У неё была слишком хорошая память

— Глория? Я только что ее видела. Поверните налево, потом пойдёте направо до однокрылого ангела, четвертая могила...

Оставив милую старушку, которая говорила о мертвых, как о своих близких друзьях, Брэдфорд направился к могиле Глории Найтон, которая, как он прочитал на надгробном камне, умерла на семьдесят первом году жизни несколько месяцев тому назад. Сержант очень хотел бы, чтобы Морган был рядом, потому что он не знал, что дальше делать. Он вернулся к любезной жительнице Ланфорда, которая продолжала уборку могилы, и спросил ее, не было ли у умершей в городе родственников.

— Родственников? Бедная мисс Глория... Она всегда была одинокой, она ведь и родилась не в Девоне. Приехала с севера, а откуда, не могу точно сказать. Это было так давно...

Разочарованный, понимая, что в «Девонской розе» он был действительно смешон, Кларенс медленно возвращался назад и вдруг увидел Пенелопу, которая поджидала его. Она, по всей вероятности, бежала, потому что вся раскраснелась и часто дышала. Полицейский сразу забыл свои огорчения, Пенелопа была действительно очаровательной. Он улыбнулся, и она подошла к нему.

— Я ничего не могла вам сказать, потому что миссис Хобороу заругала бы меня, но я знала, что мисс Найтон умерла. Я была на ее похоронах. У вас трудности?

— Я не был с ней знаком, но должен был спросить у неё кое- что важное. Не знаете; кого в Ланфорде она особенно любила? Кто знает о ней все?

Девушка подумала немного, потом сказала:

— Послушайте, если Питер Тичорельд в хорошем настроении и захочет вас принять... Он был лучшим ее другом. Она ухаживала за ним, когда у него случился паралич. Попробуем?

— Он далеко живет?

— Не очень.

Они шли рядом, и Брэдфорд хотел, чтобы путь к Питеру Тичо- рельду был очень длинным. Но путь был недлинным, и тем не менее Кларенс благодарил Бога за то, что он послал его в это неожиданное путешествие и позволил встретить «единственную в мире» девушку.

Пенелопа вошла первой, чтобы узнать, будет ли старик разговаривать с незнакомым. Она, по-видимому, нашла нужные слова, чтобы его уговорить, быстро вернулась и сказала сержанту, что Питер его ждет. Брэдфорд подумал, что Питеру было по крайней мере сто лет. У него было пергаментное лицо е белыми бровями, покрытые редкой щетиной, но голубые глаза, похожие на льдинки, смотрели зорко. Кларенс поздоровался и извинился за беспокойство. Старик продолжал пристально смотреть на него, это смущало Кларенса. Надтреснутым голосом, коверкая слова, он спросил:

— Скажите сначала... кто вы такой?

— Моя фамилия Брэдфорд, я... я клерк из нотариальной конторы в Лондоне.

— Что вы хотите?

— Чтобы вы рассказали о Глории Найтон.

— А зачем?

– Я не знал, что она умерла, и приехал, чтобы поговорить с ней.

— И что?

— Вы ее давно знали?

— Ага.

— Вы помните девочку, которую звали Дора Карпентер?

— Ага.

– А не помните, случено, под какую песню мисс Найтон укачивала детишек?

— Ага. Под песню с ее родины. Глория была из одной деревни в Белинхэме, на Тайне.

То, что последовало дальше, было таким неожиданным, что Брэдфорд замер, открыв рот. Питер запел изо всех сил, сопровождая песню астматическим хрипом:

– О... где найду такого, как мой Джонни,

Веселого, красивого и милого!

Он первым среди тысячи парней

Проносится по черным водам Тайна...

Кларенсу казалось, что Питер воображал себя несравненным Джонни. Это была та самая песня... Он произнес ее название:

— «Семь футов под килем»!

Старик, рассерженный, замолчал.

— Если вы знали, зачем спрашивали?

