Уцелевший

В самом начале работы программы поддержки всем уцелевшим выдавали успокоительные препараты: ксанакс, прозак, валиум, имипрамин. План провалился, потому что многие подопечные копили свои еженедельные дозы в течение трех, шести или восьми недель, в зависимости от веса, а потом просто глотали все разом, запивая неразбавленным виски.

С подопечными в плане лекарств ничего не вышло, зато хоть психологам стало хорошо.

— Ты не замечал, за тобой не следили? — спрашивает она. — Кто-нибудь с пистолетом или с ножом, поздно вечером, когда ты идешь от автобусной остановки?

Я скребу зубной щеткой зазоры между плитками на полу, от черного — до коричневого, от коричневого — до белого, и говорю: а почему ты об этом спрашиваешь?

Она говорит:

— Просто так.

Нет, говорю, мне никто не угрожал.

— Я пыталась тебе позвонить на неделе, но ты не брал трубку, — говорит она. — Что происходит?

Я говорю: ничего.

На самом деле я не отвечаю на звонки, потому что не хочу разговаривать с Фертилити Холлис, пока не встречусь с ней лично. В тот раз, по телефону, она казалась такой возбужденной, прямо бешеной в плане секса, так что я не могу рисковать. Тут я соперничаю сам с собой. Я не хочу, чтобы она влюбилась в меня в виде голоса в телефоне и в то же время отвергла меня как реального человека. Лучше всего, если мы с ней вообще больше не будем общаться по телефону. Живой я — странный, придурочный, жуткий, уродливый — уж никак не смогу соответствовать ее фантазиям, поэтому у меня есть план, кошмарный план, как заставить ее меня возненавидеть и в то же время влюбиться в меня без памяти. Соблазнить ее, не соблазняя. Привлечь к себе, не привлекая.

— Когда тебя не бывает дома, — спрашивает психолог, — у кого-то еще есть доступ к продуктам, которые ты ешь?

Завтра мы встречаемся с Фертилити Холлис в мавзолее, если, конечно, она придет. И я приступлю к выполнению первой части моего плана.

Психолог спрашивает:

— Тебе не приходили какие-то письма с угрозами или просто странные письма от неизвестных людей?

Она спрашивает:

— Ты вообще меня слушаешь?

Я спрашиваю: к чему все эти вопросы? Я говорю: если ты мне сейчас не ответишь, что происходит, я выпью эту бутыль нашатырного спирта у тебя на глазах.

Психолог смотрит на часы. Стучит ручкой по своему блокноту, потом глубоко затягивается и медленно выдыхает дым. Я жду.

Если ты действительно хочешь помочь, говорю я и вручаю ей зубную щетку, тогда давай чисти.

Она отставляет бокал и берет щетку. Сосредоточенно трет дюйм раствора на стыке двух плиточек на стене. Оборачивается ко мне и смотрит, потом снова трет. Потом снова смотрит.

— Ух ты, — говорит. — Получается. Смотри, как чисто. — Она по прежнему сидит на краю ванной, опустив ноги в воду, но теперь она подается вперед, чтобы было удобнее достать до стены. Она трет еще. — Господи, я и забыла, как это здорово, когда ты что-то делаешь и у тебя сразу все получается.

Она даже не замечает, что я сам ничего не делаю. Я просто сижу на корточках и наблюдаю, как она рьяно сражается с плесенью.

— Слушай, — говорит она, продолжая тереть. — Может быть, это все и неправда, но тебе надо об этом знать. Для твоей же пользы. Тебе может грозить опасность.

Вообще-то она не должна мне об этом рассказывать, но некоторые из последних самоубийств среди уцелевших выглядят подозрительно. С большинством самоубийств все в порядке: это самые обыкновенные, заурядные и повседневные самоубийства. Но было несколько странных случаев, причем между нормальными самоубийствами. Например, человек-правша застрелился левой рукой. Женщина повесилась на поясе от халата, но у нее была вывихнута рука, а на обоих запястьях были синяки.

— Таких случаев немного, — говорит психолог, продолжая тереть. — Но они есть.

Поначалу никто из занятых в программе не обратил на это внимания, говорит она. Самоубийства — они и есть самоубийства, и особенно среди данной категории подопечных. Самоубийства случаются волнами. Это как стадное чувство. Стихийный массовый исход. Смерть одного влечет за собой еще двадцать смертей. Как лемминги.

