царя, сжимая бумагу, чтобы разобрать слова. Я читаю что Великий Князь Сергей встретил свою смерть на другом конце байонета. О том, что только девятнадцать верных царю солдат заплатили высшую цену, и Полковник Азаренко среди них. О том, что еще восемь солдат были серьезно ранены.

И я читаю, что один из раненых солдат — Пол.

Глава 18

— Мы не можем ехать побыстрее? — мне стыдно так говорить, потому что лошади стараются изо всех сил, таща сани по сугробам быстрее, чем любой снегокат. Мне кажется, я могу обогнать лошадей только лишь силой одного своего страха за Пола, кажется, сила притяжения иссякнет, и я полечу прямо к нему.

— Успокойся, — говорит папа. Он вызвался отвезти меня, и это счастье. Я не знаю, как смогла бы вынести пребывание с кем-то, кто не знает правды. — Мы будем там через час такими темпами.

— Я знаю. Извини. Просто я...— но что я могу сказать?

Он говорит это вместо меня:

— Просто, ты его любишь, — когда я потрясенно поворачиваюсь к нему, папа просто горестно качает головой. — Я знаю, как выглядит запретная любовь, Маргарита. Я научился узнавать её в глазах твоей матери.

Я обнимаю его руку.

— С ним всё будет хорошо.

— Если лейтенант Марков не выживет, твой Пол тоже умрет?

— Никто точно не знает, но вероятно, что да.

Папа оглядывает меня: