У нас убивают по вторникам (сборник)

Действительно, Людмила о себе рассказывать не любит и не умеет.

А когда будто бы о ком-то другом, пусть даже и придуманном, – ничего, получается. И, главное, не так фантастично, как если бы о себе.

Никакой двоюродной сестры Ольги Витушанской у Людмилы нет, есть бывшая одноклассница, подруга с такой фамилией, которая Людмиле очень нравилась своей благозвучностью.

История настоящая – и фамилия настоящая, соединяешь – все как в жизни.

Постепенно

– Ольга жила со своим Георгием всегда очень разнообразно, – сказала Людмила и вдруг умолкла. Ей в голову пришло сравнение – постороннее, но подходящее к случаю. Она знала, что в литературе сравнения помогают раскрыть суть.

– Чего, живот заболел? – спросила Маша, видя, как Людмила словно прислушивается к себе.

– Да нет. Вспоминаю. Вот у нас рядом с домом военная комендатура. Ну, забор каменный, они его белят все время, тротуар чистый всегда, солдаты метут постоянно, а между тротуаром и дорогой голая земля и пыль. Может, там ходили слишком часто или машин там много стояло, бензином землю удобряли, ничего на ней не росло. Смотрю однажды: приехали несколько крытых машин, оттуда выскочили солдаты и тащат большие такие полосы земли вместе с травой.

– Дерн, – догадался Галкин, который, как мужчина, знал подобные вещи.

– Вот именно. Где-нибудь в лесу или в поле выкопали и сюда привезли. И уложили они этот дерн, будто готовый газон. Красиво стало – очень. Просто приятно мимо идти. Но трава скоро начала сохнуть. А ведь не осень на дворе, разгар лета, это неправильно. Солдаты ходят со шлангами, поливают, а трава все равно сохнет, хоть ты что. Они оградку сделали – палочки, реечки, чтобы никто не ходил, не топтал, потому что подумали, что, возможно, по этой причине. Но и это не помогло. Так и высохла, и пожухла вся трава, стала вся серая, мертвая, а потом ветер дул несколько дней. И стало это все похоже на неприглядный пустырь. Так вместо красоты добились они противоположного эффекта.

– Если что в лесу или в поле растет, его в город тащить бесполезно, не приживется, – заключил Галкин.

– Ну и к чему это все? – спросила Маша, понимая, что не в траве соль.

– Я и говорю: не бывает так, чтобы сразу все цвело и пахло. Даже в семейной жизни. Ольга, имея высокий культурный уровень и довольно развитые духовные запросы, очень огорчалась, что Георгия культура совсем не интересует. И вообще мало что интересует, кроме выпить после работы с друзьями – и хорошо еще, если с друзьями, а может, и что другое, учитывая, что он иногда приходил очень поздно.

– Так поздно, что даже рано, – усмехнулась Маша.

– Ну, такого не бывало. Редко, по крайней мере. Конечно, Ольга могла бы принять сразу же в штыки такой образ жизни. Но она знала, что и мать Георгия, и его покойный отец отличались свободолюбивым и вспыльчивым нравом, и если что им не в корень, они тут же шли на принцип. Когда мать Георгия всего лишь в чем-то упрекнула отца Георгия, тот в одну минуту собрал вещи и ушел, второго раза не потребовалось. Поэтому Ольга решила действовать постепенно. Видит, например, что у Георгия с утра настроение выпить, она тогда ему говорит: «Ты вернись сегодня вовремя, у меня сегодня настроение ужин приготовить и вина выпить».

– Дома мужика спаивать – последнее дело, – заметила Маша.

– Не дома лучше?

Маша пожала плечами: решения этой дилеммы она не знала. Ее благоверному все равно, что дома, что не дома, если захочет – выпьет обязательно.

– И вот Георгий возвращался вовремя, Ольга покупала хорошее вино и они начинали проводить вечер. Правда, бывало так, что после хорошего вина Георгий спускался в соседний магазин и приносил оттуда какую-нибудь гадость. Но иногда и не спускался.

– От количества зависит, – авторитетно сказал Галкин.

