Убитая жизнь
Шрифт:
— Надо, значит надо, Юрий Викторович, — Евгений со вздохом согласился.
В обеденный перерыв он зашёл сначала к матери, разогрел ей куриную похлёбку и мятую картошку с мелкими кусочками индюшачей грудки.
— Брат звонил. Спрашивал про тебя, — сказал он ей, выдавливая из пластин очередную порцию таблеток.
Она растянула беззубый рот в улыбке.
— Себканар мяста! Потинетки…
Евгений обреченно выдохнул. За три года он так и не выучил лексикон матери после инсульта. Хорошо ещё, что сама умела ложкой работать, да в туалет ходить. Но за эти годы он научился такому, что и во сне представить не мог — первые полгода после больницы мать не вставала с кровати.
Евгений менял ей подгузники, протирал влажным полотенцем и
— Ну, и кто будет с ней сидеть! — кричал брат, напившись. — Я работаю, Натуська тоже…
— Наталья дома работает, — хмуро отвечал Евгений. — В Москве и врачи лучше, и условия. Я сиделку могу нанять.
— И где эта сиделка жить будет? — жена брата вмешалась в разговор, показывая на четырехкомнатные хоромы за своей спиной.
— Приходить будет, — Евгений не мог принять того, что брат отказывается поселить у себя больную мать. — А ночью уходить.
— Так определи матушку в специальный пансионат! — обрадовался своему предложению брат.
— Я могу поискать, но только если ты будешь в доле по расходам на него…
— И это сколько?! — спросила жена брата.
— А есть разница?
— Ещё спрашивает! — возмутилась она, уходя с кухни.
Брат вылил в себя очередную рюмку.
— Слушай, — зашептал Евгений брату. — Мы с матерью продали свои квартиры, чтобы ты жил вот здесь. Хорошо, что у моей… супруги есть квартира в посёлке в ста километрах от Москвы, и я уехал туда, бросив здесь всё. За десять лет это всё ты просто просрал! А что обещал?! Живи спокойно, Жень, а я буду тебе дивиденды выплачивать. Потом у тебя, видишь ли, сразу кризис образовался, и мы продали халупу матери, хорошо наша тётка согласилась взять её к себе. А где обещанные дивиденды?! Я приезжаю проверять твоё управление, и что нахожу?! Ты развалил мою, заметь, мою фирму, набрал долгов и залез в какие-то аферы! Оказывается, мать молчала, когда я её навещал, что она получила два инфаркта. А когда лежала в больнице, то говорила мне, что отдыхает в санатории. И только ради того, чтобы тебя выгородить.
Евгений перевёл дух, чтобы не сорваться на крик. Чтобы успокоиться.
— Послушай, ты же знаешь, что я не могу взять её к себе. У меня маленькая однушка на четвёртом этаже. Если мать сможет ходить, то она не сможет даже выйти погулять.
— Так купи ей квартиру на первом этаже, — посоветовал брат, вливая в себя содержимое рюмки. — Или привези пока к себе. Пусть твоя… жена за ней поухаживает. А потом купишь…
— Ты сейчас серьёзно? — Евгений встал.
— Вполне, — брат вылил в рот ещё рюмку.
И тогда Евгений рассвирепел. Потом он корил себя за несдержанность, но… что сделано, то сделано — перед братом лёг пухлый конверт с фото похождений его драгоценной и распечатка с её счетов.
— Ты бы пил меньше… брат.
После матери Евгений побежал домой. Перепрыгивая через ступеньки, залетел на четвёртый этаж и торопливо отпер дверь.
— Малышка моя, ты там как?!
Прокричал из коридора, скидывая ботинки. Бросив куртку, зашёл в комнату.
Жена сидела у окна и молча смотрела на улицу. Повернулась к нему, нежно улыбнулась.
— Нормально, Жень. Даже смогла сама разогреть обед. Как мама?
Он подошёл к инвалидному креслу и присел, схватив протянутую ладошку.
