У моря

За время, что они ходили по музеям хмарь рассеялась, стало опять солнечно, жарко и до турбазы (примерно километра полтора) Зоя Степановна дошла уже изрядно подустав. Олег, несмотря на свою слабосильность, был весьма выносливым мальчишкой и кроме определённой скуки после посещения гриновского музея ничего, в том числе и усталости, не испытывал.

– Мам, я схожу до обеда телек посмотрю?
– запросился он едва вошли в номер.

– Ладно, иди,- на этот раз безо всяких нотаций разрешила Зоя Степановна. К тому же она вспотела во время ходьбы, и ей было необходимо переодеться.

Впрочем, как раз в этом неудобств от совместного проживания в комнате с почти уже взрослым сыном она не испытывала - Олег являлся на редкость тактичным парнем. Едва мать приказывала ему: "Иди на балкон и не оборачивайся, пока я не переоденусь", как он с пониманием и без тени двусмысленных ухмылок шёл куда велели, и можно не сомневаться - он не обернётся даже случайно. "Всё же неплохой парень растёт",- думала иногда Зоя Степановна, и тут же с болью в сердце самопроизвольно домысливала,- "Ну, хоть чуть-чуть покрепче был, половчее, позлее. Вон, какие зверята вокруг растут. Как он будет среди таких?" Здесь Зоя Степановна всё-таки грешила против истины - в её школе, например, таких "зверят" имелись единицы. Даже среди недисциплинированных детей большинство всё-таки составляли расторможенные непоседы, проказники или, в крайнем случае, мелкие пакостники, из которых вряд ли сформируются будущие изверги.

В вестибюле жилого корпуса появились афиши, вещающие о гастролях в Феодосии московских артистов. Самая броская афиша сообщала о начале сольных концертов Ирины Аллегровой, чуть поскромнее о приезде комика пародирующего эстрадных "звёзд" Пескова.

Утренняя знакомая по пляжу день ото дня становилась всё откровеннее. От неё Зоя Степановна многое узнала о местной жизни. Более всего её интересовало, как эта старая учительница воспринимает развал Союза и то, что они уже третий год живут в разных государствах, что и Россия и Украина уже не строят никакого "светлого коммунистического будущего". Та искренне верила, что всё это временно. Наверное, и в первые годы Советской власти, выжившие в те лихие годы простые обыватели так же воспринимали тот новый уклад, казалось невозможный в среде разумных людей. А вот поди ж ты, и они и их дети и внуки жили этой искусственной, выдуманной и силой навязанной жизнью, а потом так с нею свыклись, что возврат к жизни, которой продолжали жить почти три четверти человечества уже кажется противоестественным, невозможным.

– Сколько у вас в Москве сейчас платят учителю за ставку?- задала как-то новая знакомая самый естественный для учителя вопрос.

– Вы знаете, я вам точно сейчас сказать не могу. Мой общий заработок что-то около двухсот тысяч рублей, но у меня полторы ставки, потом сюда же входит то, что нам мэрия, Лужков доплачивает. Потом у нас же ставка от категории зависит,- отвечала Зоя Степановна, меняя своё положение относительно солнца.

– Особо не разбежишься,- чуть помедлив, видимо про себя переведя в карбованцы оклад собеседницы, констатировала женщина, но тут же, как бы и спохватилась,- хотя по сравнению с нашими зарплатами не так уж и мало. Но я слышала, у вас там цены намного выше?

– Да, это так. Но, знаете, если посчитать разницу в зарплатах и разницу в ценах, у нас всё равно получится несколько лучший показатель,- вроде бы не акцентируя, но в то же время с некоторым превосходством ответила Зоя Степановна.

– Да, пожалуй,- помрачнела женщина.- Так вот работаешь всю жизнь, а под старость в нищите прозябать приходится. Ей богу, позавидуешь пьяницам и гулёнам, те хоть смолоду своё взяли. А вы случайно не знаете, какие у вас сейчас пенсии у учителей?

– Нет... пока как-то не интересовалась,- виновато улыбнулась Зоя Степановна, пожав своими уже изрядно потемневшими плечами.