Желтый блокнот, что лежал у нее на коленях, падает на пол. Она говорит:

— Самоубийство заразно.

В этих ложных самоубийствах, говорит она, прослеживается определенная тенденция. Похоже, они происходят тогда, когда затухает волна естественных самоубийств.

Я говорю: что это значит, ложные самоубийства?

Я тайком отпиваю ее мартини. Вкус какой-то непонятный, похоже на ополаскиватель для рта.

— Это значит — убийства, — говорит психолог. — Есть вероятность, что кто-то убивает оставшихся уцелевших, но так, чтобы это смотрелось как самоубийство.

Когда спадает волна настоящих самоубийств, происходит несколько убийств, чтобы дать толчок новой волне самоубийств. После двух-трех убийств, которые выглядят самоубийствами, самоубийства опять обретают свежесть и привлекательность, и еще дюжина уцелевших на этой волне сводит счеты с жизнью.

— В общем-то можно представить себе убийцу, одного человека или даже целую группу, так сказать, боевой отряд Церкви, которые следят за тем, чтобы все братья и сестры непременно отправились на Небеса все вместе, — говорит психолог. — Звучит глупо, да и отдает паранойей, но это вполне логично.

Поход в Небеса.

Так почему она задает мне все эти вопросы?

— Потому что сейчас как раз такой период, когда волна настоящих самоубийств резко пошла на спад, — говорит она. — В последнее время самоубийства случаются все реже и реже. И если убийца действительно существует, сейчас он снова начнет убивать, чтобы поднять коэффициент естественных самоубийств. Причем убийства случаются по всей стране, — говорит она, продолжая тереть. Она окунает щетку в нашатырный спирт. Одной рукой держит дымящуюся сигарету, другой рукой сосредоточенно натирает стыки между плитками. Она говорит: — И в них нет какой-то определенной системы. Убивают мужчин и женщин. Старых и молодых. Тебе следует поостеречься, потому что ты можешь быть следующим.

Единственный новый человек, с кем я познакомился за последние месяцы, это Фертилити Холлис.

Я спрашиваю у психолога, поскольку она женщина и все такое: что женщинам нравится в мужчинах? В смысле, как должен выглядеть мужчина, чтобы понравиться женщине? Что хотят видеть женщины в своем сексуальном партнере?

Она продолжает тереть стену щеткой, оставляя за собой изогнутый след ослепительно белого раствора в зазорах между плитками.

— И вот еще что, — говорит она, — всему этому может быть и вполне естественное объяснение. Может, никто и не собирается тебя убивать. Может, тебе вообще не о чем беспокоиться.

38

В мои обязанности по работе входит, помимо прочего, и уход за садом, так что я опрыскиваю все живые растения двойной по сравнению с рекомендованной дозой ядохимикатов: и сорняки, и нормальные растения без разбору. Потом подправляю клумбы с искусственными шток-розами и шалфеем. В этом сезоне я имитирую деревенский садик. В прошлом году у меня был искусственный французский цветник. В позапрошлом — японский сад сплошь из пластиковых растений. Работа несложная: выдернуть из земли все цветы, разобрать их и повтыкать обратно, только расположив по-другому. Поддерживать их в порядке совсем не трудно. Поблекшие цветы надо просто подкрасить аэрозольной краской.

Чтобы шелковые цветы не мохрились по краям, их надо смазать прозрачным мебельным лаком или побрызгать лаком для волос.

Искусственный тысячелистник и пластиковые настурции надо периодически поливать из шланга, чтобы не скапливалась пыль. Искусственные розы, закрепленные на отравленных мертвых кустах, надо немного ароматизировать, чтобы они пахли розами.

Какие-то синие птицы расхаживают по лужайке, как будто ищут в траве потерянные контактные линзы.

Чтобы ароматизировать розы, я выливаю остатки ядохимиката из баллончика с распылителем и заливаю туда три галлона воды и пол флакона «Eternity» от Кельвина Кляйна. Искусственные маргаритки я сбрызгиваю раствором ванилина. Искусственные астры — туалетной водой «White Shoulders». Почти для всех остальных цветов я использую аэрозольные освежители воздуха с цветочным запахом. Для тимьяна лимоннопахнущего — мебельный лак «Лимонный».