Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
Обстоятельствах Человеческой жизни». Из несостоявшегося Письмовника родился роман о
молодой служанке, чья несокрушимая добродетель восторжествовала над недостойными
домогательствами ее господина. Не подвергая сомнению незыблемость социальных основ
общества, Ричардсон стремился к исправлению его нравов — и тем самым к достижению
справедливости, при которой благочестивая скромность и бескомпромиссная
добродетельность одних может успешно противостоять произволу и безответственности других.
Воздействие
длительно и многообразно. Авторы готических романов признавали его с тем большей
благодарной готовностью, что жанр этот, при всей его популярности, в их глазах неизменно
нуждался в утверждении и обосновании своего raison d'etre, в подкреплении его почтенными
авторитетами. Клара Рив, как явствует из ее предисловия к «Старому английскому
барону», видела задачу художественного вымысла в том, чтобы, «во-первых, завладеть
вниманием читателя, а во-вторых, направить это внимание к какой-нибудь полезной (курсив
мой. — И. П.) или, по крайней мере, невинной цели. И счастлив писатель, который — как
Ричардсон! — достигает обеих этих целей». При этом очевидно, что «полезной», то есть
нравоучительной, воспитательной, цели литературы отдается несомненное предпочтение
перед развлекательной.
В романе Софии Ли его назидательная направленность заявлена с первых строк. Геро-
иня-повествовательница предлагает будущим читателям историю своей жизни, являющую
собой беспрерывную череду бедствий, утрат и страданий, как религиозно-нравственный
урок стойкости и терпения: «...пусть научится человек, сетующий на малые невзгоды, быть
справедливым к своему Создателю и к себе самому, вследствие неизбежного сравнения».
Воспитанные в уединенном Убежище наставлениями и примером безупречной миссис
Марлоу, юные героини романа вступают в мир, где тайна их происхождения обрекает
девушек на жизнь, исполненную опасностей, гонений, трагических потерь и рухнувших
надежд. Ударам судьбы они могут противопоставить лишь нравственную стойкость,
завещанную им воспитательницей: «...прежде чем совершить важный шаг, обратись к сердцу
своему в одиночестве. Бог поместил в каждом сердце непогрешимого советчика, и если
мы не слышим его спокойного, тихого голоса, то потому лишь, что шум мирской
заглушает его». В том же сознании непререкаемости нравственного долга воспитывает Матильда
свою дочь Марию. Становясь жертвой предательства, жестокости, клеветы, героиня
Софии Ли ищет опору в «радости и гордости ничем не запятнанной добродетели».
Нравоучительный характер произведения был с одобрением отмечен критикой, а
многочисленные моральные сентенции оценены как «справедливые, уместные и
высоконравственные».
Нравственный климат, в котором существуют героини романа, складывается из
почтения к традиционной морали и известной
терпимости к отклонениям от ее норм, если этиотклонения, явившись следствием житейской неопытности, оплачены последующими
страданиями. Таково отношение миссис Марлоу к печальной истории своей матери и
трагической судьбе Марии Стюарт. Привитая ею воспитанницам способность «сострадать не
подражая» сообщает им широту взглядов, позволяющую Матильде по достоинству
оценить благородство Ананы, темнокожей фаворитки ямайского губернатора, ставшей
покровительницей ее маленькой дочери: «Я решила, что недостойно было бы пожертвовать
долгом благодарности и расположения в угоду людскому мнению, и, помня, что ее
неискушенный ум не знал иных брачных уз, чем постоянство, в котором она, возможно, не
уступала мне, я решила терпеливо взращивать в ее душе добродетели, свойственные ее дикой,
но здоровой природе...»
Появление в романе образа Ананы не связано с присущим просветительскому идеалу
культом «благородного дикаря», противопоставленного порочной западной цивилизации.
В природных достоинствах Ананы Матильда видит лишь залог ее будущего приобщения
к христианской вере и благопристойного существования, чему готова благосклонно
способствовать.
Образ мыслей и круг понятий, сообщаемые Софией Ли героиням романа, не
соответствуют избранному для них историческому окружению и времени — они целиком
принадлежат автору и XVIII в. Таковы печальные наблюдения о том, как, теснимая
коммерческим интересом, исчезает из мира красота, как уныло преображаются места, дорогие
по воспоминаниям. Матильда, посетив после долгого отсутствия замок Кенильворт,
прежде принадлежавший ее мужу, обнаруживает в некогда прекрасных залах ткацкие
мастерские, устроенные там новым владельцем. Муж Эллинор, лорд Арлингтон, по
совету предприимчивого управляющего, разрушает старинное Убежище, где прошли детство
и юность сестер, с тем чтобы использовать камень для строительства мануфактуры, а
вырубив и продав окружающий лес, окупить строительные расходы. Таковы и
представления о социальном долге, побуждающие Эллинор искать прибежища от тоски и скорби
заботах благотворительности, собирая в своем поместье болезненных и слабых детей,
для которых непосилен крестьянский труд, и обучая их «ткать гобелены, плести
кружева, читать, писать, играть на музыкальных инструментах — сообразно их полу и
возрасту».
В духе раннего сентиментализма Руссо лицемерие и жестокость света, воплощением
которого в романе является елизаветинский двор, противопоставлены достойному и
добродетельному существованию скромных сельских жителей. Расставаясь со своей
преданной служанкой Алисией, Эллинор сравнивает свое бедственное настоящее и ненадежное