У чёрта на куличках

Животное никак не отреагировало на команду. Струя всё бежала и бежала, опорожняя колоссального размера пузырь. В этом маленьком мирке существовал только хряк и его нужда.

Стоило и Серёже встать рядом, чтобы увидеть виновника торжества, как у него резко заболело в паху. Сложно было сказать, тот ли это был хряк, что убил Владика или нет, но выяснять не было никакого желания. Григорий продолжал махать руками и кричать; свин – мочиться.

– Подонок, я же убью тебя! – крикнул Григорий и схватился за бесхозные вилы. Это был один из тех инструментов, что принёс Бражник, и никто из местных так и не сказал, кому все они принадлежат.

Взвесив снаряд в руке, мужчина метнул острые вилы в огромную задницу. Правильно говорят, что вопль свиней очень громкий, и порой соразмерен с шумом реактивного двигателя… стоя рядом с испуганной, раненной животинкой, складывалось ощущение, что вопит не она, а сигнализация воздушной тревоги. Женщины зажали оглушённые уши, Серёжа поморщился, а Григорий только вошёл в кураж. Хряк прекратил своё умиротворяющее дело и побежал прочь. Возможно он хотел вернуться домой, но к его несчастью, путь пролегал мимо озлобленного Беглова-старшего. Григорий пнул по застрявшим в мясе вилам, и те вырвались из туши свиньи, оставив на той глубокие рваные раны.

– Так тебе и надо, скотина! – крикнул он вслед кровоточащему преступнику. – Нехер мочиться на мои деньги.

В кои-то веки гнев Григория был вымещен не на ком-то из родных. Однако, мало кто был рад такому жестокому исходу. Отец семейства отдышался и сказал, что пойдёт к Бражнику, поскольку того требуют дела. Мария и Вера направились домой, – женщины чувствовали себя слегка уставшими, и не были настроены посещать знакомую бабушку. Серёжа ни разу не увидел на улице лицо Борьки, из-за чего тоже решил вернуться домой.

23 ноября 1988 года, поздний вечер

Григорий пришёл назад в избу около девяти часов вечера. Солнце успело скрыться за видом освещённых горных пиков. С собой отец семейства принёс стойкий и неприятный запах самогона.

– Ну что, семья, нашли мой носок? Я же помню, как кто-то из вас его посеял ещё позапрошлой ночью… Думали забыл? А вот и нет, я всё помню! – Складывалось ощущение, что Григорий с каждым шагом становился всё пьяней и пьяней, поскольку каждый последующий выпад ноги был неряшливее предыдущего.

Серёжа играл с Верой в шашки, пытаясь имитировать фигуры с помощью подручных средств, а Мария убирала остатки ужина со стола.

– Ну давайте, кто сегодня любит папочку? А? Вера, малютка, может ты?.. Где папин носок, Вера?

– Не знаю, папа… – Девочка прекрасно понимала, что в таком настроении расстроить отца можно даже простым сквозняком. Когда она поднимала глаза на Григория, в этих маленьких кружках читался почтенный страх, и, радовало это мужчину или смущало, тяжело было представить.

– Маша?!.

– Я же говорила, Гриша, что не видела твой носок, и никто не видел.

– Не видела она…

– Да, не видела! И ты мог вместо того, чтобы отправляться к Бражнику, остаться дома и найти свой проклятый носок.

– Ах вот ты как?! Я, да к Бражнику! Будто я там шикую и пирую!.. Да я для всех стараюсь, втискиваюсь в доверие, чтобы всё сделать чётко и быстро! А ты, неблагодарная, вместо того, чтобы быть с мужем, и строить из себя красавицу-жену, бежишь прочь, словно последняя с!..

– Съел! – не отрываясь от доски крикнул Серёжа. – Папа, успокойся, пожалуйста. Никто ничего не знает…

Парню легко было назвать отца по имени, ведь они оба привыкли к такому обращению. Когда чувства завладевали им, «папа» всегда само проскакивало мимо.

– Хватит… Верно, давно всё хватит… – Григорий сел на кровать и его взгляд отупел в разы, словно он отключился, но в тот же момент находился в сознании.

Утром он уже не вспомнит эту маленькую сцену, как и аналогичную другим днём. Серёжа даже жалел, что в один такой запоздалый вечер, вместо отца не придёт новость от местного жителя, что Григория, в ходе пьяной потасовки, зарезали.

– А кто это тут у нас такой маленький?! – с неожиданными радостными нотками проговорил Григорий. Все уже начали думать, что тот отрубился сидя.

К пьяному Беглову по полу шла кошка, и все, кроме самого Григория, видели её впервые. Обычная дворовая, с обмороженным ухом, окраса серого и коричневого. Животное несло в зубах знакомый шерстяной носок. Все в первый раз увидели чёрную мышь, но только хозяин признал то, что искал.

– Какая умочка! Какая маленькая и милая умничка! – Мужчина посадил кошку на колени и забрал пропажу.

– Откуда кошка? – удивлённо спросила Мария. Серёжа молча наблюдал, а Вера спряталась за брата.

– Бражник подарил вчера во время попойки… Какая большая, совсем взрослая! И такая красивая… – Неудивительно, что всех смутило необычное поведение Григория, когда он начал ласкать кошку, а та благодарно урчала в ответ. Пьяный подружился бы и с врагом.

– Отказался бы! Ты же знаешь, что у Веры аллергия на шерсть! И как она вообще здесь оказалась?.. Хотя, должно быть пролезла через чердак…

– Какая разница! При мне никто и пальцем не тронет её. А Вера, если не хочет мазаться кремами от сыпи, пусть не подходит к ней. И точка!

– Превосходно!.. – закончила Мария, швырнув полотенце на пол.

Через полчаса все отправились спать. Общая ругань и недовольство быстро забылись, но кошка всё же была оставлена. Вера попыталась не контактировать с животным, хоть в её глазах и горело желание потискать миленькое создание, однако, память об опухшей шее и слезящихся глазах умело держали девочку в тонусе и в стороне. Теперь она не просто лежала на печи, прижимаясь к стене, но и с головой укрылась под одеялом, оберегая себя даже от ночного прикосновения к животинке. Для Серёжи это был большой плюс, поскольку ему реже придётся видеть слёзы сестры.

И уже новую ночь он не может никак уснуть, точно вокруг витает какая-то аура, вынуждающая его действовать. С какими-то приходящими волнами, его сердце начинало бешено колотиться, а слух обострялся, но как приходили эти моменты, быстро и неожиданно, так и исчезали. Словно часть чей-то неприятной игры, подобные качели восприятия он ощущал раз в несколько ночей, и именно с приезда в Неясыть.

– Ты моя хорошая, ты моя ласковая. Тебе нравится, когда я тебя так трогаю? – С родительской кровати послышалось едва внятное бормотание Григория, в голосе которого ещё улавливались нотки этилового отупения.