У смерти два лица

Она в очередной раз смотрит на телефон. 15:56. Через четыре минуты она позвонит в «Тропы». Интересно, как много известно Анне? Все ли ей рассказали? Во всяком случае, ей должно быть известно все, что опубликовали за последние двое суток. Ее адвокаты наверняка держат ее в курсе дела. Вчера мать Анны наняла еще двоих — настоящая адвокатская команда Об этом говорили во всех новостях.

Мартина находит «Тропы» в контактах и нажимает на зеленую кнопку вызова в телефоне. Записывающее оборудование готово к работе. Она сама тоже готова.

— Мартина?

— Привет, Анна.

— Прежде чем мы начнем, можно попросить тебя об одолжении? Тут следят за всей нашей деятельностью в сети, а мне нужно посмотреть один адрес… — голос Анны затихает.

— Конечно, — отвечает Мартина и соглашается поискать его ближе к концу разговора.

— А сейчас я включу запись. Хорошо?

Мартина старается говорить спокойно, уверенно. Профессионально. Но ногти впиваются в запястье.

— Да, конечно.

Мартина делает глубокий вдох. Она обо многом собиралась расспросить Анну, но новости о результатах вскрытия спутали все карты.

— Вот мой ответ: я не знаю, — говорит Анна, прежде чем Мартина успевает что-то спросить.

Анна начинает смеяться, и ее смех разносится глухим дребезжанием из миниатюрного динамика в телефоне Мартины.

— Что? — ошарашенно спрашивает Мартина, захваченная врасплох.

— Прости. Плохая шутка. Это цитата из старого фильма. Здесь вообще нет ничего из нашего века, — Анна откашливается. — Ты собиралась спросить, что на самом деле произошло той ночью.

Теперь, когда пришли результаты вскрытия. Ты собиралась спросить, как погибла Зоуи, если она не падала с того балкона.

— Верно, — говорит Мартина, постепенно приходя в себя. — Ты можешь мне что-нибудь рассказать? Ты помнишь что-нибудь?

— Если честно, то нет. Я помню, что была на том балконе. Вместе с Зоуи. Я помню падение. Я думала, она упала.

— А что ты думаешь сейчас, Анна?

— Я не знаю, что и думать. Я тут уже целый месяц. У меня была куча времени подумать, — пауза, затем Анна начинает напевать: — «Время ускользает, ускользает, ускользает в будущее…»

В ритме голоса Анны Мартина улавливает нотку истерики. Она откашливается.

— Я должна была бы уже во всем разобраться, — продолжает она. — Но похоже, что я сама не знала, о чем говорила.

Слова Анны — настоящая находка для подкаста. Она только что призналась, что солгала полиции. Разве не так? Мартина старается сохранить спокойствие, подавить легкое головокружение:

— Ты хочешь сказать, что не виновна в смерти Зоуи? Или что она умерла не так, как ты рассказала полиции?

Следует долгая пауза, и Мартине начинает казаться, что Анна больше не станет говорить. Что ее уже нет на том конце линии. Когда Анна наконец начинает говорить, она не отвечает на вопрос Мартины.

— Адвокаты говорят, что это хорошая новость. Они не хотели, чтобы я давала по интервью, но мне на самом деле все равно. Мне нужно знать, что случилось. Мне действительно нужно это знать. И я думаю, что ты во всем разберешься, Мартина. Я верю в тебя.

Мартина упирает ладони в стол. Она рада, что находится здесь одна и никто не видит, как блестят ее глаза, с каким трудом ей удается спокойно сидеть на месте. Она пробует зайти с другой стороны.

— В тот вечер, когда ты разговаривала с детективом Холлоуэй и помощником детектива Мейси, пятого августа… Ты говорила правду?

Анна вздыхает.