***

Остаток дня Кларенс провел с Пенелопой. Они гуляли по холмам, окружавшим Ланфорд. Девушка рассказала ему о своей жизни, простой, безмятежной, которую не нарушали никакие яркие события. Сердце Кларенса забилось сильнее, когда он узнал, что, несмотря на то, что ей уже девятнадцать лет, у неё никогда не было парня. В Ланфорде ее никто не интересовал. Сержант заметил, что она была права. Она поведала, что никогда не бывала в Лондоне и уже три года понемногу откладывала деньги, чтобы съездить в столицу. Наступал вечер, и, несмотря на то, что еще была ранняя весна, он был тихим и теплым. Этот девонский вечер волновал лондонца, он все больше и больше чувствовал себя сельским жителем. Он воображал себя пастухом, пасущим в долине овец и мечтающим о своей возлюбленной с чертами Пенелопы, которая ждет его у теплого очага. Он очнулся, представив, как бы рассмеялся Толстяк Морган, узнав о его деревенских мыслях. Но если сыщику Скотланд-Ярда было трудно превратиться в пастуха, то ничего не могло помешать молодой жительнице Ланфорда перебраться в Лондон в качестве супруги многообещающего офицера. Он отважился спросить свою спутницу, каким она видела в своих мечтах своего любимого, и, усматривая во всей этой истории чудодейственную волю Всевышнего, услышал, что он походил на него, Кларенса. Он обнял Пенелопу за плечи, она мило и доверчиво склонила голову ему на грудь и услышала, как неистово забилось его сердце. У сержанта возникло бешеное желание поцеловать девушку, но он удержался, полагая, что должен уважать ту, которую уже представил себе как миссис Брэдфорд. Потом, в порыве откровенности, он открыл ей, что никогда не разговаривал с подобным созданием и что он был не клерком, а сыщиком. Узнав, что она обнималась с сотрудником Ярда, девушка вся растаяла от радости. В голову ей пришли впечатления, почерпнутые из многочисленных романов, который она прочитала. Сержант мог бы воспользоваться этим порывом литературной чувствительности, но это было не в его принципах. С интересом он узнал, что у Пенелопы были мать, отец-лесничий, старший брат-земледелец, младший — матрос во флоте Ее Величества и, наконец, замужняя сестра. Все это племя носило фамилию Фиексми, за исключением сестры, которая стала Свайнстоун. Кларенс был на седьмом небе от счастья. Он был в том состоянии эйфории, когда все кажется чудесным: и голубые глаза Пенелопы, и душистые весенние сумерки. Однако счастливым минутам приходит конец, и Брэдфорд вспомнил о строгих нравах британских железнодорожников, которые не станут задерживать поезд ради того, чтобы дать ему возможность побыть еще несколько минут наедине с Пенелопой. Они подошли к вокзалу окольным путем и под свисток паровоза обменялись многообещающим рукопожатием. Пенелопа пообещала, что, как только сможет, приедет в Лондон и сразу же придет в Ярд, а Кларенс призвал в свидетели девонское небо и начальника вокзала, который жестами показывал свое нетерпение.

***

Брэдфорд прибыл в Паддингтон около двух часов ночи и сразу же позвонил Моргану, который дома ждал звонка своего помощника. Он надеялся заснуть, как победитель. Когда объявился Кларенс, он был погружен в «Психологию вкуса» Бриана Саварена.

— Алло! Это вы, Брэдфорд? Ну что?.. Как-как?.. О чем это вы?.. Я интересуюсь не Пенелопой Найтон, а Глорией Найтон!.. Умерла?.. Похоронили? Это нас меньше интересует. Очень жаль. Но вы все-таки узнали?.. Что же вы не называете?.. «Семь футов под килем...» Но это песня не из Девона!.. Она с севера?.. А! Вот в чем дело!.. Очень хорошо, ура! Вы молодчина! Можете спокойно идти спать, убийца у нас в руках. Нам остается лишь установить причину убийств, впрочем, в отношении двух последних все ясно. Но почему Филлис Балеброк? Мы узнаем это завтра, а в воскресенье я приглашу вас полакомиться телячьими почками по-вернисонски. Спокойной ночи!

Поджидая такси, Брэдфорд с беспокойством думал, что же это такое «телячьи почки по-вернисонски»? Кларенс с недоверием относился к кулинарным способностям Толстяка Моргана, маленькая кухня которого была похожа на лабораторию; все в ней было странным и смущало сержанта. И зачем усложнять свое существование; когда так легко открыть банку консервов или поджарить баранью котлету? Он бы лучше остался в воскресенье дома и помечтал о Пенелопе. И только открывая дверь своей комнаты, Кларенс понял, что Джордж-Герберт распознал убийцу и дал понять, что Кларенс его тоже знает. Но о ком, черт возьми, могла идти речь?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

На следующее утро, увидев отдохнувшее, улыбающееся лицо Толстяка Моргана, Брэдфорд окончательно понял, что близка расплата за Филлис Балеброк, Дору Карпентер и Кромвеля.

— Кларенс, как вы нашли Девон?

— Великолепный! Я там уже бывал, но только на южном побережье. В глубине он тоже чудесен. Уверен, что вам бы там тоже понравилось.

— Скорее, нет. Еда там наверняка такая же скверная, как повсюду в Англии.

— Но девонцы симпатичные!

— Правда?

— Просто не представляете! Когда я вошел в «Девонскую розу», солидная матрона с недоумением отнеслась к моей просьбе поджарить яичницу.

— Насколько я понимаю, сержант Брэдфорд, у вас странное представление о хорошем приеме гостей!

— Но я еще ничего не сказал о Пенелопе!

— Пенелопа? Что же это за создание с таким многообещающим именем?

— Это очаровательная девушка, у которой есть мать, отец, брат-земледелец, другой брат-моряк и сестра замужем в Сомерсете, все это чудесно, верно?