Убить мажора (антисоциальный роман)

— Шашлык — это блюдо кочевых народов Азии, — поучительно произнес Якут, а традиционное блюд якутов из мяса — Тиэстэлээх Эт.

— Ладно, ладно… — пробурчал Халк, — будешь сейчас умничать!

Якут не обиделся и повиновался, и со странным акцентом ни то кочевых народов Азии, ни то якутов, произнес:

— Ну, гдэ тут уващ щащлик?

* * *

От красного закатного солнца, на небе осталась тонкая полоска зарева. Заметно стемнело. Мясо было сжарено и съедено. И была даже испита бутылка виски, которую неугомонный Артур все-таки приберег в своей машине именно для такого случая. На самом деле он ее не приберег, а намеренно взял с собой вопреки возражениям Егора. И не напрасно, спиртному были рады все. В мерцающем красном мангале горели березовые дрова, и красно-желтые языки пламени, отражались в глазах присутствующих играющим дьявольским огнем. В алюминиевых, ужасно обжигающих губы солдатских кружках дымился сладкий чай.

Молчаливый Сергей сидел рядом с задумчивым Халком, который уже некоторое время, по какой-то неизвестной причине мыслей не участвовал в общем задушевном разговоре.

Сергей тронул его за предплечье.

— Послушай, а что ты чувствуешь, когда выполняешь настоящую боевую задачу? О чем думаешь? Или, какие мысли тебя в этот момент посещают?

— Ты знаешь, сейчас очень модно находить или проводить некоторые параллели между человеком и современной наукой, между человеком и какой-нибудь философской системой, между человеком и какой-нибудь религией, между религией и современной наукой, между современной жизнью и какой-нибудь философией…

Почему это началось? Да потому что каждый стал чувствовать себя микровселенной. Я ищу параллели между собою и тобой, между собою и религией, между собою и различными философскими системами… Зачем я это делаю? Да потому что я хочу найти ответы на вопросы:

Почему я это делаю? И, почему я делаю именно это?

Я тебе скажу так: в нашей профессии тоже никаких ответов, ничего нет. Есть физика и биология. Кто-нибудь скажет, что есть своего рода религия, философия, которую называют — идеологией. — Нет! Однажды, я понял, что у меня это получается, и я делаю это хорошо. А делаю это хорошо потому, что делая это в первый раз, во мне включилась — функция сбора способностей центральной нервной системы, временно определяющий характер ответной реакции организма на внешние и внутренние раздражения — мобилизационная доминанта, которая задействовала определенный комплекс преобладающих качеств и чувств… В каждом человеке есть… то есть заложен природой определенный комплекс чувств и качеств: например, сила — в ком-то ее больше, в ком-то меньше; ум — в ком-то его больше, в ком-то меньше; страх — в ком-то больше, в ком-то меньше; смелость, справедливость, доброта, жестокость… Те чувства и качества, которые находятся в большем количестве — они доминируют в человеке, реализуясь в его жизни. Все дело в том, что в процессе жизни какие-то элементы, посредством опять же биологического роста, могут увеличивать свое содержание, а посредством физического процесса — могут трансформировать свои качественные характеристики… Отсюда, я — склонен к физическому насилию, а ты… — Халк вопросительно поглядел на Сергея, — ты кто по профессии?

— IT-специалист… специалист по компьютерной технике и программированию, — не дожидаясь вопроса «кто это?», пояснил Сергей.

— Ну, вот… А ты — к умственному труду. — Закончил он свою прежнюю мысль. Конечно, это не говорит о том, что: я — глупый, а ты — умный. Или… я — злой, а ты — добрый. Скорее, все дело в разнице количественного содержания комплекса чувств и качеств. Короче, в биологии, взаимодействующей с физикой.

— Лихо ты все это завернул! — усмехнулся Сергей.

— А ты думаешь, — с гордостью произнес Халк, — думаешь, в момент боя я что, о других людях думаю? Я даже о своих жене с ребенком не думаю, и родителей не вспоминаю! В этот момент совершенно другие нервные центры работают: мышечная память, некоторые рефлексы, физическая сила, оперативное мышление, адреналиновое возбуждение, которое сродни возбуждению половому. А профессиональные идеологи, посидев, подумав и, воспользовавшись происходящим у людей обострением в центральной нервной системе — доминированием одной группы центров на другой, придумали ложное, но вполне реалистичное объяснение… Согласно доктрины Н. Е. Введенского: доминирующий нервный центр или группа центров обладает способностью стойко удерживать состояние возбуждения, когда первоначальный стимул уже не оказывает активирующего воздействия. То есть наступает инертность… Вот это относительно слабое возбуждение нервных центров, которое прежде возникало естественным путем, под влиянием рефлекторного возбуждения или при действии на нервные центры ряда гормонов… и стимулируют идеологией!.. Другая группа ученных экспериментально разработала ряд препаратов и стимуляторов, которые вызывают необходимую доминанту, например, непосредственным воздействием на нервные центры слабым электрическим током или некоторыми фармакологическими веществами. Понимаешь? — наконец спросил Халк.

— Кажется, я начинаю понимать! — ошарашено ответил Сергей.

— Но это тоже вопросы нано-технологического будущего… Слишком все дорого! Заразить идеологически — гораздо дешевле — менталитет у нас такой, и почти без побочных явлений. А знаешь, что делает нас готовыми УБИВАТЬ? — Вот эта самая вера в то, что мы спасаем других людей; а что делает нас способными УМИРАТЬ? — Привычка! Ведь никто не думает умирать. Нас давно к ней приучили и смирили.

— Да… — вслух подумал Сергей, — вот и Кун-Цзы говорил тоже самое…

— Кто? Кун-Цзы? — переспросил Халк.

— Да, это я так… — отмахнулся Сергей, почувствовав неловкость, — мысли вслух.

— А-а… я тоже читал Кун-Цзы, — произнес задумчиво Халк. От чего Сергей встрепенулся:

— Что? Читал?.. Кун-Цзы?.. Откуда ты его знаешь?

— Да, сейчас, любой школьник знает Кун-Цзы! Кун-Цзы — это настоящее имя Конфуция! — пояснил, наконец, Халк. Сергей снова ахнул. Ведь Сергей ничего не знал об этом до сегодняшнего дня, а имя — Кун-Цзы, которым назвался китаец-блондин из сна — оно же сразу ему хорошо запомнилось. — Так что ты читал у него?

Сергей, немного подумав, перефразировал запомнившуюся фразу, заменив слово — «месть» на слово — «смерть»:

«…справедливой, — смерть — может быть только тогда, когда ты, таким образом, выправляешь сбившийся естественный ход вещей, помогаешь их природному течению, но не тех, что напрямую касаются тебя или связанных с тобой, а чужой часовой сбой, ну, когда стряхиваешь пыль с чужих униженных колен! Только тогда, она становиться особенной! А ты достигаешь состояния просветления».

— Я не встречал этого! — до чрезвычайности удивленно произнес Халк, с такой интонацией возмущения, которая говорила не о том, что Сергей приврал или сказал что-то ошибочное. А с той, в которой была доля обиды и негодования, за то, что он читал и не заметил такого замечательного высказывания, так тонко и четко отражающего то, о чем он только что рассказывал. — Как все-таки хорошо подмечено!

— Сколько же надо времени, чтобы это понять? — мечтательно произнес Сергей. В это самое время, Сергей сидел и думал о том, что прежде он ничего не слышал о Конфуции, и тем более не читал его книг. Попытки понять: с чего взялся в его сне этот странный Кун-Цзы; это его высказывание, если такое существовало вообще в природе. И из чего соткалось это запутанное полотно сновидения…

Где-то и когда-то Сергей читал, что сны — это яркие образы и части виденных реальных переживаний из памяти, из которых как мозаика калейдоскопа складывается сам сон. Но в памяти Сергея не могло быть ничего связанного с философией Конфуция, в принципе.

— Что касается времени… Есть такая легенда, — начал Халк, — однажды Конфуций сидел на берегу реки и следил за ее движением, слушал тихий шепот ив на ветру, улыбался утреннему солнцу и пению птиц. Сидел тихо, стараясь не производить ни единого шума или звука. В какой-то момент, вероятно, достигнув нирваны, он восторженно вскинул руки перед собой, и негромко ударил ладонью о ладонь. После чего некоторое время сидел задумчив, и, в конце концов, решил, что это есть хлопок. Сделав точно такое же движение, но на этот раз только одной рукой, снова надолго задумался, но так и не смог понять, что это…

Три года Конфуций думал, что могло означать этот «взмах хвоста дракона». Неоднократно возвращаясь на то место, размышляя и медитируя, Конфуций пытался разгадать тайну одинокого полета ладони, но так и не смог разгадать глубокий смысл легкого движения одной единственной руки. Не мог понять, что является ее результатом:

«Что же это? — думал мудрец. — Движение двух рук рождает хлопок — ритуальное действие, эротический символ — левая ладонь символ Луны-Женщины, правая — Солнца-Мужчины. Хлопок — это магическое единение двух начал — мужского и женского, в результате которого появление новой жизни… Одним хлопком в ладоши отпугивают нечистую силу, изгоняют злых духов. Другим, напротив, в помощь призывают параллельные миры. Рука — это орган… член, с помощью которого можно заглянуть в иной мир. Не зря она исчерчена — божественными линиями, которые таят в себе судьбу»… Через долгие три года, Конфуций снова вернулся на то место, на котором впервые подумал о хлопке в ладоши, и движении одной руки. Сидел, следил за течением реки, слушал шелест ив, снова улыбался солнцу и щебетанию птиц. Сидел тихо, и наконец, понял, что это движение — всего лишь на всего тишина… Так что, сколько бы времени не понадобилось оно не пройдет напрасно, будь уверен! — сказал Халк. — Есть еще одна легенда, — добавил он, сделав паузу, — согласно второй — умирающий Конфуций, превратился в камень, который назвали Кунцит.

— Скажи, а ты способен убить человека без какого-либо мотива? — прервал Сергей Халка.

— Без мотива? — задумался Халк. — Наверное, нет… У мену всегда была мотивация. Если ты ни псих, ни маньяк, всегда нужна внутренняя причина, побуждающая тебя к действию или к системе действий; повод, вина, фактор… корень зла… ради которой ты собираешься что-то делать. — Несмотря, на то, что Халк говорил об убийстве, о мести, он по какой-то причине намеренно не называл слова — «убить» или «отомстить», вслух.