У каждого свой путь.Тетралогия

На улице было еще темно. Предрассветная синева окутывала лес. Заиндевевшие ветви свисали вниз сказочной бахромой. Месяц еще не успел исчезнуть и несколькими яркими звездами подмигивал женщине с высоты. Щеки уже через сотню метров начало покалывать: мороз был не слабым. Снег хрустел под ногами и копытами. Морда лошади вскоре заиндевела. Юлька заснула через пять минут после выезда из дома.

Она оставила дочь и лошадь в деревне. Каурого распрягла и завела в сарай, не снимая попоны, чтобы уставшая коняжка не простыла. Через час Иван Николаевич напоил лошадь теплым пойлом. Степанова спокойно добралась до города на автобусе. Зашла в автостанцию и принялась ждать нужного автобуса. Он вскоре появился на станции.

Через заснеженное окно “Икаруса” Марина заметила старого друга. Юрий поздоровел и поправился. Он был одет в темно-синюю куртку с капюшоном, джинсы и шапку из норки. Его жена оказалась худенькой блондиночкой в сером пальто с большим песцовым воротником и такую же шапку, из-под которой выглядывали коротко остриженные волосы и огромные светло-карие глаза, выглядевшие удивленными. Из автобуса Юрка выбрался с девочкой на одной руке и сумкой в другой. Он тут же бросил поклажу. То, что на руках у него ребенок, ничуть не помешало ему обхватить Маринку за плечи и крепко прижать к себе:

— Здравствуй, Искандер! — Обернулся к остановившейся рядом жене, державшей за руку старшую дочь: — Вот она, моя спасительница! Знакомьтесь! А это Лена, жена. Наша гвардия Маринка и Сашка.

Марина разрыдалась, глядя на его детей. Лозовой, смущенно поглядывая на жену, неловко принялся утешать:

— Марин, ты чего? В Афгане не ревела, а тут на тебе! Я Лене рассказывал, какая ты сильная, а ты…

Жена оттолкнула его в сторону и обняла Марину. Посмотрела с укоризной на мужа:

— Дурак ты! Женщина и на слабость право имеет.

Через пятнадцать минут сели в автобус и отправились в деревню. Степанова рассказала по дороге новости:

— Собиновы сейчас на Урале служат. Петру Леонидовичу два года осталось. Варнавин сейчас в Москве, где-то в Генштабе обитает. Тут письмо прислал, пишет, что тоже еще пару лет и на пенсию уйдет. Жалуется на здоровье. Где Павел Малых, не знаю. Надо бы у Шурановых поинтересоваться…

Вышли на остановке и всей компанией направились к Ушаковым. Елена Константиновна и Иван Николаевич уже накрыли для гостей стол. Чета Лозовых ничего не знала о том, что у Марины появилась дочь. Она ни единым словом не обмолвилась об этом по дороге, решив удивить Лозового. Юрий считал, что она просто уволилась из армии, даже о ее коротком замужестве он не знал. Когда они с женой раздевались, из комнаты, держась за руку Саши, вышла розовощекая толстушка с сумрачными серыми глазами и потребовала у Марины:

— Мама, Юля домой коцет!

Он был сражен наповал. Присел, разглядывая чудо в серой юбочке и спросил:

— Эт-т-то еще что за явление?!.

Девочка строго уставилась на него и вполне внятно ответила:

— Я Юля Горцякова, а не ивление.

Обошла, направляясь к матери и не отпуская руку братишки, пока не подошла вплотную. Марина подхватила ее на руки и пояснила:

— Врачи ошиблись. Я была замужем полгода, но мой муж умер от сердечного приступа. Ты его знал, Юра. Это полковник Горчаков. Я была его законной женой. Мы расписались в советском посольстве в Кабуле после последнего моего задания. Юля родилась, когда Лени уже не было. Если бы родился мальчик, назвала бы Юркой…

Лозовой потрясенно молчал. Потом сказал тихо:

— И мне ни слова… Эх, Маринка! Все в себе носишь! Нельзя так! Друзья на то и даны, чтоб поддерживать. Спасибо, что хоть об Олеге рассказала…

Повернулся в сторону мальчика и, как взрослому, протянул руку:

— Ну, здравствуй, Александр Александрович! Тебя я совсем маленьким видел, а теперь ты вон уже какой большой стал. Слышал, что ты маме хорошо помогаешь. Молодец! Так держать!

