У каждого свои недостатки
Шрифт:
Картина, открывшаяся ему, едва переступившему порог съемной квартирки, впечатляла, увы, не в хорошем смысле: Рауль Дюшан, развалившись на старой продавленной кровати, вдохновенно исполнял нечто из вокального репертуара одного кабаре в Ницце, размахивая в такт полупустой бутылкой. Ещё одна — пустая — стояла у ножки кровати, третья лежала, из её горлышка вытекали последние красные капли, а на дощатом полу собралась небольшая лужица. Странно, что такого шумного постояльца не удавили взбешенные соседи, промелькнуло в голове Эрика, пока он тащил приятеля за шиворот в ванную, поливал холодной водой, а потом волок назад. Хотя, возможно, они просто не слышали. Или им понравилось пение, у Рауля был
…Дюшан застонал, кое-как сел на кровати и стянул с головы мокрое полотенце.
— Какого чёрта? — раздельно, подчеркивая каждый слог, спросил Эрик.
Дюшан скривился как от боли и обхватил голову руками.
— Тиш-ш-ше, — страдальчески попросил он.
— Как это понимать? — Эрик проявил немного милосердия и снизил тон.
— Холостяцкая вечеринка, — шёпотом пояснил Рауль. — Это давняя аристократическая традиция. У меня скоро свадьба.
— Да? И кто же невеста?
— Формально — Карлотта Гуидичелли, примадонна Оперы. Фактически, кажется, я.
Он снова закрыл лицо полотенцем и повалился обратно.
Из дальнейших расспросов, перемежаемых стонами, жалобами на мировую несправедливость и призывами к ангелу смерти явиться и забрать исстрадавшуюся душу, Эрик сложил более-менее внятную картину событий вчерашнего вечера. Итак, его компаньон, как они договаривались, увел певицу ужинать в один из любимых её ресторанов. Они проводили время в приятной беседе и изящном флирте, пока Рауль, по его собственным словам, не оказался в ситуации, когда просто обязан был сделать Карлотте предложение. Разумеется, он ожидал, что синьора Гуидичелли сочтет всё шуткой, но, увы, она приняла слова всерьез.
— …И она сказала ДА!
— Это проблема, — вздохнул Эрик, забирая у Рауля полотенце. Он снова намочил его холодной водой и вернул приятелю, тот свернул ткань и обмотал голову на манер восточной чалмы, подтянул под спину плоскую слежавшуюся подушку и попытался устроиться поудобнее.
— Потом я подумал, почему бы и нет? — продолжил он свой рассказ уже немного бодрее. — Знаю, я всегда презирал брачных аферистов…
— Вот именно, — поддакнул Эрик. — А как насчет крёстного твоей невесты, живых цветов и мрамора?
— У меня есть преимущество перед моими предшественниками: я знаю об опасности. Предупреждён — значит, вооружён. Я стану идеальным супругом, таким, что сам этот padrino скорее отправит цветы на могилы тех, кто посмеет усомниться в моих чувствах к Карлотте. Разумеется, на некоторое время, а потом, когда наскучу ей — я закрою глаза на её сторонние увлечения, а она закроет на мои.
— Её, — Эрик выделил слово голосом, — сторонние увлечения?
— Безусловно! — Рауль кивнул и сразу же снова скривился от боли. — Я хотел сказать, ты не общался с ней. Это не женщина — огонь! Темперамент настоящей римлянки! Она бы сидела на лучшем месте в Колизее на представлениях звёзд гладиаторского сезона, и кричала бы «мазила!» или «остолоп криворукий!» Она очень мила, но непременно станет мне изменять.
— Кстати, о темпераменте. А о медовом месяце ты подумал?
— Да, мы это даже обсудили. Карлотта хочет на Ривьеру, но я там в розыске, и к тому же, меня всегда тянуло на Ниагару. Ты когда-нибудь видел Ниагарский водопад? Это, должно быть, восхитительное зрелище.
Эрик пододвинул табурет поближе и взял приятеля за плечи.
— А как же наш план? — напомнил он, заглядывая Раулю в глаза. — Самый большой куш, который позволит нам вести жизнь добропорядочных богачей?
