У Персидской границы
Шрифт:
– Ана…ни…й! – протяжно крикнул поп.
– Ана…ни…й! – ещё громче крикнула Рахиль и, схватив попа за рукав, остановилась.
– Чего, Рахиль? – остановившись, спросил поп.
– Дядя Яков, посмотрите вот сюда, – тихо произнесла Рахиль.
– Куда, Рахиль?
– Вот сюда, вправо метра в пять от нас.
– Да, там действительно что-то есть. А что? Не могу понять, – ответил поп, рассматривая тёмный силуэт.
– Это же Ананий на корточках сидит.
– Может, он по нужде пошёл?
– Нет, я не думаю, – ответила встревоженная Рахиль.
– Ананий, ты чего? – спросил
Но Ананий продолжал сидеть в прежней позе.
– Ананий, ты чего? Пошутить с нами захотел? – сказал поп, подходя к нему.
Ананий не шелохнулся.
– Ананий, Ананий, – кричал поп.
Но он по-прежнему сидел на месте.
Рахиль подбежала к Ананию и от ужаса вскрикнула. При свете луны она увидела, что метров в двадцати от сада попа на колу сидел сосед Ананий с завязанным кровавой тряпкой ртом, со связанными за спиной руками и сильно вытаращенными, открытыми глазами.
– Людей надо звать, – в отчаянии крикнул поп.
Рахиль выхватила из рук попа ружьё и стала стрелять в воздух. Поп побежал в сторону своего сада.
Рахиль развязала кровавую тряпку которой был завязан рот Анания, и вздрогнула ещё сильнее: язык из его рта вывалился наружу. Рахиль достала из кармана своей юбки ножик и перерезала им верёвку которой были связаны руки соседа. Ей очень хотелось верить, что Ананий был ещё жив, хотя разумом она понимала, что кол прорвал ему все внутренние органы, о чём говорила лужа крови, которая образовалась вокруг него.
Рахиль решила нащупать пульс, но, схватив неподвижную руку Анания, она вновь ужаснулась. Кости рук были переломаны и выступали из-под кожи.
Жуткий страх обуял Рахиль. Ей показалось, что рядом зашевелились кусты. Она схватила лежавшее рядом ружьё, вскочила на ноги и осмотрелась по сторонам. Шорох прекратился. Рахиль снова присела возле Анания. Кусты вновь зашелестели, и шорох стал приближаться к ней. Рахиль отскочила в сторону, чтобы в случае необходимости легче можно было бы убежать в сад. Шорох вновь прекратился.
Ей очень не хотелось оставлять одного Анания, так как она опасалась, что его может разорвать какой-нибудь зверь или собака и потому Рахиль вновь подошла к нему.
Кусты вновь зашелестели. Рахиль подняла с земли камень и бросила его в кусты. Тут же из кустов выскочил пёс с верёвкой на шее и сердито залаял.
– Тихо, Шарик, успокойся, – преодолевая испуг, ласково произнесла Рахиль.
Это был пёс Анания. Он подбежал к своему хозяину, лизнул языком его холодеющую руку и тоскливо завыл, задрав свою морду к луне.
Привязанный к столбу, пёс слышал крик и стон своего хозяина. Пёс долго рвался к нему на помощь, о чём говорила кровавая ссадина на шее, пока в отчаянии не перегрыз эту злополучную верёвку и не прибежал к нему. Но было уже поздно. Пёс чувствовал всё это своим преданным сердцем – потому и выл так тоскливо.
Пах, пах, пах, – услышала Рахиль выстрелы.
Это был Данил. Он слышал, как стреляла Рахиль, и слышал, как по саду бежал и кричал поп, что убили Анания и потому, одевшись на ходу, сорвав со стены ружьё и вскочив на коня, прискакал к покойнику.
– Убью, сволочи! – гневно закричал Данил, подойдя к сидящему на колу Ананию.
Вид
убитого ножом полоснул по сердцу Данила, и он застонал.Встревоженные люди с зажжёнными факелами в руках бежали к месту трагического происшествия. Никто из сельчан не сомневался, что это дело рук банды Алихана, который не только упустил угнанный скот, но потерял ещё своих самых смелых и опытных разбойников. Чувство мести затмило его разум, и он метался по лесу израненным зверем, выискивая подходящий момент для мести.
– Прости, Ананий, – сжав от боли кулаки, тихо произнёс Данил и попытался закрыть ему глаза.
– Данил, вон они, – неожиданно произнесла Рахиль.
В темноте она рассмотрела трёх всадников, которые выскочили из реки и помчались в сторону гор, свернув в правую сторону. Там разбойников поджидал Алихан со своей бандой.
– Убью, сволочи, – кричал Данил.
Он вскочил на коня и стал стрелять им в след.
– Господи! Зачем же ты допустил, чтобы эти изверги вместо меня убили Анания? Они ведь точно по мою душу приходили, – в жутком отчаянии причитал поп, возвращаясь к убитому с двумя его сыновьями и женой.
– Яков, ты напрасно казнишь себя. Ты тут ни при чём, им всё равно кого убивать. Попался им Ананий – они убили его. Если бы вышла я, то убили бы меня, – сказала соседка Вера, которая пришла туда вслед за сыном.
– Убили! Изверги! Убили! Анани…й! – подбегая к мужу, кричала его жена Мария.
А когда она увидела изуродованное тело Анания, то стала смеяться страшным, леденящим душу смехом.
– Ха, ха, ха… – летел над ночной степью душераздирающий смех убитой горем женщины.
Она упала на землю и стала биться в истерике, затем села рядом и схватила мужа за руку. В холодеющей руке она почувствовала раздробленные кости. Это сильно испугало её и лишило рассудка. Она вскочила на ноги и со смехом побежала к реке.
– Мама, вернись! – кричали её сыновья.
Одному из них было двадцать, а другому пятнадцать лет. За ними побежали ещё трое мужиков. Мария бежала так быстро, что пятеро мужчин не могли её догнать. И только над речным обрывом схватил её за руку старший сын и прижал к себе.
– Ананий? – тихо спросила она, и снова стала хохотать.
– Всё, Рахиль, пошли, Ананию уже ничто не поможет, нужно спасать его жену Маню. Ты иди к Диворочке, а я пойду готовить для Мани снадобье, чтобы заснула, иначе за ночь она может много бед натворить, – сказала старуха, – да и тебя, Рахиль, нужно умыть – такую страсть перенесла.
– Ты права, бабушка, мне очень страшно, – ответила Рахиль, прижавшись к бабушке.
Потрясённый происшествием, Данил при свете луны один скакал за вооружёнными разбойниками. Его конь просто летел над землёй. Ноги коня едва касались земли. Он вдруг почувствовал лютую ненависть в сердце хозяина. Он чувствовал её всей своей кожей, ушами и сердцем. И потому до предела напрягая свои мускулы, он скакал с возрастающей скоростью.
В это время за садом Жабина Азария, находившегося за рекой, вокруг догорающего костра сидели пятеро казаков и жарили на веретене дикого кабанчика. Азарий ходил вокруг них и из маленького бочоночка наливал им вино в деревянные кружки.