Уцелевший

Мы танцуем — раз, два, три.

Она говорит:

— Стреляться я в жизни не стану. Скорее всего наглотаюсь таблеток.

У меня дома немалый запас антидепрессантов по бесплатным рецептам от федеральных властей: снотворного, успокоительного, регуляторов настроения, ингибиторов МАО — в конфетнице на холодильнике, у аквариума, где рыбка.

Мы танцуем — раз, два, три.

Она говорит:

— Шучу.

Мы танцуем.

Она снова склоняет голову мне на грудь и говорит:

— Все зависит от того, насколько страшными станут сны.

37

Именно с того вечера я снова стал отвечать на звонки. Я так возбужден, что мне просто необходимо поехать в центр и что-нибудь стащить. Не для денег, а чтобы снять это свербящее возбуждение. Это нормально. Мой психолог говорит, что это нормально. Она говорит, что это моя сексуальная разрядка. Это вполне естественно. Находишь, что тебе нужно. Осторожно подкрадываешься. Хватаешь. Присваиваешь себе. Теперь это твое. И когда оно стало твоим, ты его просто выбрасываешь за ненадобностью.

Я и начал-то красть в магазинах, в первую очередь, из-за моего психолога.

Она называла меня хрестоматийным примером клептомании. Она цитировала умные книги по этой проблеме. Я ворую вещи в магазинах, говорила она, потому что боюсь, что кто-нибудь украдет мой пенис (Фенихель, 1945). Стремление красть — безотчетный позыв, который я не могу контролировать (Голдмен, 1991). Я ворую из-за душевных расстройств (Макелрой и другие, 1991). Мне не важно, что именно красть: туфли, липкую ленту, теннисные ракетки.

Проблема в том, что теперь даже кражи не приносят мне прежнего облегчения.

Может быть, это все потому, что я встретил Фертилити.

Или, может, я встретил Фертилити потому, что мне надоела моя половая жизнь в форме мелких преступлений.

В последнее время я даже не крал в магазинах, то есть не в прямом, классическом смысле. Вместо того чтобы просто зайти в магазин и украсть что-нибудь с полки, я брожу по улицам и смотрю, не выбросит ли кто чек. Если я нахожу такой чек, который только что выбросили, я его поднимаю.

Потом все просто. Заходишь в магазин, откуда чек. Делаешь вид, что выбираешь покупки, пока не находишь товар, пробитый на чеке. Берешь его, ходишь с ним по магазину, потом идешь к кассе и возвращаешь «покупку» обратно. Ты возвращаешь покупку, а тебе возвращают деньги. Разумеется, лучше всего это работает в больших магазинах. С чеками, где указаны не только цены, но и названия товаров. Надо только запомнить несколько правил. Никогда не используй старые или грязные чеки. Никогда не используй один и тот же чек дважды. Старайся по возможности чаще менять магазины, где ты проворачиваешь эту аферу с чеком.

По сравнению с настоящими магазинными кражами — это как мастурбация по сравнению с полноценным сексом.

И, разумеется, в магазинах прекрасно знают об этой афере.

Вот еще несколько неплохих способов красть в магазинах. Например, прийти в магазин с большим стаканом лимонада, куда можно набросать всякую мелочь. Или купить банку дешевой краски, слегка приподнять крышку и бросить внутрь что-нибудь дорогое. Металлическая банка не пропускает излучение охранной системы, так что на выходе у тебя ничего не запищит.

В тот вечер, вместо того чтобы охотиться за выброшенными чеками, я просто брожу по улицам и пытаюсь придумать, как действовать дальше, чтобы схватить Фертилити и присвоить ее себе. Чтобы она стала моей. А потом, когда она станет моей, может быть, выбросить за ненадобностью. Нужно как-то использовать ее страшные сны к своей выгоде. И то, что мы с ней танцевали, тоже должно стать моим инструментом. Средством для достижения цели.

Мы танцевали с Фертилити почти всю вторую половину дня. Когда музыка изменилась, она научила меня основным фигурам ча-ча-ча, перекрестному шагу ча-ча-ча и женскому повороту под рукой. Она показала мне основные фигуры фокстрота.

Она мне сказала, что ее работа — это сущий кошмар. Ничего хуже я даже представить себе не могу.

И когда я спросил: а где ты работаешь?

Она рассмеялась.

Блуждая по центру, нахожу чек на цветной телевизор. По идее, я должен радоваться, как если бы я вдруг нашел выигрышный лотерейный билет, но я выкидываю чек в урну.

Может быть, больше всего в танцах мне понравились правила. В мире, где все как попало, все-таки существуют какие-то строгие правила. Фокстрот — это два медленных шага и два быстрых. Ча-ча-ча — два медленных и три быстрых. Хореография, дисциплина. Обсуждению не подлежит.

Это хорошие старомодные правила. Шаг «коробочка» не изменяется еженедельно.

Для психолога, когда мы с ней начинали общаться десять лет назад, я не был воришкой. Сперва у меня были навязчивые неврозы. Она только-только окончила колледж и по-прежнему всякий раз лезла в учебник для подтверждения своих слов. Люди, страдающие навязчивыми неврозами, объясняла она, либо постоянно проверяют, все ли вещи на месте, либо моют и чистят их с маниакальной страстью (Рахман и Ходжсон, 1980). По ее мнению, я относился ко второму типу.

На самом деле мне просто нравилось наводить чистоту, но меня всю жизнь учили повиноваться. И я старался подстроиться под ее придурочные диагнозы. Психолог перечисляла симптомы, и я прилагал все усилия, чтобы выдать ей эти симптомы и дать ей возможность меня вылечить.

После навязчивого невроза у меня был посттравматический стресс.

Потом у меня была агорафобия.

Потом панический страх.

Я иду вдоль по улице, и ноги сами вышагивают в темпе вальса — один медленный шаг и два быстрых. Про себя я считаю: раз, два, три. Куда ни глянь, чеки валяются просто повсюду — на тротуаре среди голубей. Блуждая по центру, поднимаю еще один чек. Тут товаров на сумму в сто семьдесят три доллара. Его я тоже выбрасываю.

Месяца через три после нашей первой встречи с психологом у меня был диссоциативный психоз, или расщепление личности, потому что я напрочь отказывался рассказывать про свое детство.

Потом у меня было шизотипичное расстройство личности, потому что я не захотел посещать ее еженедельные терапевтические занятия с группой.

Потом у меня был синдром Коро, потому что психолог решила, что это будет хороший повод для изучения данной болезни. Синдром Коро — это когда ты убежден, что твой пенис становится все меньше и меньше, а когда он исчезнет совсем, ты умрешь (Фабиан, 1991; Цень и другие, 1992).