– Да нет, иногда это переходило в супружеские интимные отношения, после которых Георгий засыпал и ему было уже ни до чего. Кроме этого, Ольга покупала иногда билеты в кино, в театр, Георгий ворчал, но шел. Ему даже иногда нравилось. И так понемногу, потихоньку, постепенно, Ольга создавала, можно сказать, дуэт, при котором совместное проживание может быть не только полезным, в смысле для общества и воспитания дочери, но и приятным. Георгий стал даже меньше выражаться нецензурной бранью. Можно сказать, жизнь наладилась, хотя было много разного, я об этом рассказывала. Но вдруг однажды Георгий пришел под утро в невменяемом состоянии, а когда Ольга упрекнула его, он начал говорить невообразимые вещи, что она над ним будто фашист в концлагере, что он живет с ней будто всегда под контролем, что без нее он был бы веселым и хорошим человеком, а с ней стал злой и выпивающий. Негативный порыв Георгия был таким сильным, что он даже подкрепил его ударом по лицу Ольги.

Маша ахнула:

– Прямо так по лицу и ударил? Кулаком?

– Не совсем. Пихнул в лицо ладонью. И пошел спать. А Ольга села и стала думать: десять с лишним лет она все усилия направляет на общую пользу мужа, себя и дочери. А он не только никак не участвует морально, а еще, оказывается, считает себя пострадавшим. Какой тогда смысл? Она почувствовала, что смертельно устала. А именно в это время у нее была постоянная переписка с подругой Элей, которая вышла замуж в Америку, жила с пожилым, но порядочным мужчиной, и к своим двум детям родила ему третьего. Бросай все, писала ей Эля, знаю я твоего Георгия, будешь ты с ним мучиться всю жизнь, а слова доброго не дождешься, а тут на тебя с твоей внешностью и золотым характером, будут просто молиться.

Галкин иронично усмехнулся (знаем, мол, мы этих заграничных женихов, которые только издали хороши!) и спросил:

– На каком языке молиться, интересно? И в какой вере?

– Вера у них христианская, а язык английский, – ответила Людмила, будто и не подозревала подвоха. – У Ольги английский тоже был неплохой – ив школе способности проявились, и летала иногда на международных линиях, запас имела. И она в одну минуту приняла решение: а взять да и слетать к Эле и посмотреть, действительно, как там в смысле перспектив? Сколько можно тут мучиться, не видя результатов?

– Действительно, – одобрила Маша, а Галкин нахмурился патриотично и осуждающе.

– И Ольга, получив от Эли приглашение, в считанные дни все оформила, отправила дочь в деревню к своей матери. И полетела.

– А Георгий?

– А Георгий настолько был поражен, что несколько дней молчал. А потом начал задавать вопросы: с какой стати, на какие деньги, зачем? И вспомнила Ольга, как он сам отвечал в таких случаях, то есть не в таких фактически, но в таких аналогично. Отвечал он однотипно: «Я мужик или кто? Разберусь как-нибудь». Или был другой вариант: «Не твое дело». Вот так и Ольга ему отвечала: либо «разберусь как-нибудь», либо «не твое дело». Георгий попытался нарочно спровоцировать скандал: пришел пьяный и начал кричать, что он никуда Ольгу не отпустит, потому что она жена, а не валютная проститутка какая-нибудь, а если она не согласна, то развод навсегда, но дочь он ей не отдаст. Ольга тут же ему жестко объяснила: развод – на здоровье, дочь ему, пьянице, никто не отдаст, а если он будет еще орать в два часа ночи, она его сковородкой стукнет и пусть не обижается, если до смерти. В общем, опустим детали и мелочи, Ольга вскоре улетела.

– И как Америка? – ехидно спросил Галкин.

– Ничего Америка, – успокоила его Людмила. – У Эли был довольно большой дом, Ольга там комфортно устроилась. Эля, оставив детей на няню, возила Ольгу по окрестностям, где были леса, а через несколько километров – побережье океана. Муж Эли оказался приятным человеком, он был что-то вроде адвоката. А по соседству жил одинокий мужчина лет пятидесяти, у которого жена умерла, а дети где-то учились.

– Ага! – воскликнула Маша, почуяв интересный поворот сюжета.