– Да-да, конечно. В ваши годы я тоже не интересовалась такими вещами. Но поверьте, ближе к старости кажется, что жизнь летит всё быстрее, уж очень заметно уходят силы, здоровье. Так вот глянешь в зеркало,- женщина бросила скептический взгляд на себя - угловатые плечи, сухая коричневая кожа, острые старушечьи колени.- А эти всё хорохорятся, от старости убежать хотят... красотулечки,- она вдруг заговорила с откровенным презрением, поглядывая в сторону знакомой гоп-компании.

– А вы разве не с ними... не из их?- несколько смущённо спросила Зоя Степановна.

– Из их, из их. Все мы тут недалеко живём, некоторых смолоду знаю. Всё жизнь пионерками пропрыгали, и как-то от жизни всё брать умудрялись. А я всё о будущем, да о будущем думала, о детях, чтобы им получше жилось. Сейчас жалею. Эти вот, они легче меня прожили, и сейчас легче живут, ни о чём не думают, не переживают, только о себе, о здоровье своём, одна у них забота - сдохнуть попозже. Плевать, что всё кругом рушится, у них душа не болит. А ведь активистки были, партийными, в горкоме заседали, в депутатах ходили. Вот из-за таких страна развалилась, была и нету. Но думаю, не надолго это. У вас-то, в Москве, что об этом думают?

– Да кто как...,- Зоя Степановна не очень хотела говорить на такую "скользкую" тему с малознакомым человеком и, наклонившись, полезла в шлёпанец, куда прятала часы. Но те показали лишь без четверти семь - уходить еще рано.- Есть, конечно, кто и страдает по Союзу. В Москве ведь бывших партработников высшей категории, генералов много проживает на пенсии, их родственники - эти конечно много потеряли. Простые люди постарше тоже не в восторге - пенсионерам сейчас очень тяжело. А вот молодёжь и среднее поколение в большинстве своём, мне кажется, надеются на лучшее без социализма.

– Ну, как же так, не пойму. У вас-то там, чем были недовольны, ведь Москва же всегда лучше всех жила?

– Видите ли, я не могу судить в полной мере с позиции москвички. Я же говорила вам, что не коренная, всего два года как в Москве живу. В Москве вообще очень много некоренных, кто по лимиту квартиру по многу лет зарабатывал, кто ещё как. Москва ведь она разная, у всех свои трудности, при той власти многие нахлебались, надеются, что при этой лучше будет.

– Ну и как же, лучше вам сейчас?- с усмешкой спросила собеседница.

– Я же сказала, кому как. Старикам плохо, сейчас на пенсию не прожить, а тем кто работает... Понимаете, тем кто может заработать сейчас лучше, появился смысл зарабатывать. В магазинах товаров, каких только нет, изобилие. Как раньше было, помните? Деньги есть, а купить нечего, если чего выбросят, в очередях по полдня стоим, или перед продавцами унижаемся, переплачиваем, что бы из-под прилавка дефицит отпустили. Сейчас не так, если деньги есть всё купить можно. Хотя денег, конечно, не хватает, соблазнов много. Но вот мы с мужем как-то ухитряемся каждые полгода какую-нибудь крупную вещь покупать. Видеомагнитофон купили японский, раньше и не мечтали, люстру турецкую, магнитолу двухкассетную с проигрывателем для компакт-дисков, из одежды кое-что. Раньше-то у нас денег на машину набиралось, а купить ничего стоящего не могли,- разговорилась Зоя Степановна.

– Хорошо вам... В Москве всегда хорошо было и тогда и сейчас, а у нас...- женщина тяжело вздохнула,- здесь ни денег, ни товаров сейчас нет. О той жизни, что раньше была, как о сказке вспоминаем, особенно о брежневском времени. Карбованцы эти... не деньги, а фантики, всё рушится, ничего не строится, не ремонтируется. Никогда здесь такого не было, ни с водой, ни с транспортом. В воскресенье голосовать пойдём. Если Кучму выберут, может что-то и измениться.

– Так вы за Кучму голосовать будете?