У птенцов подрастают крылья

На охоту всегда хорошо пойти, но в этот день было особенно хорошо! Только подумать, сколько радостей: и Сережа приехал, и главное — ненужно уезжать из милой Черни, будем учиться здесь всю зиму.

Когда мы с Сережей и Джеком отошли уже с версту и поднялись в гору, я остановился и оглянулся назад: вот она, моя Чернь, вся как на ладони! Какая же она уютная, красивая, сплошные сады! Их зелень уже тронута легкой позолотой осени. Ну и пусть: мне вовсе не грустно, что лето прошло. Ведь и осень, и зиму, и весну я проведу здесь, дома. Здесь же встречу на будущий год новое лето, такое же солнечное, такое же хорошее!

— Ну что ж, дружище, — прервал мои мысли Сережа, — уж раз остановились, давай закурим.

— Давай, — небрежно ответил я, поглаживая Джека.

Мы закурили. Глядя на Сережу, я тоже затянулся покрепче. Затянулся… Ой, что это?! Дыхание перехватило. Вместо свежего воздуха в легкие хлынула какая-то едкая, вонючая горечь. Я закашлялся, больше, больше… «Ну, сейчас вырвет, — пронеслось в голове. — Какой позор!»

Я стоял, растопырив руки, опустив голову, слезы текли из глаз. Вид был далеко не геройский. Джек с явным беспокойством, даже с участием смотрел на меня. Сережа не выдержал и расхохотался.

— Что, брат, хватил горячего до слез?

Я ничего не в состоянии был ответить.

— А ты так сразу сильно не тяни, — поучал меня Сережа, — понемногу сперва. С меня пример не бери, у меня глотка теперь луженая, — не без гордости добавил он. — Я и махру пробовал — ничего, проходит честь по чести. Ну, попробуй затянись немножко.

Я с ужасом подумал, что опять задохнусь от этой гадости.

— Лучше в следующий раз, на привале, сейчас неохота, — робко ответил я.

— Ну, как хочешь.

И мы двинулись дальше.

Пришли на болото. Наконец-то и я почувствовал себя героем. С подружейной собакой, самостоятельно Сережа еще никогда не охотился. Да и Джек явно признавал хозяином только меня. На меня только и глядел и беспрекословно выполнял каждое мое приказание. Сережа попробовал было послать его куда-то в камыши, Джек даже ухом не повел.

— А ну-ка, Джекуля, проверь, нет ли тут дичинки? — И я небрежным жестом послал Джека именно в те же камыши.

Пес сразу отправился туда, проверил и ничего не нашел.

— Зря ты этим местом интересуешься, — снисходительно сказал я. — Тут никогда ничего путного не бывает.

Сережа с уважением взглянул на меня. А я подумал: «Пусть себе курит свои вонючие папиросы, зато охотник-то настоящий я, а не он».

Мы пошли по вязкому болоту, поросшему мелкой осокой. Между кустиками осоки поблескивали лужицы воды, покрытые рыжеватой пленкой, будто налетом ржавчины.

— Ржавое болотце, типичные бекасиные места, — поучительно, совсем как Михалыч, произнес я. — Ну, Джекуля, ищи, ищи, найди-ка нам долгоносика.

И, как бы повинуясь моему желанию, Джек заволновался, заискал и замер на стойке.

— Бекас!.. — с невольным волнением прошептал я. — Идем. Только не забегай вперед собаки.

Сережа кивнул. Мы стали быстро и осторожно подходить.

«Боже мой, хоть бы мне застрелить! — мелькнула тревожная мысль. — Сергею нос утереть». Я взял на изготовку ружье.

— Вперед!

Джек сделал нерешительный шаг, и в тот же миг в двух шагах от него сорвался бекас.

С обычным криком: «Шчик, шчик, шчик!» — он метнулся над осокой, сверкнув белым подкрыльем.

Я вскинул к плечу ружье, выстрелил.

Бекас кувыркнулся в воздухе и пестрым комочком упал в осоку.

«Ура, готов! — пронеслось в голове. — Какое счастье!» Но эти мысли не отразились на моем лице. Наоборот, я даже слегка нахмурился и ледяным голосом произнес:

— А ну давай его сюда.

Джек принес дичь. Сережа подбежал, хотел взять ее, не тут-то было: Джек заворчал и, обежав кругом, подал бекаса мне в руки.

— Он другому не отдаст! — небрежно сказал я, кладя дичь в сумку. — Ну, пошли, пошли, время терять нечего.

Мы двинулись дальше. Сережа с видимым волнением закурил.

— Фу, как воняет! — отмахнулся я от дыма папиросы.

Сережа тут же перешел на другую сторону, под ветер, чтобы дым не шел на меня.

— А здорово ты его! Как ножом срезал, — не скрывая своего восторга, сказал он. — Я и прицелиться даже не успел.

— Бекаса навскидку бить нужно, — наставительно сказал я. — Это тебе не утка какая-нибудь. Недаром же он — королевская дичь.

— Королевская, — с уважением повторил Сережа.

В конце болота Джек снова заволновался и потянул к камышам.

— Наверное, курочка, — сказал я, — приготовься.

Но в этот миг в камышах раздалось громкое хлопанье крыльев, и оттуда свечкой взлетела большущая кряковая утка.

Я вскинул ружье, прицелился, нажал на спуск. Тяну, тяну — почему же нет выстрела?!

Он прогремел рядом над ухом. Утка тяжело шлепнулась в воду.

Да у меня же курки не взведены! Я чуть не заплакал от досады. Какая мне радость, что Джек, вытащив утку из воды, подал ее не Сереже, а мне; теперь это было похоже просто на издевательство. Я передал дичь по назначению.

Сережа был в восторге от своей удачи.

— Ну и здорова! Вот это дичина! — радовался он.

— Дичина-то здоровая, но не королевская, — усмехнулся я.

— Что там королевская! Теперь короли не в моде! — весело ответил Сережа. — У твоей королевской один нос торчит, а самой птицы и не видать. А эта — во, гляди! — И он тряхнул своей большущей уткой.

Признаться, я охотно променял бы десять бекасов на одну такую красавицу. Но я, конечно, и виду не подал.

Сережа на радостях закурил, и дым снова пахнул мне прямо в лицо.

— Ну, опять… — недовольно отмахнулся я.

— Что — опять? — небрежно переспросил Сережа, пряча утку в охотничью сумку. — Ах, дымком на него пахнуло, вот неженка-то! — И он продолжал, покуривая, укладывать свою дичь.

Я сразу почувствовал: хоть я и убил королевскую дичь — бекаса — и собака меня считает за главного охотника, а все-таки пальма первенства теперь у Сережи. О злодейка судьба! Зачем она не дала мне взвести курки. Конечно, не Сергей, а я бы убил эту матерую крякушу. Вот тогда бы… Боже мой, какое превосходство было бы на моей стороне! И все это рухнуло, рухнуло из-за какого-то злосчастного курка! Правильно поется: «Судьба играет человеком, она изменчива всегда, то вознесет его высоко, то в бездну сбросит без следа».