— Чтобы нас пытались обобрать до нитки наши коллеги, — Рауль похлопал товарища по плечу. — Послушай, Эрик… может, не стоит гнаться за этим эфемерным
журавлем? Может, лучше взглянуть на синицу в руках? Ведь мы сейчас неплохо устроились, никому не придёт в голову искать нас в театре, у тебя есть жалованье, у меня — Карлотта. Возьмём что есть и дальше будем изображать приличных толстосумов. Ходить на бега, читать газеты и переживать из-за мировой политики.— Никаких больше фальшивых акций, взломов, погонь и ночных прыжков из товарных вагонов, — продолжил Эрик. — Дом с лабораторией и полигоном.
С минутку они молчали, не глядя друг другу в глаза. Первым нарушил молчание Рауль.
— Какая это будет скука!
Эрик сначала фыркнул, потом, не выдержав, расхохотался в голос, компаньон попытался ему вторить, но очередной приступ головной боли заставил его замолчать и снова прижать ладони к вискам.
— Лучше расскажи, как провел время с этой милочкой, или крошечкой… как там её? Я видел твою записку, ты решил удариться в театральные эффекты? Хотя мы ведь именно в театре.
— Кристина, — неожиданно резко ответил Эрик. — Её зовут Кристина. И это не твоего ума дело.
— О? — Рауль даже почувствовал прилив сил. — Неужели я слышу в твоём голосе такие нотки? Значит, Ангелу Музыки, — он изобразил взмахи крыльев, — удалось очаровать это юное невинное создание. Дружище, ты весьма неплохо справляешься, особенно для человека, который общению с девушками предпочитает возню с сейфами и химическими растворами. Это наверняка моё влияние!
— Ты здесь совершенно ни при чём. — Эрик встал на ноги. — Но план уже готов, а я никогда не отказываюсь от намеченного. Мы возьмем наш трофей, а дальше уже каждый решит сам, какой дорогой идти. Собирайся.
Рауль покорно выудил из шкафа очередной наряд и поплелся переодеваться. Эрик, ожидая, пока партнёр окончательно избавится от следов своего внезапного кутежа, отвернулся к окну. Впервые за многие годы он сомневался и отчаянно не хотел показывать это Раулю. Наверняка напрасно — компаньон прекрасно разбирался в тонкостях человеческой натуры, иначе не стал бы и заводить разговор о журавле и синице. Сам Эрик думал о чашах весов: на одной — профессиональная гордость мастера и самый лучший план в его карьере, на другой — гораздо более призрачная перспектива, темноволосая девушка с ангельским голосом, из-за которой всё пошло не так.
Поэтому Эрик решил вернуться в театр — ещё раз изучить обстановку, продумать пути отступления, увидеть Кристину. И найти повод задержаться хотя бы ещё на несколько дней.
*
А между тем, над головой ничего не подозревающих друзей сгущались тучи. В полдень у парадного входа Опера Популер остановился роскошный экипаж, откуда выбрался округлый господин в платье столь дорогом, что ещё немного — и это сочли бы неприличным. Пёстрый жилет едва ли не трещал на упитанных боках, галстук на груди бочонком лежал почти параллельно земле, золотая цепочка от часов стоила целое состояние, чёрная борода воинственно топорщилась, а голову венчала шляпа-котелок. Поймав ближайшего швейцара, господин ткнул его в грудь концом трости и велел препроводить себя к дирекции.
Ещё двадцать минут спустя он сидел, развалившись, в кресле для посетителей, с насмешкой наблюдая, как месье Андрэ готовится начать рвать на себе волосы, а месье Фирмен меланхолично приканчивает очередную рюмку коньяка.
— Какой позор, Фирмен, какой позор! — восклицал Андрэ. — Мы станем посмешищем всего Парижа! Подумать только, мы, удачливые бизнесмены, позволили обвести себя вокруг пальца! Мы опозорены!
— Возможно, произошла ошибка, — говорил Фирмен, изо всех сил пытаясь продемонстрировать хладнокровие.