Убийство в музее восковых фигур

— Но это не преступление! Повторяю, я намерена отправиться в полицию.

Он не торопясь допил свой бокал, наклонился к девушке и легонько потрепал ее по руке. Она отодвинулась дрожа.

— Подлинной вдохновительницей предприятия, должен признаться, — последовал полный величественного великодушия жест, — была мадемуазель Мартель. Вы не могли заманить сюда вашу подругу Одетту ни под каким предлогом, кроме единственного — донести до нее и повторять, доводя подругу до истерики, ложь. А именно, моя милая, то, что капитан Шомон является частым гостем этого заведения. Ах, она не верит?.. Подруги пожимают плечами. Пусть сама убедится. Какая великолепная шутка получается! Наконец-то прекраснодушная Одетта познает вкус полнокровной жизни. Притащим ее сюда, накачаем шампанским и позже познакомим с настоящим мужчиной… Она не захочет прийти вечером? Что ж, дневное время еще лучше — до вечера можно выпить больше шампанского.

Джина Прево закрыла глаза руками.

— Я не был полностью посвящен в ваши планы, дорогая, — возобновил свое повествование Галан, — и могу лишь строить догадки. Твое поведение доказывает, что я не слишком ошибаюсь. Однако, — он пожал плечами, — я одобрил общую идею и позволил провести ее без ключа мимо охраны. Но когда вы вошли в комнату… Между прочим, вы использовали помещение мсье Робике, потому что знали — он в Лондоне и не сможет своим несвоевременным появлением помешать вашим планам. Итак, после того так вы вошли в комнату, я не имел ни малейшего представления о том, что там происходит.

— Но я же тебе все рассказала!

— Умоляю, Джина, успокойся. Разве ты мне что-то рассказывала?

— Я не понимаю твоей игры и боюсь тебя. Произошла чистая случайность, и ты знаешь это. Если кто и виноват, так только Клодин. Одетта впала в истерику, когда мы заявили, что никогда не видели здесь Робера Шомона.

— Ну а затем?

— Клодин стала пить и, изрядно надравшись, принялась издеваться. Она сказала, что мы подыщем для нее мужчину гораздо лучше Шомона. Это было ужасно. Я лишь намеревалась подшутить, но Клодин всегда ненавидела Одетту и впала в ярость. Я поняла, что события выходят из-под контроля, и испугалась. «Я вколочу в тебя разум, маленькая лицемерка!» — закричала Клодин и бросилась на Одетту. — Джина сглотнула, глядя на Галана расширившимися глазами. — Одетта через постель кинулась прочь, споткнулась и… О Боже! Когда я увидела разлетающееся стекло и лицо Одетты! Мы слышали удар ее тела там, внизу.

Наступила ужасающая тишина. Я не мог смотреть, к горлу подступала тошнота.

— Я не хотела! Я не хотела! — прошептала Джина. — Но ты же все знал. Поднявшись наверх, ты пообещал, что ее уберут. Ты сказал, что она мертва, но ты постараешься все утрясти, иначе мы можем отправиться на гильотину. Разве не так?

— Значит, — задумчиво протянул Галан, — она умерла случайно. По-твоему, она погибла от повреждений черепа в результате падения из окна? Дорогая моя… да читаешь ли ты газеты?

— Что ты хочешь этим сказать?

Он поднялся и теперь смотрел на нее сверху вниз.

— Рано или поздно она, бесспорно, скончалась бы в результате падения. Но ведь произошло еще кое-что. Если бы ты читала газеты, то узнала бы, что непосредственной причиной смерти явилась колотая рана в область сердца.

Он продолжал помахивать воображаемой плетью. Губы его были поджаты, во взгляде играло самодовольство.

— Нож, которым ее зарезали, не был найден. И неудивительно. Думаю, что это был твой нож. Если полиция хорошенько постарается, она обнаружит его в твоей гримерной в «Мулен Руж». Теперь, моя дорогая, остается лишь надеяться, что ты не сообщила мсье Бенколену слишком много.