— Я рассказала им то, что помнила, и те воспоминания никуда не делись. Но в тот вечер я очень нервничала. Больше, чем мне казалось. Ты знаешь, что я провела в этой комнате для допросов семь часов? В конце концов мне просто захотелось, чтобы вопросы поскорее закончились. Поэтому я рассказала им все, что помнила, а мой мозг заполнил пробелы. Или они заполнили их за меня.

— Какие пробелы?

— Есть пробел после балкона в Уиндермере. Я не помню, как ехала к озеру Пэрриш или как положила Зоуи в лодку. Я ничего такого не помню. Но я помню, что потом была возле воды. Зная, что она была там, что я никогда не смогу вернуть ее. Я рассказала полиции, что, наверное, отвезла ее тело к озеру, потому что это казалось естественным. Потому что они сказали мне, что я, должно быть, это сделала. Тогда это казалось мне ответом на вопрос, который мучил меня все лето.

— Зачем ты созналась, Анна?

— Не знаю, как объяснить… Я помню ощущения, какие-то обрывки. У меня были эти обрывки, но я никак не знала, что с ними делать. А потом, после слов Кейдена, все вдруг встало на свои места. Это была единственная осмысленная версия.

— Ты убила Зоуи Спанос?

На мгновение лишь дыхание Анны говорит о том, что она еще здесь. Что она не повесила трубку, как опасалась Мартина.

— Я не верю, что убила Зоуи Спанос или спрятала ее тело.

Кровь приливает к голове Мартины, и она сосредоточенно смотрит в черный экран телефона:

— А у тебя есть хоть какая-то идея, кто мог это сделать? Хоть что-то, что помогло бы расследованию?

— Думаю, — медленно произносит Анна, — пришло время Кейдену Толботу поговорить с полицией.

ЧАСТЬ II Конюшня

Мы никогда туда не вернемся, это бесспорно. Прошлое все еще слишком близко к нам.

Дафна дю Марье. Ребекка [3]

3

 Пер. Г. Островской

11. ТОГДА. Июнь

Риверхед и Херрон-Миллс, Нью-Йорк

Пейсли хочет поехать на «Встречу с пингвинами» в Лонг-Айлендский океанариум, поэтому утром в понедельник Эмилия заказывает по телефону два билета с группой в половине второго, потом вручает мне ключи от своей машины. Я уже ездила на ней пару раз по мелким поручениям в Херрон-Миллс, но до Риверхеда ехать минут сорок пять, и от предстоящей поездки я вся на нервах. У меня уже год как есть права, но опыта езды по шоссе почти нет. Плюс в этот раз со мной будет Пейсли. Я прячу страх под широкой улыбкой, напоминая себе, что училась ездить в Бруклине. С Лонг-Айлендом как-нибудь справлюсь.

Ехать предстоит по красивым местам. Пока Пейсли развлекается на заднем сиденье с айпадом Эмилии, я могу успокаивать нервы пейзажами по пути с южного зубца «Вилки» на северный: берега озер, виноградники, фермы и самое большое поле для гольфа, которое мне только доводилось видеть. Но расслабиться я не могу. Ладони на руле скользят от пота, а звоночки из игры, в которую играет Пейсли, всякий раз заставляют меня вздрагивать.

Примерно на половине пути пушистые облака над нами темнеют, и по ветровому стеклу начинают расплываться капли дождя. Это всего лишь легкая морось, и сквозь тучи по-прежнему пробивается солнце, но все мое тело напрягается. Капли колотят по крыше, асфальт на дороге темнеет от воды, и я живо представляю себе, как теряю управление, как шины начинают скользить по дороге и как наша крошечная машинка вылетает на встречную полосу. В глазах — дым, кровь, битое стекло. Я поворачиваюсь, ремень безопасности врезается в шею, и с губ срывается всхлип: я вижу искалеченное тельце Пейсли, распластавшееся на заднем сиденье. Сквозь разбитое стекло врывается темная вода, заполняя машину, проникая в нос, в легкие…