Убейте Билли

Однако, отвлекся. Так сотами назывались восковые ячейки. В них пчёлки производили сборку примитивных средств беспроволочной связи, называемых телефонами. А пчёлки – это рабочие, которые сотовые телефоны собирали.

Благодаря моей большой учёности вы имеете представление о поверхности кисельной планетки.

В сотах живут слезуны. Один такой слезун уселся прямо на крышку люка, за которой находилась лестница в тесную комнатёнку единственной на планете гостиницы для гуманоидов. Единственной потому, что построил её сам – единственный гуманоид в этом чокнутом месте.

Достаточно хлопот с глупыми ковриками и слезунами, но ещё очень достаёт третьи обитатели планетоида. Не знаю, как они называются на самом деле, я их назвал так: дуры-кони.

Лично я своим переразвитым умом не могу понять, как из облипочек и слезунов получаются такие громадины? Представьте столб, прыгающий на пружинке – это взрослые особи. Прыгают себе бесцельно с кочки на кочку – и всё. Я не знаю, что они едят. Скорее всего, кожей впитывают густой кисельный воздух.

Когда впервые увидел эти махины, едва не помер от страха. То есть, перепугаться не мог, нет, я же бесстрашный детектив Ченг! Ладно, скажу так: растерялся. Так растерялся, что едва не обмочил штаны. Дура-конь со страшной скоростью неслась на меня. Отшатнувшись, свалился в ближайшую ячейку – так у меня получился гостиничный номер. Потом установил сверху отвалившийся при аварийной посадке люк, а пол этой ячейки успел устелить ветошью. То есть, просто скинул старый комбинезон и пока возился с ремонтом повреждённого узла, бросал туда куски изоляционной пластмассы, пористые прокладки из мегапралана и прочий мусор. А эта конь прыгала на ближайшей кочке, как дура, и радостно ржала. Эх, знал бы, где упаду – соломки бы подстелил.

Опять пользуюсь древними речевыми оборотами, а вы можете и не знать, кто такие кони и что такое соломка. В общем, кони – это специально выдрессированные животные, с длинной шеей и вытянутой мордой. Тела у них не было, только причудливо изогнутая шея на массивной пятке.

Коней использовали для игры в шахматы, их специально для этого натаскивали. Что такое шахматы объяснять не буду, это непереводимый речевой оборот нецензурного характера, а рядом с вами могут находиться дети.

Игра проводилась на стадионе. Игровое поле расчерчивали чёрно-белой клеткой. Кони прыгали с клетки на клетку – как то животное, что устроилось на краю соседней ячейки. У коней была ещё одна особенность – они постоянно испражнялись. Задача игроков очень нелёгка. Им надо было угадать, какой конь собрался загадить игровое поле и подстелить соломки. Соломка – это специальный абсорбент, формулу приводить не буду, она двенадцатисложная, вам это не интересно – мне-то деваться некуда, у меня феноменальная память, запомнил. Когда игрок ошибался, не угадав нужный сектор поля, это называлось так: шах. Потом был мат. О, какой это был мат! Когда читал справочник молодого шахматиста, не поверите – краснел!

Ну, да ладно. Короче, я потерпел крушение. Проклятая Мадам! Заманила на эту планету со странной, сдуревшей фауной. Право, предпочёл бы сразиться со страшными хищниками, чем терпеть любопытство дур-коней, общительность и любвеобильность облипочек, и обидчивость слезунов.

Слезун – груша с кучей глазок на макушке. Передвигается медленно, перетекая из одной ячейки в другую. Приближаются слезуны обычно группами, окружая со всех сторон. Вырваться из окружения можно, если сообразишь вовремя перепрыгнуь через них. Но сначала я этого не знал, просто стоял и смотрел. Даже улыбался, удивляясь тому, что бывают такие забавные создания.

Скоро я прочувствовал на себе, до какой степени забавные! Дело в том, что им очень нравится общаться – со мной. Общение незабываемо яркое. Слезун выпускает струю краски такого цвета, который соответствует его настроению, издавая при этом оглушительные звуки, сравнимые только с рёвом клаксона.

Кстати, что такое клаксон, так и не понял. Скорее всего, это какое-то сигнальное устройство, которым пользовались тачки.