Глава 14 НОЖИ!

Мой мозг отказывался воспринимать это безумное словоизлияние. Галан рассмеялся. Вдруг его смех перешел в издевательское хихиканье.

— Не надо доверять моим словам, дорогая. Но прошу, читай газеты.

Вновь наступила тишина. Я еще раньше отвел глаза от щели и теперь, зажатый у окна, боялся, что если опять попытаюсь приблизить лицо к ширме, то потеряю равновесие и уроню ее.

Послышался тихий голос, в котором звучала нотка недоверия:

— Так, значит, это сделал ты…

— Слушай меня! С того самого времени, когда твоя Одетта вывалилась из окна, я опасался, что возникнет сегодняшняя ситуация. Я подозревал, что у тебя сдадут нервы или что тебя одолеет приступ совестливости, и ты решишь отправиться в полицию поведать о «несчастном случае». Мадемуазель Мартель, как я и предполагал, психологически более устойчива. Поэтому именно ты была способна погубить нас всех. Но если заставить тебя молчать…

— Ты сам, своими руками убил Одетту.

— Я всего-навсего несколько приблизил ее кончину. Так или иначе, ей оставалось жить несколько часов.

Он явно любовался собой. Было слышно, как звякнуло горлышко бутылки, коснувшись бокала.

— Неужели ты могла вообразить, что я помчусь с ней в больницу и тем самым выдам вас всех? Увольте. Полиция спит и видит, как повесить на меня какое-нибудь дело. Проще всего было прикончить ее там, во дворе. Что, строго между нами, я и сделал. Ты же, кажется, не видела ее после падения?

Я наконец осмелился взглянуть на них. Джина сидела прямо, словно окаменев. Ее лица не было видно. Галан в раздумье рассматривал свой бокал, слегка побалтывая его содержимое. Но все же за его внешним спокойствием можно было заметить ярость. Я понимал, что он никогда не простит ей одного — удара по его тщеславию. Галан поднял глаза. Теперь они стали желтыми, как у кошки.

— Нож, который я употребил, очень заметен. Его лезвие оставляет весьма специфический след. А теперь он в твоей гримерной. Ты вряд ли можешь его найти, но полицейские профессионалы… Ты дурочка, — продолжал он, подавляя гнев, — они же обвинят тебя в обоих убийствах, особенно если получат кое-какие намеки. Твоя шейка легла под нож гильотины прошлой ночью, когда была зарезана Клодин Мартель. Неужели ты это сама не поняла? И у тебя хватает бесстыдства и наглости, чтобы…

Казалось, что Галан готов запустить в нее бокалом. Но огромным усилием воли он овладел собой, искаженное гримасой ненависти лицо обрело благодушное выражение. У меня сложилось впечатление, что он сам был немного испуган своим приступом столь необузданной ярости.

— Прошу тебя, дорогая… постарайся не огорчаться. Лучше послушай, что было потом. Когда стемнело, я вывез тело на своей машине и сбросил его в реку. Нет и намека на связь всего происшедшего со мной. Но с тобой, увы…

— А Клодин?

— Джина, я не знаю, кто убил Клодин. Но ты мне скажешь.

На этот раз Галан не стал усаживаться на диван. Он придвинул кресло под лампу и устроился в нем напротив Джины. Гротескные тени заиграли на его носу. Галан похлопал себя по бедру, из темноты возникла белая кошка и угнездилась на коленях хозяина. Некоторое время Галан молчал, поглаживая нежную шерсть и отрешенно улыбаясь своему бокалу.

— Теперь, моя дорогая, если твои эмоции несколько поостыли, позволь мне продолжить. Я скажу, что мне от тебя требуется. Спрятав улику против тебя, я преследовал только одну цель — застраховаться на тот случай, если вдруг против меня возникнут подозрения. Я не имею права вообще возбуждать их. Сейчас, в конце своей долгой и плодотворной карьеры, я намерен оставить Париж.