Убить. Забыть. Любить

Но ведь это и не значило, что я не смогу разлюбить?

Во всяком случае, мне хотелось в этом себя уверить.

За дверью послышалась приглушенная ругань. Я встряхнулась и встала, отгоняя от себя все лишние мысли. Что там происходит? В дверь постучали, и я взмахнула рукой, позволяя ей открыться.

– Да что ты мне тут показать можешь, старый болван, в своей то спальне и...

Вошедший, высокий темноволосый мужчина в неопрятной одежде и со шрамом через все лицо, резко замолчал, а потом склонился в глубочайшем поклоне, шипя в сторону посмеивающегося Исы, что он ему это еще припомнит.

– Ваши Высочества...
– голос лэрта Кашеро прервался от волнения, - Я так счастлив видеть вас...Кассандра, я не могу поверить, что вы...

– А я рада видеть тебя, - я подошла к нему и обняла, - пусть будет "ты", я разрешаю. Нас осталось слишком мало, чтобы соблюдать исключительную вежливость.

– Ну уж нет, я не позволю этому грубияну тыкать мне!
– раздался еще один голос, который я вовсе не надеялась услышать, а я радостно охнула.

– Господин Райц! Не может быть! Я искала вас!

– Я говорил про этого деревенщину, что приперся к своему принцу с принцессой, даже не удосужившись поменять одежду, а вам, Кассандра, позволено все. И тыкать тоже.

– Тогда «тебе», дядюшка.
– я счастливо улыбнулась,- И пусть его, одежду эту. Принцессы без Дома могут себе позволить общаться, с кем хотят.

Мы расселись в комнате, ставшей внезапно тесной, и я снова вкратце рассказала свою историю. Иса все порывался вывести Дариша, но я внимательно посмотрела на брата и покачала головой.

– Он будущий король, если мы все сделаем правильно. А значит не стоит от него что-либо скрывать.

По окончании рассказа мужчины угрюмо замолчали. Наконец, старый гном вздохнул и подался вперед:

– Я не стал верить слухам - приехал сам сюда, чтобы понять, что происходит. Сейчас не лучшее время выступать с протестом, когда у нас совсем мало ресурсов...

– Да убить их всех, как безродных тварей, и дело с концом!
– грохнул по столу Кашеро.
– Чем они лучше аль Самрата и его сыночков?

– Тем что то была кровная месть и Кассандра имела на неё полное право. Но если она сейчас поступит так же со ставленником Самрата, которого успели короновать после смерти герцога, то это будет государственной изменой.

– Но ведь именно Дариш главный претендент!

– Когда ему исполнится двадцать. Предъяви мы его сейчас - Камилл аль Ромина сможет получить регентство, а там сами знаете, он не погнушается ничем.

– Значит, завоюем с боем!

– И какими силами?

– Народ и солдаты пойдут за Кассандрой, я в этом уверен!

Я покачала головой:

– Пойдут. Против такого же народа и солдат. Я не хочу. Ввергнуть свое королевство в кровавую бойню? Нет.

– Ты жалеешь народ, который, фактически, смог продать вашу семью? За достаток и жизнь?
– Кашеро, прищурившись, посмотрел на меня.
– Как Иса? Который даже не дернулся, когда это все произошло? Сначала продавал своих шлюх твоим солдатам, теперь - солдатам врагов?

Иса зашипел и потянулся к воину, но я остановила его резким взмахом руки.