Ушаковы, по настоянию Марины, тоже отправились встречать Новый Год к ней на кордон. Набили сани сумками с продуктами, усадили детей, Елену Константиновну и Лену Лозовую. Лошадью уверенно правил Саша Степанов. Юрий, Иван Николаевич и Марина шли следом за санями, переговариваясь вполголоса. Дорога была ровная, мороз к вечеру немного спал и идти было даже приятно. Лозовой тихо спросил:

— Сашка у тебя знает, что он тебе не родной?

— Знает. Отец в три года рассказал ему и как ни странно, ребенок понял. Он любит нас, мы его. Считает родным отцом Сашу, я показала ему фотографии. Конечно, врать не стоило, но и рассказывать настоящую правду я не собираюсь. Слишком горько все это и слишком страшно.

Лозовой замолчал. Затянувшееся молчание прервала Лена. Она обернулась с саней:

— Марина, а тебе не страшно в лесу одной? Я бы со страху умерла!

Сашка услышал и расхохотался так, что с нависавших еловых лап снег посыпался, а лошадь вздрогнула:

— Маме страшно?!? Ой, как смешно! Моя мама любого здешнего мужика на лопатки с одного раза уложит! Ха-ха-ха….

Мальчишка хохотал, подняв смуглое лицо с ярким румянцем вверх. Сестренка вторила ему, хотя и не понимала, почему брат смеется.

Появившись на кордоне, Иван Николаевич и Юрий установили посреди комнаты елку. Две Елены с детьми принялись наряжать ее привезенными игрушками. Затем все три женщины принялись готовить, а мужчины в это время занимались с детьми.

Новый Год встречали весело при свечах и лампе “Летучая мышь”. Стол накрыли в углу, чтобы не мешать детям водить хороводы у елки. Марина повесила на стенах два закрытых фонаря, чтоб ребятишкам было светлее. Проводили старый год и встретили новый за разговорами. Телевизора не было, так как электричество на кордон не проводили, но о нем и не вспомнили. Разговаривали о настоящем, вспоминали прошлое. Два тоста выпили за присутствующих. Третий тост Марина выпила молча. Просто встала и ни слова не сказав, выпила. Юрий посуровел лицом, Иван Николаевич тоже. Оба мужчины встали и присоединились. Это был тост за тех, кого нет…

Лозовые пробыли у нее в гостях три дня. Накатались на лыжах, накувыркались в снегу. Маринка и Сашка Лозовые не хотели уезжать домой, настолько им понравилось в лесу. Они прощались с Юлей и Сашей со слезами. Юрий заранее принялся уговаривать Марину приехать к ним в гости на следующий Новый год. Она обещала подумать.

Марине было не привыкать сталкиваться с трудностями. Но то, с чем она столкнулась в январе, было для нее громом среди ясного неба. В лесу развелось слишком много волков. Почти каждое утро она находила их следы возле самого крыльца. Коровы от страха резко сбавили надои. Из деревни привела двух собак. Но уже на следующую ночь проснулась от их истошного визга и лая. Схватив “Ремингтон” со стены, Степанова выскочила на крыльцо. Фосфоресцирующие глаза светились отовсюду. От одной собаки остались лишь клочья да пятна крови на снегу, вторая бросилась к ее ногам с жалобным визгом.

Марина вскинула оружие и выстрелила дважды. Глаза исчезли. До нее донесся шорох лап по снегу. Вернулась в дом, оставив пса в сенях. Юлька сидела на постели удивленная, но ничуть не испуганная. Увидев мать, снова легла и заснула, как ни в чем не бывало.

Утром женщина обнаружила двух убитых матерых волков всего в восьми метрах от крыльца. Запрягла лошадь и направилась с дочерью в деревню. Ружье на этот раз она захватила с собой, вместе с набитым патронташем. Волчьи трупы бросила на сани. Лошадь было всхрапнула, учуяв врага, но Марина быстро успокоила ее. Иван Николаевич вышел посмотреть на матерых и присвистнул: