Шрифт:
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ГЛАВА ВТОРАЯ
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ГЛАВА ПЯТАЯ
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Шарль Эксбрайя
У НЕЁ БЫЛА СЛИШКОМ ХОРОШАЯ ПАМЯТЬ
Перевод с французского О. С. Сапожниковой
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Джордж-Герберт Морган — для своих коллег «Толстяк» Морган — всякий день благодарил Бога за то, что начал толстеть только к тридцати годам, когда он уже был инспектором Скотланд-Ярда и пользовался у своего начальства такой хорошей репутацией, что не рисковал быть
Джордж-Герберт начал толстеть с того дня, когда открыл для себя Францию. К несчастью для его индивидуального эстетического восприятия мира, в то время, когда он знакомился с французскими пейзажами, он познавал и французскую кухню. Он полюбил ее с первого взгляда и вскоре больше интересовался особыми блюдами той или иной местности, чем туристическими маршрутами. Он стал одним из англичан, наиболее подкованных в искусстве хорошо покушать, и дошел даже до того, что разделял презрение французов к основе британского величия — чаю, которому, как еретик, предпочитал на файв-о-клок бокал божоле с кусочком швейцарского сыра. Будучи в переписке со многими шеф-поварами, блюда которых он опробовал, Джордж-Герберт испытывал глубокое наслаждение, приготавливая сам, в своей холостяцкой квартирке, блюда, рецепты которых он получал от друзей с другого берега Ла-Манша; их очень забавлял этот англичанин, так не похожий на других.
В сорок пять лет Джордж-Герберт весил сто тридцать фунтов, довольно пропорционально распределенных на одном метре семидесяти сантиметрах его роста, что делало его похожим на безмятежного Будду, неторопливым шагом продвигающегося по самым неблагонадежным кварталам Вест-Энда и Ист-Энда. Бродяги и проходимцы быстро запомнили его фигуру и насмешливо прозвали «Толстяк» еще раньше, чем инспекторы Ярда. Внушительный вес мешал ему, в буквальном смысле, бегать за дичью, на которую он охотился. Джордж-Герберт, как предводитель собачьей своры, посылал своих ищеек на обширные облавы, и они, под улюлюканье, доставляли ему добычу точно в предусмотренное место, где можно было ее брать. Начальник полиции считал инспектора Моргана одним из лучших в криминальном отделе и доверял ему; его не смущали не всегда ортодоксальные методы Моргана. Последний утверждал, что тонкость умозаключений, недостающую его коллегам, более склонным к действиям, чем к размышлениям, он черпал во французских винах.
Парадоксальным было то (а человеческой натуре так свойственны парадоксы!), что в качестве помощника Толстяк Морган выбрал себе сержанта-детектива Кларенса Брэдфорда, вызывающая элегантность которого была известна в Ярде так же, как габариты Моргана. К великому сожалению своего шефа, Кларенс больше тяготел к прекрасному полу, чем к застольям, а многочисленные «помолвки» снискали ему репутацию Дон Жуана. Не проходило и месяца, как какая-нибудь покинутая «невеста», вся в слезах, не приходила жаловаться, и Толстяк Морган, который вынужден был выслушивать плаксивые жалобы и утешать, к их великому негодованию, давал такой совет: чтобы забыть разочарование в любви, купите французскую поваренную книгу хотя бы в тех целях, чтобы понять, что знаменитый пудинг на жиру от говяжьих почек — блюдо дикарей. Результат таких бесед был всегда одним и тем же: уязвленные в своих патриотических убеждениях, девушки покидали Ярд с большим презрением к Джорджу-Герберту, чем к своему соблазнителю.
Женщины совершенно отсутствовали в жизни Джорджа-Герберта, но никто не знал, чем было вызвано его женоненавистничество, темпераментом или обязательством. Ухаживать за кем-нибудь, когда объем талии больше метра тридцати сантиметров,— рискованное дело. Однако иногда он хотел бы иметь спутницу жизни, с которой можно было бы проводить нежные вечера, рассказывать ей о своих расследованиях, делить заботы. Но от жены офицера Скотланд-Ярда требовалось полное самоотречение, на которое были способны немногие женщины, кроме того, где найти англичанку, свободную от шовинистических воззрений и способную понять, что кофе, который потребляют в Лондоне, представляет собой один из непростительных пороков Великобритании, а чрезмерное употребление Уорчестерского соуса — ужасающее свидетельство бездарности британской кухни?