– Тебе ли не знать, как не «дергался» Иса? Я бесконечно благодарна ему за то, что он сделал. И да, я жалею народ, который возделывает нашу землю. Ловит рыбу в наших морях, кормит своих детей, мечтает о счастливом будущем, - сказала я жестко.
– Аль Самрат был тем, кто не считал людей, магов и солдат достойными беспокойства. Он был готов использовать каждого - от последнего бедняка до короля - как мясо для достижения своих целей. И я не буду пестовать мнимые обиды и требовать от крестьян сложить за нас голову. Большинство жителей королевства даже не поняли, что произошло; они продолжают жить в полной уверенности, что смена власти прошла законно. Ты считаешь, надо наказать их за это? Вздернуть на суку фермера, которые не бросился с вилами на наместника? Зарубить стражника, не отказавшегося выполнять приказ нового начальства? Рассеять на части лавочника, продавшего хлеб чужеземцу? Суэлтаро всегда был миролюбивым королевством; мы все просто хотели жить и жить в довольствии. И не стоит винить сейчас тех, кто решил последовать общей политике, которую мой же Дом и воспитывал в собственных подопечных.

– Но те, кто понял что происходит? Им ты тоже готова все простить? И егерям, что ушли и рассеялись по всему Великому континенту, не желая бороться?

Я сурово посмотрела на воина:

– Знаешь, сколько раз я спела траурную песнь как старшая Дома за этот рассвет? Двести восемнадцать. Тьма, двести восемнадцать верных людей, приближенных короля, горячих голов и членов их семей, которые протестовали, отрекались, пытались сбежать и отказывались приносить клятвы крови! Неужели ты думаешь, что это сделало меня счастливой? Мою семью не вернешь таким способом! И поверь, я не буду применять никаких санкций к тем, кто поддался влиянию новой силы. Далеко не все они подхалимы, ненавидевшие моего отца.

– Твоя доброта погубит тебя, - буркнул мужчина и отвернулся.

– Нет. Моя честь и желание заботиться о тех, кто вверил Дому свою жизнь, родившись здесь и приехав сюда, позволит мне выстоять. А если нет - что ж, так и будет. Но, по меньшей мере, я сохраню множество жизней. Потому как это только и имеет значение. И тебе придется принять мою «доброту» или уйти.

– Ты же знаешь, я никогда не уйду. Теперь уж точно. Я и раньше готов был отдать свою жизнь за Дом, но теперь это сделаю тем способом, что скажет моя королева, - вздохнул Кашеро и вдруг встал на одно колено.

– Ты не можешь дать мне клятву. В Суэлтаро не может быть королев, и я не собираюсь нарушать веление наших предков. На них держится наша судьба и судьба всего государства.

– Ти мозес дать её мне, - вдруг встал Дариш, молча слушавший нас все это время, и я едва сдержала слезы умиления. Мой маленький будущий король.
– Так мозно?
– повернулся малыш с тревогой к гному и тот кивнул.

Кашеро достал кинжал, полоснул по запястью, смочил пальцы в своей крови, а потом провел по своему лбу и серьезно, глядя прямо в глаза наследнику Дома, произнес:

– Клянусь своей жизнью, своей честью, своей магией и своей кровью защищать вас, Дариш аль Монтаро и служить вам в прошлом, настоящем и будущем, пока моя плоть не рассыпется в прах, а душа не растворится среди Вечности.

Я подошла сзади к брату и тихонько прошептала ему на ухо ответные слова. Тот кивнул и прерывающимся от волнения голосом сказала:

– Клянусь быть доштойным твоей велности и службы, Анит Кашелоо.

Рядом бухнулся Иса, и они снова повторили ритуал.

И тогда я с улыбкой обошла мужчин, встала на колени и провела кровью линию по лбу:

– Клянусь своей жизнью, своей честью, своей магией, своим даром и своей кровью защищать тебя, брат мой, и служить тебе в прошлом, настоящем и будущем, пока плоть моя не рассыпется в прах. Но душа моя будет служить тебе и после того, как растворится в Вечности, - произнесла я формулу, снова смочила пальцы, начертила знак рода на лбу Дариша и прошептала, - да возродится Дом вместе с тобой, Дариш.

Что-то зазвенело, а потом раздался далекий рокот, будто в горах случился обвал.

Я вскочила на ноги и нахмурилась: