Убийца Шута

– Это не лучший план из тех, что мы с Лордом Чейдом придумывали, но, заметь, не худший.
– Я поднял свою ложку и помешал суп. Кусочки моркови всплыли на поверхность и снова утонули, пока облачко пара поднималось из тарелки. Я положил ложку, давая ей остыть, и спросил риторически - У тебя есть идея получше?

– Да. Убить людей, которые пытались убить меня, чтобы я могла жить той жизнью, которой я хочу, и где захочу.
– Её ответ был столь быстрым, что я понял, что она обдумывала его уже некоторое время.

Я решил принять её предложение всерьез.

– Это не так просто как ты думаешь. Во-первых, мы должны определить, кто же пытается тебя убить. И чаще всего оказывается, что этот человек - всего лишь исполнитель. За каждого человека, что ты убиваешь, ты, возможно, создаёшь пять или шесть новых врагов. И, возможно, тебе стоит спросить себя, почему этот человек должен умереть для того, чтобы ты жила как того желаешь.

– сказал я серьезно.

– Возможно, этот вопрос стоит задать этому человеку перед тем, как убить его!
– зло ответила она. Она отодвинула чашку с супом и тарелку, а я разломил хлеб и намазал один из кусков маслом. Пока я молчал, она продолжила - Почему я должна платить за действия других людей? Почему я просто не могу жить так, как должна по праву рождения? Что я такого сделала, что меня прячут? Как перворожденная благородной леди, я должна по закону унаследовать титул и земли моей матери! Но нет! Нет, потому что она не была замужем, когда я была зачата, и её вина ложится на меня! Я плачу за её эгоистичные поступки, обречена расти в захолустной деревушке с моими стареющими бабушкой и дедушкой, смотреть, как они умирают, а потом попасть к развратному мужу моей матери. Оттуда я была почти что похищена Лордом Чейдом, и затем отрезана от всего мира почти на два года! Нет вечеринкам, нет балам, нет платьям из Бингтауна или Джамелии. Нет. Ничего для Шун, она была рождена на неправильной стороне простыни. И прежде всего, человек, ответственный за это, должен уметь избежать всех последствий. И потом, даже спрятанная от всего мира там, где каждый день я боялась, что скука прикончит меня, кто-то пытался отравить меня. В моём собственном доме кто-то пытался отравить меня!

Её слова выходили всё быстрее и быстрее, и её голос стал громче и настойчивее по мере того, как она выплёскивала свою грустную историю. Я бы почувствовал сочувствие к ней, но её манера рассказа казалась слишком эгоцентричной. Только моя сдержанность позволила мне не вскочить и покинуть комнату. Я горячо надеялся, что она не ударится в слёзы.

Она ударилась.

Её лицо сморщилось, словно кусок бумаги, на котором написали слишком много секретов.

– Я не могу так жить!
– проныла она.
– Я просто не могу!
– Она упала на стол, положила голову на руки и зарыдала.

Человек, лучший, чем я, смог бы найти в своём сердце добрые слова для неё. Мог бы увидеть в ней почти ребенка, внезапно оторванного от всего, что ей было знакомо. Но последние её слова были теми самыми, которые я сам адресовал судьбе каждый раз, когда возвращался в свою холодную и пустую кровать. Я сказал ей то, что говорил себе.

– Это не так. Ты сможешь. Потому что ты должна. У тебя нет другого выбора, разве что ты перережешь свою глотку.

Она подняла голову со своих сложенных рук. Она смотрела на меня своими красными глазами, лицо было мокрым от слёз.

– Или повеситься. Я не думаю, что смогла бы перерезать себе горло, но я могла бы повеситься. Я даже научилась завязывать тот узел.

Этот факт заставил меня понять, насколько серьезной была ситуация. Этот маленький кусочек информации, шажочек, который она сделала, став чуть ближе к самоубийству. Каждый убийца должен знать, как он предпочёл бы умереть. Для Шун это был не яд, но прыжок со стула с петлёй на шее, без ожидания или шанса пожалеть о решении. Что же до меня, то я предпочту разрез, вытекающую кровь и да, несколько мгновений, чтобы проститься с жизнью. Внезапно я понял, что именно поэтому Чейд послал её ко мне. Не только потому, что кто-то угрожал её жизни, но и потому, что она представляла опасность для самой себя. Это обстоятельство разбудило во мне скорее ужас, нежели жалость. Мне не нужна была такая ответственность. Я не хотел однажды проснуться от криков служанки, что её госпожа болтается на веревке, и я не хотел передавать такие новости Чейду с помощью Скилла. Для меня было невозможно защитить её. Что можно сделать для человека, который хочет навредить себе? Моё сердце упало при мысли, что мне вскоре нужно будет обыскивать её комнату. Какие инструменты ей предоставил Чейд? Маленькие лезвия, гарроту... яды? Ему приходило в голову, что в своём состоянии она может воспользоваться ими против себя, а не в целях самозащиты? Я почувствовал вспышку гнева по отношению к Чейду и его кипящему котлу, который он отправил к моему порогу. Кого ошпарит, когда вода, наконец, перельется за край?

Она все еще смотрела на меня.

– Тебе не стоит этого делать, - слабо сказал я.

– Почему нет?
– потребовала она.
– Это решит все проблемы. Жизнь людей станет проще. Моя мать была бы счастлива, если бы её испорченный сынок всё унаследовал безо всяких осложнений. А у моего тайного отца не будет страха, что он будет каким-то образом найден. И у тебя не будет полоумной девицы, вторгнувшейся в твой дом!