Кларенс Брэдфорд был хорошим парнем
и горел желанием создать семейный очаг; его несчастье состояло в том, что он постоянно встречал «единственных в своей жизни» женщин. Судьба ожесточилась против его супружеских планов, и едва он находил блондинку, которая казалась ему идеальной матерью его будущих детей, как встречал брюнетку, одно появление которой рассеивало всю его уверенность. Тогда он совершенно честно прощался с блондинкой и клялся брюнетке, что она та, о которой он мечтал всю жизнь, и это продолжалось до тех пор, пока рыжеволосая или другая блондинка не встречались на пути этого слишком чувствительного полицейского. Толстяк Морган и Кларенс Брэдфорд составляли пару, которая зарекомендовала себя с самой лучшей стороны.***
В этот весенний вечер Джордж-Герберт поздно засиделся в своем кабинете. Он видел и слышал, как ушли все его коллеги, а Кларенс уже час тому назад пошел на свидание со своей последней возлюбленной, с которой он собирался пообедать в китайском ресторане на Шафтсберл авеню. Морган любил остаться один, в тишине. Покончив с бумагами, над которыми он просидел весь день, он выпрямился, набил трубку, закурил; потом, перед тем, как уйти, подошел к окну посмотреть на туман, покрывавший легким саваном Темзу и слегка рассеивающийся у Вестминстерского моста.
Мисс Крокет — его хозяйка уже около пятнадцати лет — поджидала Джорджа-Герберта, чтобы передать ему почту. У него тотчас же потеплело на сердце, потому что среди конвертов, которые он держал в руках, он сразу заметил один, из Франции. Без сомнения, кто-нибудь из друзей-кулинаров прислал ему новый рецепт, который он испробует в ближайшее же воскресенье, если это не будет слишком сложно. Будучи человеком, умеющим сдерживать нетерпение, Морган запер дверь своей квартиры, снял шляпу и плащ, устроился в кресле, закурил трубку и лишь тогда распечатал письмо со штемпелем Луаре. Оно было от мадам Марсель Лябасе, из отеля в Ножан-сюр-Вернисон, где он останавливался и где ему был оказан чудесный прием. Эта добрая дама, настоящий синий чулок, советовала ему попробовать телячьи почки по-вернисонски, рецепт этого блюда она посылала ему в знак сердечной привязанности.
Закончив читать письмо, сотрудник Скотланд-Ярда заранее смаковал свой будущий домашний ленч. Он хотел сразу же ответить любезной мадам Лябасе, но у него явилось желание сначала удивить своего друга Лонгхинса, поэтому он отложил письмо на более позднее время, наспех надел пальто, уже на лестнице нахлобучил шляпу и направился к Сохо, где у Джона Лонгхинса было кафе с вывеской «Еловая шишка».
Офицер из Ярда любил Сохо с его шумной жизнью, но особенно он нежно относился к «Еловой шишке», потому что ее хозяин Джон Лонгхинс долго жил во Франции и высоко ценил французскую кухню. В погребе у него всегда были сухие и крепкие вина, а также аперитивы высокого качества, которые он держал для особых ценителей, при условии, чтобы они являлись и его друзьями. Каждый вечер за исключением четверга, когда начальник полиции устраивал совещание, Джордж-Герберт два-три часа проводил у Джона Лонгхинса. Они играли в бридж со Стефеном Морисом — железнодорожником на пенсии, Джеком Ларсоном — младшим в компании, который работал в агентстве «Темас Кук и сын», и Вильямом Хелли — бухгалтером у оптового торговца зерном. Моргану было жаль, что эти добрые вечера скоро кончатся, потому что Ларсон был помолвлен и ждал повышения, чтобы жениться на Маргарет, которая в настоящее время работала кассиршей в одном из кинотеатров Сохо, а Вильям Хелли будет вынужден сидеть дома, пока его жена Амелия не вернется из санатория, в котором она лечилась уже два года. В конце концов Морис и Лонгхинс никуда не денутся, и они во что бы то ни стало найдут четвертого, чтобы составить хорошую партию!
***
Первым, кого Морган увидел, входя в «Еловую шишку», был Кромвель — бродяга, всегда околачивавшийся там. Он был грязным и оборванным, но держался с достоинством и не допускал, чтобы его обругали, когда он домогался у хозяина еще и еще рюмочки. Ему наливали, чтобы избавиться от него. Будучи бродягой, Кромвель считал своим долгом не питать страсти к полицейским, но жизненный опыт научил его не показывать это открыто, а демонстрировать, скорее, полное безразличие. Его звали Кромвель с того дня, когда полицейские подобрали его более пьяным, чем обычно, постригли под машинку и увидели, что череп его был совершенно круглым. По аналогии с «круглоголовыми» Кромвеля, один шутник прозвал его именем Протектора. С тех пор прозвище так и осталось, и, явно того не показывая, бродяга им гордился, поскольку оно выделяло его среди прочих оборванцев, которые крутились вокруг Ковент-Гардена. Никто не знал, откуда он появился. Он был одним из тех отбросов, которые война оставила на лондонских мостовых. Время от времени он помогал Лонгхинсу вымыть окна или отчистить пол, ставя условием оплату исключительно в виде крепких напитков, причем хозяин старался растянуть это на неделю, что приводило к жарким спорам о количестве выпитых рюмок.