У Вечного огня

 — Прощайтесь, товарищи! — хриплым голосом произнес следователь. От волнения у него пропал голос.

 Мишка приник к матери. Люба обхватила сына.

 — Потерпи, миленький!

 — Бог даст, все сладится! — бабушка, поцеловала внука в макушку.

 Володька обнял мать. Тамара почувствовала на щеке влагу.

 — Володечка!

 Он отвернулся, утер рукавом глаза, заложил руки за спину.

 Николай обнял мать и отца.

 — Коленька! — прошептала Галина.

 — Отец, мать береги! — Колька оттолкнул родителей, пошел к выходу.

 Люба, глядит вслед уходящему, сыну. Он словно стал меньше ростом. Мишка повернулся.

 — Мама, мамочка, не хочу! — крикнул он и бросился к матери.

 Люба обхватила его руками, поцеловала в лоб, в бледные щеки. — Потерпи, маленький! Что ж теперь поделаешь! Потерпи! — отстранила от себя. — Иди! Так надо! — На онемевших ногах, дошла до стула у стенки и села.

 — Любонька! — Варвара Михайловна сжала похолодевшие пальцы дочери в своих ладонях. — Плохо тебе!

 Люба покачала головой из стороны в сторону.

 — Сейчас пройдет! — она встала, надела пальто.

 — Пойдем домой! Наташа одна. Не сотворила бы чего!

 — Что ты! Не дай Бог!

 Они вышли на улицу.

 — Машину возьмем! — подошла к дороге Люба. — Чувствует сердце, неладное. Наташка! Надо было тебе остаться с нею.

 Едва машина притормозила у дома, Люба выскочила, не дожидаясь, матери, побежала к подъезду. От волнения, не может попасть ключом в замочную скважину. Наконец замок щелкнул, Люба дернула дверь, вбежала в квартиру.

 — Наташа! — тихо позвала женщина. Прошла в комнату, на диване никого нет. — Наташа! — в кухне, на столе нетронутый завтрак. За углом стола увидела мысок красного домашнего тапочка.

 — Все в порядке!? — остановилась у порога Варвара Михайловна.

 Люба протянула вперед руку, не в силах сойти с места. Старушка перевела взгляд.

 — Что такое? — бабушка кинулась к лежащей на полу Наташе.

 — Девочка, что с тобой!

 На руке девушки кровь, сжимающей осколок стакана.

 Люба подошла к столу, взяла бутылку из-под таблеток. — Все выпила!— опустилась на табурет.

 — Скорую надо! Скорее! — Варвара Михайловна приложила ухо к груди Наташи. — Стучит! Может, успеют!

 Люба тяжело вздохнула. — Мне уже все равно! Сил нет!

 — Да что ж это такое! — метнулась старушка в комнату, набрала 03. — Отравление лекарством! Скорее приезжайте. Девочка семнадцати лет!— вернулась в кухню, смочила полотенце холодной водой, приложила ко лбу девушки.

 — Мама успокойтесь! — Люба стянула с головы платок. — Эти дети решили сжить меня со свету! Я им всю жизнь отдала! — Да, не трогайте ее! — крикнула Люба на хлопочущую, возле Натальи, мать. — Врачи приедут, разберутся, можно ее спасти, или нет!

 — Господь, с тобой! Конечно, можно! Она дышит! Пойди, дверь открой! Не помню, закрыла, или нет.

 — Что случилось! — пожилой мужчина в белом халате остановился в дверном проеме.

 — Девочка! Вот! — поднялась старушка.

 — Эти таблетки выпила? — взял пустой пузырек, покрутил в руках. — Это не очень страшные таблетки. Она упала в обморок, скорее от испуга, чем от лекарства. Но промывание придется сделать.

 Санитары раскрыли носилки, подняли девушку, положили.

 Варвара Михайловна повязала платок на голову.

 Люба медленно поднялась со стула, пошла в прихожую.

 Старушка закрыла дверь, прихрамывая, догнала дочь уже на улице.

 — Долго возитесь! — крикнул врач. — Медицину не обвиняйте!

 Машина резко развернулась. Люба наклонилась к дочери, лежащей на носилках.

 — Доченька! Зачем? Чего тебе не хватало! Обо мне подумала!? У меня никого нет на этом свете, кроме вас с Мишкой! Что вы со мной делаете!? Умру, куда пойдете? Как жить станете? — погладила руку дочери, безжизненно, лежащую поверх простыни. И ощутила слабое движение в ответ.

 — Она жива! Сделайте что-нибудь, скорее! — повернула к доктору лицо, залитое слезами. — Скорее!

 — Все будет хорошо, мамаша! Не волнуйтесь! Такой случай не впервые! Спасем вашу девочку!

 Скорая остановилась у входа в приемный покой. На ступеньки выбежала медсестра.

 — На промывание! — вышел из машины врач. — Отравление!

 Санитары побежали с носилками в помещение. Люба поспешила следом. К ней вернулись силы. — Наташенька! — шепчут ее губы. — Не покидай меня! Наташенька! — Стеклянные двери захлопнулись перед ее лицом.

 — Сюда нельзя! — остановила ее молоденькая девушка. — Вам скажут! Ждите!

 — Я мать! Как это нельзя! Я должна быть рядом с дочкой! — она сняла с головы платок, расстегнула пальто, и ворот кофты.

 — Давай, присядем, доченька! — взяла ее под руку старушка. — Вон стульчики. Нельзя, так нельзя. Подождем!

 Крепко держа дочь под руку, Варвара Михайловна подвела Любу к стоящим возле стенки стульям. Люба тяжело опустилась на стул, положила руки на колени. Старушка присела рядом, погладила ее руку.

 — Бог даст, все сладится!

 Люба слегка сжала пальцы матери.

 — Они думают только о себе! Обо, мне никто не думает!

 — Плохо ей сейчас! Ты не сердись на нее. Глупая девочка. В этом возрасте потерять любимого друга, конец света. Ничего, поправится, в школу станет ходить, время вылечит.

 — Если поправится!

 — Обойдется! Я чувствую!

 — Впереди суд! Как мне все это вынести! — Люба приложила ладони к щекам.

 — У Бога силы проси! Надо вынести! На суде ты должна присутствовать! Мишке будет очень плохо, если ты не придешь.

 Люба положила голову на плечо матери.

 — Я устала! Очень устала! Так, что и жить не хочется! Свет белый не мил! Спасут Наташку, дотяну до суда, а там и помирать можно! Силы мои на исходе!

 — Да, что ж ты такое говоришь!? — Варвара Михайловна повернулась к дочери. — Меня на кого оставишь? Мне с ними не справиться! Обо мне ты подумала?

 — Не могу, мама!

 — Мамаша! — доктор остановился напротив сидящих женщин. — Дочка ваша пришла в себя! Будет жить! Свидание разрешаю, не более пятит минут.