Для тех, кто не знает, объясняю: тачки – женщины, работающие в службе скорой помощи. Они стояли вдоль оживлённых магистралей и были одеты в «шмотки». Шмотками в далёком прошлом называли спецодежду из тканей ярких цветов. Благодаря этому женщин можно было заметить издалека. Тачки нажимали на клаксон, останавливая гаишников.

Гаишниками древние люди называли, видимо, импотентов. У них то и дело опускалась «палочка». Всегда удивляюсь образности забытых языков, надо ж было так поэтично обозвать член – палочка! Задача тачек состояла в том, чтобы «палочка» гаишника поднялась и пришла в боевую готовность. Об этом я вычитал в пособии для начинающих половую жизнь, оно называется «Правила дорожного движения». О, какая это камасутра!

Однако, снова отвлёкся. В общем, слезуны заревели, а я, по незнанию, прикрикнул, пытаясь прогнать. В ответ раздался оглушительный рёв и пролились слёзы. Слёзы всех цветов радуги! Разноцветные потоки брызнули, будто из брансбойдов. Теперь вот хожу весь такой весёленький, разноцветный, потому что слёзки эти не смываются даже суперрастворителем.

Супермен Ченг, крутой парень, в кого ты превратился? Вонючий, облипший скользкой субстанцией, разноцветный…

Вздохнул и не стал прогонять слезуна, хватило прошлого раза. Тоскливо посмотрел на бирюзовое небо. В этом мире так много красок, что рябит в глазах. Хочется домой, в привычное окружение бетона и серебристое мерцание пластика. И серое низкое небо, которое раньше всегда действовало на нервы однообразием и наводило скуку, сейчас казалось таким желанным.

А Мадам ускользнула. Ускользнула, как ускользает улыбка Джоконды. Кстати, если помните, так называлась та самая картина, которую я подвязался найти.

Ладно, красавчик Ченг, прекращай киснуть. Скоро у этих милых животных начнётся брачный период, и тогда я улечу с недоразумения, которое недостойно называться планетой. Хорошо, что во время синего дня успел починить гравитационный двигатель. Нет бы сразу лететь! Захотелось, видите ли, полюбоваться изумительной палитрой этого мира.

Полюбовался! Накушался досыта! Теперь навечно останусь поклонником серого цвета. Стоило только синему солнцу закатиться за горизонт и подняться оттуда же бирюзовому, как вылезли милые любвеобильные коврики и кинулись целоваться с космолётом. Они так плотно облепили его, что я невольно посочувствовал кораблику.

Как только сядет белое солнце, облипочки полезут в соты к слезунам, спариваться, чтобы произвести на свет дур-коней. Эту информацию мне выдал наручный координатор, ехидно напомнив о том, что прежде чем лезть в дерьмо, надо было поинтересоваться его составом. «Дерьмом» сволочь, которой был мой компьютер-координатор – модифицированный вариант домашнего робота, по сути клон, только хуже – назвал эту похожую на большое яблоко планету. Тут я с ним полностью согласен. А вот ехидства не простил и стукнул кулаком по дисплею на браслете.

Тяжело вздохнув, посмотрел на космолёт, такой красивый в лучах синего света. Такой родной и недостижимый. Кусочек родного дома, родного очага…

Стоп! Синего света?!! Оказывается, пока упивался жалостью к себе, взошло второе солнце. Облипочки отпали от сверкающих бортов космолёта. Точнее – раньше сверкающих, теперь же лучи местного светила не оставляли даже следа на матовой поверхности, обтекая корабль. Если так пойдёт дальше, то верный друг космолёт пропадёт с глаз долой сразу же, как эта неприятная субстанция затвердеет. Толстые слои слизи стекали с обшивки, скрывая под собой все впадины и выпуклости. Казалось, что космолёт завернули в мягкое, пышное одеяло

Как и предполагал, пришлось часа два уговаривать компьютер пустить меня в космолёт. Объяснять железу, что не хотел его обидеть, и вообще, этот удар всего лишь непроизвольное сокращение мышц. Да я чуть ли в любви не объяснился, чтоб разорвало его микросхемы! И только помучив меня, прочитав нуднейшую лекцию о взаимопонимании и терпимости, а заодно перечислив все мои грехи, большей частью выдуманные, комп соизволил очистить обшивку от наплывов, но в одном месте – там, где находился шлюз. Надо ли говорить, как я был этому рад?