Убийственная ложь

заметишь ли, как буквально на глазах меняется навеки твоя Марон?»

ХXX

Где-то вдали раздался противный вой полицейской сирены. Или ему

померещилось?

Стоял, словно оглушенный. И ровным счетом ничего не понимал. В голове

сплелись в невообразимый клубок Боб Сентон.., Институт омолаживания... операция

«Антивзятка»... Элен... «Международная служба нравственности» ...мертвая Марон.

Ему показалось, что всю последнюю неделю он медленно терял рассудок...

Сделал пару неуверенных шагов к двери: пусть стражи порядка не думают, что он

их боится.

Между тем, глянуть вниз смелости не хватало. Боже милостивый, что он натворил!

Чертыхнулся, нечаянно наступив на злополучную коробку, перевязанную... не

сиреневой ленточкой, а зеленой. Тупо смотрел, как торт медленно расползается во все

стороны. А он, ненормальный, вообразил себе бомбу!

А это что белеет на полу? Два конверта, густо обрызганных кровью. Интересно, что в них? И кто им написал? Пусть одно – мать Марон, а второе? Разве что это послание

от Всевышнего, наставляющего его в критический момент на путь истинный?

Заставил себя наклониться, избегая смотреть на труп. Содрогаясь в нервном

ознобе, поднял белые прямоугольники. И недоуменно шевельнул бровью, увидев, что

первое подписано… Элен. Еще больше удивился, когда прочел адрес второго

отправителя: «Почтовая служба Соединенных Штатов Америки».

– Что им всем от меня нужно? – произнес, сам того не замечая, вслух.

И разорвал конверт, подписанный экс-любовницей.

«Милый Крид! Не сочти мое письмо нахальством и разреши тебя так и дальше

называть. Прочитав послание, ты поймешь, почему я имею на это право.

На тот прошлогодний раут в число приглашенных я угодила благодаря Жавиго. Я в

тебя влюбилась. Хотя никогда об этом не говорила. Ведь у тебя была жена, с которой ты

не один год дружно и вполне счастливо жил.

Как я должна была поступить в сложившейся ситуации? Не знаешь? Не

представляла себе этого и я. Ведь три на два без остатка не делится, как ни изворачивайся.

Не скрою, до нашей встречи я проводила время с мужчинами. И сексом с ними

занималась. Чисто машинально, как заводная игрушка. С тобой, поверь, было совсем по-

другому. И вовсе не потому, что у тебя «это» получалось как-то по-особенному. Нет! А

единственно потому, что это был ТЫ (хорошо известно, что мужчины ради секса играют в

любовь, а женщины ради любви играют в секс).

42

Извини за интимные подробности, но ты первый в моей жизни, с кем я рискнула

заниматься «этим» без предохранительных средств. Дело в том (ты этого тоже не знаешь), что я с детства страдаю тяжелейшей формой гемофилии. И беременность – стану ли я

рожать или делать аборт – равнозначна смерти.

Не пойму, что мной двигало и о чем я думала, когда ложилась с тобою в постель, как вполне здоровая женщина, не прибегая к контрацептивам, чего раньше никогда себе

не позволяла.

Наверное, ты уже догадался: в один из далеко не прекрасных дней я убедилась, что

«залетела». И знаешь, даже не испугалась. Ведь там, под сердцем, находилась частичка

тебя. Нелогично? Глупо? Наверное. Но все произошло именно так.

Буду откровенна, в глубине души некоторое время теплился огонек слепой

надежды, что наш роман – не адюльтер, что это навсегда.

Но даже если нет (ты так страдал – я же видела! – от того, что вам с Марон не

суждено иметь детей), решила: будь что будет, умру сама, однако от малыша не

избавлюсь. Ты ведь – верила в это безоговорочно! – в случае трагического исхода его не

бросишь. Собственная смерть меня нисколько не пугала, как не пугает сейчас.

Страшно за время нашего знакомства стало лишь однажды. Когда произошел наш

окончательный разрыв. И не потому, что это случилось, а потому, что ты был так жесток.

От неожиданности и твоего неумолимого тона растерялась, несмотря на то, что мысленно

подобную ситуацию «прокручивала» не единожды.

Поэтому, прости, и произнесла неумную фразу «Ты еще об этом пожалеешь!», которую, как поняла из последнего нашего разговора по телефону, ты, невесть почему, расценил, как угрозу и даже шантаж.

Напрасно ты подумал плохо и о Жавиго – моем кузене. Да, возможно, хотя этот

тезис и достаточно спорен, место танцовщицы в кордебалете – не самое прекрасное

занятие для молодой девушки. Однако в той ситуации для меня это был выход. Во всяком

случае, не приходилось думать о куске насущного.

А теперь – о главном. Хотя, что в моем послании главное, а что – нет, определить

не просто.

Ты, думаю, уже догадался: я – о деньгах. Боже, сколько я передумала, прежде чем

решиться их у тебя попросить! Почему не сказала, зачем именно такая сумма

понадобилась?

Дело в том, что за несколько недель до того, как ты сказал мне «прощай», я

побывала в одной из суперсовременных частных клиник Санта-Круса (чтобы попасть туда

на прием, пришлось продать все твои подарки; оставила только амулет). Там заявили, что, несмотря на коварность гемофилии, они могут попытаться сохранить жизнь и мне, и

ребенку. При одном условии: весь, оставшийся до родов срок, я должна лежать у них под

пристальным наблюдением специалистов. И стоит такое «сохранение» сто тысяч песо.

Каждую из наших последних встреч я собиралась тебе обо всем рассказать. Да так

и не осмелилась! А потом… мы расстались.

Что оставалось делать? Снова отправилась в Санта-Крус. И, окрыленная

подтвердившимися благоприятными прогнозами, проявила непростительную слабость –

набрала номер твоего телефона. Первый раз – безуспешно: тебя не оказалось на месте.

Потом мы довольно странно поговорили.