Последние слова перешли во всхлипы.

– Когда я сбежала в Баккип, несмотря на всё что со мной случилось, у меня была надежда. Наконец, надежда! Я наконец-то уйду из жизни в тени! Я думала, что наконец окажусь при дворе, с другими молодыми людьми, с музыкой, танцами и жизнью. Просто жизнью! И вдруг Лорд Чейд забрал меня. Он сказал, что я в опасности и не могу пойти в Баккип, но под его опекой я смогу выучиться на убийцу и тогда защитить не только саму себя, но и, возможно, королеву.
– Её голос становился все выше и придушенней.
– Представляешь! Я с королевой, защищаю её! Стою рядом с её троном. Ах, я этого так сильно хотела. И я старалась выучить всё, чему Квивер учила меня. Это ужасная, вонючая женщина и её бесконечная муштра! Но я старалась, старалась. Она никогда не была довольна моими успехами. А затем Роно умер, отравился, а яд предназначался мне. И мне снова пришлось бежать. Меня отослали невесть куда, с тем негодяем для охраны. На этот раз я была уверена, что меня возьмут в Баккип! Но куда Лорд Чейд отправляет меня? Сюда. Я не сделала ничего плохого, и, тем не менее, вот она я, в этом продуваемом насквозь месте, среди постоянного стука молотков и людей, которым нет до меня ни малейшего дела. В месте, где нет будущего, нет ничего милого или окультуренного, ничего волнующего. Где я - никто для всех, только груз и неудобство!

В минуты бедствия к человеку часто возвращаются его сильнейшие стороны и таланты. Так что я соврал.

– Ты не груз, Шун. Я знаю, каково это - чувствовать, что нет на свете места, где тебя ждут, где ты как дома. Так что я говорю тебе сейчас: каким бы странным не казался тебе Ивовый Лес, ты можешь считать его домом. Тебя не выгонят отсюда, и пока ты здесь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя. Ты не гость тут, Шун. Ты дома. Возможно, сейчас тебе тут не очень нравится, но мы можем изменить это место. Мы можем сделать его подходящим для тебя. Чтобы тебе было тут комфортно. И ты можешь находиться тут столько, сколько потребуется.
– Я вздохнул и добавил маленькую ниточку правды.
– Пока ты здесь, я считаю тебя частью моей семьи.

Она посмотрела на меня, её губы странно шевелились, как будто жевали еду. Затем она вдруг вскочила со своего стула и бросилась на мою грудь, громко рыдая. Я поймал её до того, как мы оба упали. Её голос дрожал, пока она говорила:

– Они пытались убить меня ядом. Сынок повара украл пирог с тарелки, мой любимый, маленький ягодный пирог, и умер с кровью и пеной на губах. Вот что они хотели со мной сделать. Убить меня таким образом. Бедный маленький Роно, который никогда не сделал ничего плохого, кроме маленького воровства. Он умер вместо меня, в мучениях. Маленький Роно.

Она дрожала всем телом. Я крепко держал её, чтобы не дай бог не опрокинуться со стула.

– Это была не твоя вина, - сказал я ей.
– И сейчас ты в безопасности. Ты в безопасности.

Я задумался, правду ли я сказал.

– Папа!

Я резко повернул голову. Что-то в тоне Пчёлки сказало мне, что она ожидала, что мне должно быть стыдно за моё поведение. Она смотрела, как я обнимаю Шун, скрестив руки на груди.

– Шун очень расстроена, - сказал я ей, но холодный взгляд Пчёлки говорил мне, что она меня не извиняет. Когда Шун попыталась отодвинуться от меня, мне удалось встать и усадить её на мой освободившийся стул.
– Тебе уже лучше, Пчёлка?
– спросил я, чтобы подкрепить свою ложь о том, что ей нездоровилось.

– Нет, - ледяным тоном ответила она.
– На самом деле, мне хуже. Гораздо хуже. Но я не поэтому пошла тебя искать. Она наклонила маленькую голову ко мне, и у меня сложилось ощущение, что она натягивает тетиву лука.
– Мне пришлось покинуть мою комнату на несколько минут. А когда я вернулась... Я пришла сказать, что твой другой гость пропал.

– Пропал?

– Другой гость?
– изумилась Шун.

– Пропал?
– эхом отозвался Риддл. Он вошел в комнату и выглядел взъерошенным, как будто бежал всю дорогу из деревни. Он всё еще тяжело дышал, когда перевел взгляд с неодобрительного лица Пчёлки на лицо Шун в слезах, а затем на меня.
– Я получил послание, что раненная путешественница ушла.

– Да, она ушла.
– Я чувствовал себя как флюгер, вращаясь между Риддлом и моей дочерью.
– Все в порядке. Она не пропала, Пчёлка. Она почувствовала себя лучше и захотела уйти. Мне следовало тебе сказать. Своими глазами я пытался донести до неё, что я вру, и мне нужна её помощь, чтобы быть убедительнее. Она посмотрела на меня.

– Раненая путешественница?
– еще раз спросила Шун.
– Здесь был чужой? Откуда тебе знать, что она не была убийцей?
– Она закрыла рот руками и смотрела на нас в тревоге. Её зеленые глаза казались очень большими над её сложенными руками.