Ученик колдуньи

Айхе подполз ближе к Гвендолин. Ладони у него полыхали красным, и сам он, проникнутый глубинным колдовским светом, напоминал сейчас божество. Он кричал — Гвендолин не расслышала ни слова. Все ее внимание было поглощено метаморфозой, происходившей с колдуньей. За несколько минут — или даже секунд? — та высохла, скукожилась и поседела. Жилистые руки с узловатыми пальцами и желтыми ногтями обвисли вдоль тела, плечи сгорбились, нос, весь покрытый рытвинами, выпер из землистого морщинистого лица. И шелковое платье ей теперь шло не больше, чем корове седло.

Потрясенная Гвендолин смотрела на ведьму, не в силах отвести глаз.

В довершение ко всему, зарядил противный мелкий дождик. Это хаос, поднявшись в небо, превратился в угрюмые тучи и разревелся от бессилия, погромыхивая, стреляя молниями и из вредности норовя перерасти в настоящую грозу.

Обломки внешних стен замка торчали вверх, точно зубчатый парапет, и линии горизонта терялись в унылом сером тумане. Гвендолин почудилось, будто она стоит на вершине мира — так высоко, куда ни птицы, ни драконы не долетали. Дыхание перехватило, а колени предательски задрожали. Ее внимание привлек писк — крысенок вился у ног. А потом стали возвращаться краски, и мысли, и притупленные чувства: облегчение накрыло с головой, а вместе с ним и изнеможение.

— Плохо, — скорбно заявил Дориан, кое-как поднимаясь на ноги и отряхивая свою хламиду от каменного и стеклянного крошева. — Все очень, очень плохо. Я должен вернуться в башню астрономии и проверить склады. Найти ингредиенты для зелья. — Он старательно отводил взгляд от уродливой старухи, неподвижно сидевшей в центре раскинутых паутиной седых косм. Напустив на себя деловой и сосредоточенный вид, путаясь пальцами в мокрой, обвисшей пакле грязно-рыжих волос, он удалился, точно чумной, беспрестанно спотыкаясь и налетая на ребра разбитых аквариумов.

— А ты говоришь… — горестно прокаркала Кагайя, глядя ему вслед. Слова предназначались Гвендолин, но Айхе понял без лишних объяснений и счел необходимым внести свою лепту:

— Не велика беда. Сварит вам зелье — станете, как новенькая, — в его голосе засквозил холодок, и Гвендолин метнула в мальчишку осуждающий взгляд.

— Ты? — вытаращилась Кагайя. — Гляди-ка, живой.

Презрительно изогнув бровь, Айхе открыл рот, но Гвендолин его перебила:

— Вы чуть всех нас не угробили!

Почему-то казалось, что вместе с фальшивой красотой колдунья растеряла и львиную долю могущества. Впрочем, проверять теорию на практике не хотелось.

— Будешь читать мне нотации? — колдунья зыркнула на нее из-под кустистых бровей.

— Ну что вы! Я горжусь вашим выбором, госпожа! — отчеканила Гвендолин, и тут уж даже Айхе от изумления приоткрыл рот. — Надеюсь, впредь будете совершать правильный выбор раз за разом, и Дориан оценит это, и…

— Говори-ка покороче. Я подурнела, но не поглупела. К чему клонишь?

Гвендолин опустила взгляд на крысенка, который прекратил свои безумные пляски по камням и теперь, притихнув, сидел у ее ног.

— Верните этому мальчику настоящий облик. Пожалуйста.

Колдунья возмущенно полезла подниматься, охая, ахая и щелкая артритными суставами. Они с Гвендолин теперь были одного роста, а посему, чтобы вскинуть немощные старческие руки для заклятия, ей пришлось бы изрядно поднапрячься. Судя по всему, не привыкшая к благотворительности ведьма готова была рискнуть: по привычке слепить какие-нибудь препоганые чары, чтобы приструнить нахалку, пусть даже после этого придется развалиться на трухлявые щепки. Но тут встрял Айхе.

— Я расскажу о вашем благодушии Дориану! — многозначительно пообещал он.

Колдунья застыла и вперила в него водянистые глазки, явно жалея, что не научилась убивать взглядом.

— Гнусный шантаж, — проворчала она наконец. — А ты. Ты, драконье отродье. Я с тобой еще не закончила.

— Прошу прощения, мэм, но я с вами закончил, — Айхе галантно шаркнул ножкой с легким издевательским поклоном и приложил ладонь к груди. Кагайя проследила за красноречивым жестом, и тут ее обвислая, дряблая физиономия, сплошь усеянная старческими пятнами, вытянулась от изумления:

— Как… Как… Как… — закудахтала она, давясь словами.

— Договор расторгнут, госпожа, — весело сообщил Айхе. — У вас больше не получится принуждать меня ко всяким непотребствам. И контролировать. И лишать сил, когда вздумается. Теперь уж я как-нибудь сам по себе.

— Идиот, — рыкнула ведьма единственное, на что хватило ее застопорившейся мозговой деятельности.

— Где-то я это уже слышал, — усмехнулся Айхе. — А знаете, что самое удивительное? Без вашей опеки я стал вдвое сильнее. Думаю, нет нужды рассказывать, как это получилось: вы ведь сами заковали меня в волшебные кандалы и держали, как цепного пса, на привязи.

— Я заботилась о твоем благе! — возмущенно гаркнула ведьма. — Растила, как собственного сына, кормила, обучала!.. Пригрела змею на груди, — она выдержала драматическую паузу, всем своим жалким видом изображая оскорбленное достоинство. — Ты просто неблагодарный щенок. Наглый, вероломный, заносчивый, бесстыжий нищеброд, свалившийся на мою голову. Я потратила годы на твое обучение, но ты бездарен и безнадежен.

— Неужели? — лицо у Айхе потемнело, как грозовое небо. Обидные слова колдуньи задели его за живое. — Может, тогда прямо сейчас и проверим, насколько я бездарен?

Кагайя стушевалась, с сомнением поглядывая на красное свечение вокруг его ладоней, и, кажется, поняла, что перегнула палку. Крепко стиснув размазанные по подбородку сиреневые губы, она лихорадочно прикидывала, как выйти из гнусной ситуации, не растеряв оставшиеся крупицы достоинства.

— По-моему, вы сейчас не в том состоянии, чтобы меня злить, — сказал Айхе.

— Убирайся с глаз моих, — процедила ведьма, — а то ведь не погляжу, что молодой и горячий.

— Сначала верните ребенку настоящий облик.

— А сам? Раз уж ты у нас теперь на все руки от скуки?

— Боитесь не справиться даже с элементарным? — поддел Айхе.

Кагайя вспыхнула от гнева: ее рыхлый, как пустой мешочек, подбородок задрожал вместе с губами, по лицу и шее разлилась пунцовая краска, глаза остекленели. Того и гляди инсульт хватит.

— Учись, бездарь!

Слабое шевеление скрюченных пальцев — и крысенка, нет, уже мальчика подбросило вверх, прямо в распахнутые объятия Гвендолин.

— Гвенни! — задыхаясь, всхлипнул тот и безудержно расплакался. — Я больше никогда… никогда… никогда!