Убийства в стиле Джуди и Панча
Шрифт:
– Сынок, откуда ты знаешь, что она была наверху, в спальне?
– Когда я вернулся, то слышал, как она говорила. Спальня находится как раз над этим кабинетом с аптекой. В кабинете есть аптека. Я мог слышать ее.
– Угу. Что ты делал после того, как вернулся?
– Я запер дом. Я вам об этом рассказывал.
– А когда ты закрылся в кабинете, – спросил Г. М., энергично кивая в сторону полуоткрытой двери, – ты запер створчатое окно так же, как и французское?
– Это что-то новенькое, – сказал Антрим. – Вы не спрашивали меня… Обычное окно? Нет. Я его не трогал. В любом случае я всегда держу его запертым, поэтому не было необходимости смотреть. Мы никогда его не открываем. Слишком
– Вот как? Но знаешь ли ты, что кто-то взломал его в ту же ночь и проник в дом?
– О боже… – тихо сказал Антрим.
Его рыжеватые ресницы слегка дрогнули, но он не сводил глаз с Г. М., с удивлением разглядывая его. Он сидел неподвижно и прямо, сложив большие руки на колени, его сигарета почти полностью догорела. Взяв сигарету в левую руку, Антрим медленно поднял правую, опустил ее и щелкнул пальцами, как будто совершал какой-то ритуал.
– Боже, я так и знал! Я так и думал. И я готов поспорить, что видел того, кто это сделал.
– Видел, да? – небрежно спросил Г. М. – Но разве тебе совсем не было любопытно? Тебе часто приходится видеть, как люди проникают в ваш дом без каких-либо объяснений? Как получилось, что мы не слышали об этом раньше?
Антрим отмахнулся:
– Не надо меня доставать! Ясно? Ничего подобного не было. Ничего – серьезно. Я не был уверен… Дело было так. После того как запер дом, я поднялся в спальню – примерно без четверти одиннадцать. Но не мог заснуть…
Странным казалось то, что, несмотря на сбивчивость его речи (даже простая фраза «не мог заснуть» звучала так, словно плохой актер произносил реплики из плохого спектакля), в этом человеке чувствовалась определенная убежденность. Меня одолевали сомнения, я не знал, что и думать.
– Почему тебе не спалось? – спросил Г. М.
– Это вы меня об этом спрашиваете? – с горечью парировал Антрим. – Ха! Послушайте! Хорошо… Вы говорите, что вам известно, из-за чего мы с Бетти нервничали, а потом спрашиваете, почему я не мог уснуть! Потому что мы не понимали, что, черт возьми, происходит, – вот почему. Потому что это дьявольское письмо об ее отце пришло всего за день до этого…
– А раньше она не рассказывала тебе, – перебил Г. М., – кем был ее отец и чем он занимался? Нет? А кто такой Хогенауэр? О нем она тоже ничего не рассказывала?
– Я не имею к этому никакого отношения, – запальчиво бросил Антрим. – Думаете, меня это волновало? Вздор! Дело не в этом. Просто было интересно, что это за игра, вот и все. Только нервы. Думаете, я мог бы спокойно поговорить тогда с Хогенауэром? Я вас спрашиваю! – Речь его становилась все более невразумительной, он яростно размахивал узловатыми руками, что явно отражало его душевное смятение. – Вот еще забавная вещь. Я буду с вами откровенен. Помню, когда я сидел здесь и разговаривал с бедолагой Хогенауэром, я подумал: «Что, если мне подсыпать немного яда в твой бромид, а ты его запьешь минеральной водой?» Вы можете мне не верить, но именно об этом я и подумал…
Повисло молчание.
– Вот так! – добавил доктор Антрим после паузы. – Вы спрашиваете меня, чего я опасался, – продолжал он. – Я не знаю. То есть почему вообще боишься. Как я уже сказал, я не мог уснуть. Около половины первого я решил, что мне лучше встать. Я не хотел будить Бетти, она крепко спала. Я встал, прошел в соседнюю комнату, включил свет и попытался почитать. Не помогло. Поэтому я выключил свет, сел у окна (оно было открыто) и закурил сигарету.
