У каждого свои недостатки
Шрифт:
— Никакой ошибки нет, — отрезал гость и стукнул тростью по полу, словно подчеркивая свои слова. — Я иду по следам этого негодяя от самой Ниццы, и он не скроется от моего возмездия! Ещё ни один мерзавец не посягнул на моё имущество… и уцелел.
— Да, господин барон, вы, безусловно, правы, — простонал Андрэ, лихорадочно промокая пот на лбу бумажной салфеткой — платок торчал из нагрудного кармана, но о нём директор, похоже, совсем позабыл. — Однако молю вас… театр… наша репутация! Если о том, что мы едва не стали жертвами этого жулика, узнают в свете…
— Могут узнать, — согласился
— О! — забегал глазами директор, — возможно, это оценят даже в самых… высших кругах! Мы станем героями, Андрэ! Сегодня вечером этот негодяй собирается быть на представлении…
*
Эрик стоял на колосниках, и люстра сверкала прямо перед ним, тысячи капель-хрусталиков переливались всеми оттенками радужного света, пряча в себе благородный теплый блеск позолоты. Миллион франков? Она выглядела на все двадцать!
Внизу снова шла репетиция, и Эрик наблюдал, как и в первый раз. Вечером они с Раулем покинут Оперу и унесут с собой куш, о котором мечтает каждый в их нелегком ремесле. Погрузившись в мысли, он даже не сразу понял, что музыка замерла, а глянув вниз, увидел, что Карлотта стоит, прижав ладонь к губам.
— Я не в силах петь! — сказала она.
— Сеньора Гуидичелли! — к госпоже торопилась её горничная, сжимая в руках флакон. — Ваше средство.
Певица несколько раз пшикнула себе в рот из флакона, кашлянула, снова попробовала голос — несколько нот были безукоризненными, но потом он предательски сорвался.
— Это быть ужасно! — в сердцах сказала она и, сорвав с плеча шарф, швырнула его на пол. — Проклятая инфлюэнца!
— Нет-нет, сеньора, — служанка подняла его и стала сматывать, — вам нужно отдохнуть, и вы будете петь ещё прекраснее, чем раньше.
— Но не сегодня! Не сегодня! — Карлотта забрала шарф у горничной, накинула на плечи и схватилась за концы с такой силой, будто пытаясь защититься шёлковым складками от мира. — Я не быть тут сегодня вечером!
Она удалилась с видом героини греческой трагедии, оставив за спиной поражённое молчание, которое нарушил режиссёр спектакля.
— Кто дублёрша сеньоры?
— Дублёрша? — дирижер чуть не сломал палочку. — У сеньоры Гуидичелли нет дублерши! Она звезда, единственная и неповторимая! Нет её — нет спектакля!
— Это невозможно! — воскликнул режиссер. — Сегодня премьера, на которой будет весь цвет Парижа, мы не можем отменить спектакль. Это же оперный театр, здесь должны быть десятки певиц!
— Никто из них не знает партию императрицы, — горестно сказал месье Рейер, и многострадальная палочка всё-таки не выдержала и треснула в его пальцах.
Неужели никто? Эрик нахмурился на миг, и в тот же миг его осенило:
— Кристина!
— Кристина? — повторил внизу режиссер, изумлено крутя головой в попытках понять, откуда доносится призрачный голос. — Какая Кристина? Кто это сказал?
— Кристина Дааэ! — Мег Жири радостно хлопнула в ладоши. — Она умеет петь и знает все партии.
— Что
ты, Мег, я не смогу, — попыталась возразить Кристина, только подруга уже схватила её за руку и вытащила в центр сцены, прямо под нос дирижеру, режиссеру, ошарашенной мадам Жири и половине рабочих, сбежавшихся полюбопытствовать.Крепко взяв Кристину за плечи, Мег развернула её лицом к залу и строго велела:
— Пой арию императрицы! «Моя звезда никогда не погаснет», и так далее.
Дирижёр беспомощно взглянул на режиссёра спектакля, тот одарил его таким же взглядом, улыбнулся с легкой сумасшедшинкой и кивнул:
— Пусть оркестр играет!
Первые такты прозвучали в пустоте, затем вступили основные инструменты, и режиссер махнул рукой, подавая знак девушке. Кристина затравленно оглянулась, встретила суровый взгляд подруги, открыла рот — и снова закрыла.
— Нет, я не могу! — замотала она головой.
Эрик, невидимый для всех, крикнул с колосников:
— Кристина! Пой, мой ангел!
Все замерли, застыли, все, кроме Кристины. Она освободилась из рук Мег, выступила вперед — и запела. Её голосу не хватало опыта и совершенства исполнения Карлотты, наследницы мастеров бельканто, но ангельски чистое, прозрачное звучание заворожило, увлекло, и сам мир будто растворился в хрустальном голосе Кристины…
И ей аплодировали на сцене, в оркестровой яме и в зале, все, от режиссёра и до последнего работника, и это казалось бесконечным. Пока, наконец, наваждение не развеял громогласный приказ режиссёра:
— Немедленно к костюмерше — нужно подогнать платья!
Кристину увели, но она всё оборачивалась, и её взгляд блуждал по верхам, где застыл невидимый Эрик.
Мужчина, сидевший до этого момента в зале незаметно — поэтому всё-таки заметившие принимали его за кого-то из театральных критиков, — склонился над краем оркестровой ямы и спросил ближайшего музыканта, укладывавшего свой тромбон:
— А что это за голос? Мне казалось, я знаю всех здешних теноров.
— Не иначе, Призрак Оперы, — с серьезным видом ответил музыкант. — Опять принялся за старое.
Незнакомец вежливо приподнял бровь, но по бесхитростному выражению лица собеседника понял, что вряд ли ему удастся получить более адекватный ответ. Вставая со своего места, он снова бросил взгляд на сцену — точнее, на то, что скрывалось над ней.
— Призрак Оперы? — переспросил тромбониста его сосед. — Ты серьезно, что ли?
— Нет, конечно, — отмахнулся тот. — Держу пари, это Буке пошутил, он же трезвенник, ему развлечений не хватает.
*
— Карлотта не поёт? — ошарашено спросил Рауль Дюшан. — Какого дьявола, я как раз собирался объявить о нашей помолвке! Так что, спектакля не будет?
— Ещё чего, — усмехнулся Эрик.
— Но у Карлотты ведь нет дублёрши!
— Не было. А теперь есть, — Эрик с гордостью кивнул в сторону гримёрной, откуда только что выпорхнула Мег в платье с множеством юбок.
— Ты не серьезно, — уверенно заявил Рауль, провожая балерину взглядом.
— Конечно, не эта блондиночка, она танцует, а не поёт. Я имел в виду её подругу, мадемуазель Кристину Дааэ.