— Ты моя умница. Мама? Да, тоже — нормально…
Два года назад какой-то урод вечером сбил машиной жену, когда она после прогулки с матерью Евгения, отводила старушку в снятую им специально для матери квартиру в бывшем офицерском общежитии на первом этаже. После этого жена больше не могла ходить сама. Матушке Евгения повезло больше, но она, сидя ночами в больнице, как-то быстро превратилась в дряхлую старуху и перестала произносить отчётливо слова, хотя до этого намечался прогресс в её речи. А когда Евгений приводил матери очередную сиделку, долго билась в истерике. От сиделок пришлось
отказаться, и мужчина теперь управлялся сам, разрываясь между работой и двумя дорогими ему женщинами.Того урода он, конечно, нашёл…
Татьяна
Она зашла в ванную комнату.
Чинно достала из белого комода ароматные свечки и расставила по углам большой ванны, сделанной на заказ из искусственного камня цвета кофе. Потом неспешно развязала пояс шелкового халата и на секунду задумалась.
— А, потом краны открою, — сказала тихо, сбросив халат на белоснежный ворсистый коврик.
Выгнула спину с наслаждением, заведя ладони на затылок. Через минуту на коврик полетел черный силиконовый бюстгальтер и веревочки трусов.
— Черт, как неудобно! — она потерла грудь в местах приклеивания силиконовых накладок и покрасневшие полоски на бедрах, оставленные тугими стрингами.
Как же она не любила все эти ужины, на которые надо приходить в обтягивающих платьях с декольте и открытой спиной! Но ничего не поделаешь — положение обязывает. Руководителю самого крупного в городе бухгалтерского консалтинга нужно посещать эти вечеринки, где собираются боссы компаний и высшие чиновники. Потому что только на этих ужинах решаются самые важные вопросы и озвучиваются главные просьбы. Вот и сегодня пришлось игриво флиртовать с местным начальником налоговой службы — толстым и вонючим козлом, которого ни на шаг от себя не отпускала его жена — такая же толстая бабища, умудрившаяся всунуть свой целлюлит и своё вымя в «голое» платье от Армани.
Зато договорилась с управляющим завода минудобрений на проведение аудита. Управляющий так ничего — статный, хоть и в возрасте, но все равно не в её вкусе, хоть и изображал из себя мачо голливудских боевиков. Один хрен он ничего не решает, но на совете директоров поддержит — её цена за аудит весьма демократична.
Изящно наклонившись, она повернула винтили кранов над ванной. Горячая вода весело хлестнула по камню, а вот кран холодной воды издал утробный звук голодного слона и тут же зашипел рассерженной змеей. Капли ржавой воды отскочили от ванной и мерзко коснулись холмиков груди. Длинные ресницы возмущенно взлетели, пытаясь догнать яростно возмущенно изогнувшиеся тонкие брови — Таня не любила татуаж во всех проявлениях и наращивание определенных мест и волос — у неё все было свое: упругие торчащие ягодицы, округлые бедра, тугая грудь приличного размера, свои длинные ресницы и свои брови. Тело очищено от ненужной растительности лазерной эпиляцией. И вообще, её телу могла позавидовать любая сорокалетняя модель, а чистой коже на лице — любая телеведущая. Правда лицо имело свойство меняться — из детско-наивного милого в маску законченной стервы: гневные губы, растянутые в ядовитой ухмылке, и почерневшие от злости сверкающие глаза.
И сейчас именно такими глазами Таня смотрела на свою грудь, покрытую ржавыми каплями и легким раздражением от клея.
— Майя Николаевна! — прогремел Танин крик вслед за пинком о дверь ванной комнаты.
По лестнице поднялась ухоженная блондинка лет пятидесяти в строгом брючном костюме и белой хлопковой водолазке. Прямая спина, одна рука поднята до пояса ладонью вниз. Тонкие пальцы подрагивают.
— Что случилось, Татьяна Сергеевна?!
Управляющая Таниной усадьбой вздрогнула, увидев свою хозяйку в проеме ванной комнаты без халата и с гневным лицом.
— В… моей… ванной… нет… холодной… воды, — отчетливо проговорила Таня осипшим от злости голосом.
Майя Николаевна работала у Тани лет десять. Когда была возведена усадьба она пришла наниматься кухаркой и «выросла» до управляющей. Только она могла говорить с хозяйкой, поскольку никого другого Таня не слушала. Все недоумевали, но уроженка Молдавии каким-то непостижимым образом влияла на нерегулируемый хозяйский гнев, отводя его от себя.
И сейчас, склонив голову с безупречной прической, управляющая повернулась и поспешила на первый этаж особняка.