Вспомнив, что у него в руке недокуренная сигарета, он сделал быстрое движение, словно собирался швырнуть ее в камин, но потом, будто внезапно опомнившись, с достоинством встал и затушил ее в пепельнице на письменном столе.
– Взошла луна.
Думаю, я, скорей всего, немного задремал. Не уверен. Но затем мне показалось, что я услышал что-то вроде… как это сказать? – Он щелкнул пальцами. – Что-то вроде треска.– Что ж… – задумчиво произнес Г. М. – Так с какой стороны послышался звук, сынок?
– Я не знаю. Он был не очень громкий. Я подумал, что мне показалось. Потом я подумал о разных играх… О Хогенауэре. И об отце Бетти. И обо всем остальном. Проклятье! В общем, я взял свой пистолет и начал спускаться вниз…
– Ты вернулся в спальню?
– Нет. Я храню пистолет в ящике стола в комнате, где я тогда сидел, там у меня что-то вроде берлоги. И я спустился вниз. Когда я добрался до лестничной площадки и выглянул из окна, которое выходило на лужайку за домом, мне показалось: что-то похожее на тень скользнуло и пропало из виду…
– Подожди, сынок, – прервал его Г. М. странным голосом. – Эта тень, с какой стороны она мелькнула?
– Ну, я не знаю. Я даже не уверен, что это был человек. Потом я подумал, что это, наверное, кошка; по соседству живут десятки кошек, и им нравится это место, потому что рядом с миссис Чартерс живет женщина свободных нравов… Понимаете, я спустился вниз, включил свет и осмотрел весь дом. Но, как мне показалось, все было на месте и ничего не пропало. Поэтому я не стал рассказывать об этом Бетти; подумал, что это все чушь, понимаете? Зачем ее пугать, черт возьми!
– Когда ты спустился, ты обратил внимание на створчатое окно? – Г. М. снова кивнул в сторону аптеки.
Что-то очень беспокоило Антрима. Он покусывал нижнюю губу, оттягивая ее таким образом, что открывалась десна, и, казалось, напряженно размышлял. Затем он произнес:
– А? Нет. То есть я никогда об этом не думал, потому что здесь есть что-то, черт возьми, забавное! Я имею в виду…
– Ага. А теперь загляни туда на секунду. И потом скажи мне, может ли ущерб, нанесенный этому окну, объяснить треск, который ты слышал.
Никто из нас не пошевелился. Антрим выпрямился во весь рост и, широко шагая, направился в аптеку, потом вернулся.
– Вот и все, – отрывисто сказал он. – Треск мог быть именно из-за этого. Должно быть, мне показалось, что он был громче, чем на самом деле… Но все так. Да. Послушайте, мне только что пришло в голову. Я думаю, что эта дурацкая история с бутылочками, возможно, произошла…
У него была привычка обрывать предложения на полуслове.
Г. М. хмыкнул:
– Понимаю. Да, мы думали об этом. Значит, ты совершенно уверен, что кто-то проник сюда той ночью?
– Да. Но…
– Что-то не так? А?.. Быстро, что?
– Ну, это, черт возьми, был глупый грабитель, – сказал Антрим. – Почему он залез через это окно? В кабинете есть французское окно с хлипкой задвижкой, которая не выдержала бы и малейшего нажима. Это было бы просто – войти прямо в дом, как в дверь. Вместо этого парень выбирает створчатое окно, которое довольно высоко от земли, заедает и вообще через него неудобно пролезать. Французское окно, похоже, никто не трогал. Почему?
И снова мы все ожидали, что Г. М. в пух и прах тут же разнесет версию Антрима о «лунном взломщике». И снова, как и в случае с миссис Антрим, он не сделал того, что казалось нам очевидным. Я посмотрел на Чартерса, а затем на Эвелин; никто из нас не мог понять, в какую игру играет Г. М. Прошло совсем немного времени, прежде чем нам стала понятна ее цель. Позднее я услышал, как комиссар столичной полиции (высокопоставленный чиновник, которого Г. М. называл Боко) сказал, что истина в этом деле была так тонко скрыта под очевидным, как ни в каком другом случае. Началось оно как захватывающее приключение, а закончилось как психологическая головоломка на рассвете.