Училка моего сына
Шрифт:
Ева меня огибает, а я торможу себя с желанием удержать её за руку. Тоже срабатывают, родительские инстинкты, мать их.
Только они здесь лишние. Может, будет лучше, если они поговорят. А может - станет хуже... Я не знаю... Какое-то минное поле, бля... Которое я никак не преодолею.
Ева подходит вплотную к Кириллу.
– Моя дочь сидит в комнате. Не выходит. Практически не ест, плохо спит. С нами со всеми почти не разговаривает. Утверждает, что поехала с тобой добровольно, и ты ни в чем не виноват, - я вижу, что взгляд Евы мечется по лицу Кирилла, - Я хочу понять, что с ней случилось. И... Кирилл... Если ты не
Взгляд женщины становится еще более уничижительным, чем был до этого. Сканируя Кирилла этим взглядом, она продолжает:
– Защищать тебя, чтобы с тобой ничего плохого не случилось, потому что за неё есть кому постоять вне зависимости от её желания - вот это вполне в духе Майки. Только... Если ты сейчас спрячешься за подол её юбки, какой ты мужик?!
Кир тоже вспыхивает. Он и не потухал вообще-то. А тут - после такой отповеди загорается словно спичка.
Усмехается - криво, смотрит - зло. Венка бьётся на виске, ноздри раздуваются. Вместо лица - какая-то маска, на которой огнём горят глаза.
– В вашей тираде, Ева Дмитриевна, не было никакой необходимости. Можно было просто спросить. Я бы сказал правду. Нет, Майя уехала со мной не сама. Вы хорошо знаете свою дочь. Я навалял её ухажёру, а её увёз.
Зачем он рот открыл?
– Кирилл! Лучше бы тебе заткнуться...
– не сдерживаюсь. В конце концов, Майя - чужая, а этот остолоп - свой, родной.
И сейчас он копает себе яму. И мне заодно. Я от него не отрекусь. Плоть и кровь...
На меня бросают сразу два негодующих взгляда - и Ева, и сын. С одинаковым посылом - чтобы я не лез.
А Кирилл продолжает говорить. Вместо того, чтобы включить голову и заткнуться.
– Увёз за город. Дал возбудитель. Хотел... Наверняка, не надо объяснять, что я хотел. Но...
– сейчас в глазах сына что-то мечется. Что-то потерянное... Человеческое, - Майка плакала, просила не трогать. И... Короче, ничего не было.
Ева сильно бледнеет. А после... По помещению проносится звук хлёсткой пощёчины.
– Какой же ты...
– цедит она.
Затем оглядывается по сторонам и, заметив диван, опускается на него. Оттягивает ворот водолазки. Верхняя одежда у неё расстегнута.
– Принеси мне воды, - обращается ко мне.
Я бросаю обеспокоенный взгляд на Кирилла.
– Не съем я его!
– рявкает она совсем не по-женски.
Иду, куда послали. На душе неспокойно. И гадко... И от Кирилла. А от себя самого еще гаже.
Но пока беру стакан, наливаю воды, всё время прислушиваюсь - как бы еще чего не стряслось.
Когда возвращаюсь, Ева сидит, уперев руку локтем в колено и приложив ладонь ко лбу. Еще и слегка покачивается из стороны в сторону.
Кирилл - на том самом месте, где я его оставил, засунув руки в джинсы, стоит, сцепив челюсти и играя желваками.
– Вот, - подаю Еве стакан.
– Надеюсь, ты-то хоть туда ничего не намешал...
– кусает она меня.
Но стакан берёт, выпивает залпом.
–
Ев... Не перегибай...– говорю ей я.
Она поднимает лицо вверх.
– Как же вы задрали с этихи играми в богов... Его же в полицию сдать надо... Чтобы впредь ему было неповадно насиловать. А я... Похоже, этого сделать не смогу.
Ева приподнимается с дивана тяжело, впихивает пустой стакан обратно.
Поворачивает голову в строну моего сына.
– Потому что... Самое поганое в этом во всём... Ты-то этого не понимаешь. Она ведь весь удар на себя приняла, чтобы тебе не прилетело. Это ж до какой степени ей на тебя не всё равно?
– Ева выглядит изумлённой.
Кирилл... При последних её словах он теряет всю спесь и гонор. Шумно сглатывает. Его лицо сейчас выражает какую-то детскую растерянность. Это, когда дети балуются, делают что-то плохое и не знают, как всё, что натворили исправить, ведь они так не хотели, а вот оно - случилось.
– И самое трудное сейчас, что правду-то я узнала, а как поступить - без понятия, потому что сдать тебя в полицию, её отцу, отчиму, брату - это значит пойти против неё. Она же себя поедом съест, если ты, герой, по заслугам получишь...
– Послушайте...
– начинает Кирилл.
Но Ева от него отмахивается как от надоедливой мухи.
– Ничего мне не говори...
– и направляется в сторону выхода из комнаты.
Останавливается напротив меня. Ненадолго.
Лишь, чтобы выплюнуть мне в лицо:
– Ну, что, отец - гордись! Отличного короля мира и наследника ты воспитал! Такой не просрёт твои миллионы... А за душой-то у вас что?!
С этими словами она уходит. Я ей ничего не отвечаю, потому что... Что тут отвечать?!
Кирилл тоже помалкивает...
Одни в гостиной мы стоим двумя статуями довольно долго.
Потом я не выдерживаю. Невыносимо тут. Резко срываюсь с места.
– Пап, ты куда?
– спрашивает Кирилл.
– Надо мне... К Лийке поеду. Там хоть дышать есть чем. А тут я задохнусь скоро...
В спину мне летит:
– Даже сейчас я тебе на хрен не нужен. Ну, давай катись!
Оборачиваюсь.
– А ты чего ждал - что сопли тебе буду вытирать?! Так ты взрослый. Умел натворить - хлебай теперь.
Мчусь в ночь. Сам не знаю зачем. Ведь даже не уверен, что мне откроют.
А вломиться - после сегодняшнего я больше к Лие не посмею.
Глава 30
Глава 30
Лия
Откладываю телефон в сторону. Запрокидываю лицо вверх. Щёки горят, у груди ноет, между ног влажно и горячо. Там всё пульсирует от возбуждения. Грязного и неправильного.
Я спятила...
Мне снилось, как я занимаюсь с Кабириным сексом. И мне нравилось. Во сне не было никаких ограничений и установок. Мне просто нравилось, как он меня трахает.
Какое оправдание себе найти?! И есть ли оно - это оправдание? Он, этот взрослый, прожженный мужик, выходит прав, что мы - животные?!
Только если бы сон... Я проснулась от сексуального напряжения. И не успела открыть глаз, как Захар позвонил. Он, видите ли, хочет приехать. И разрешения спрашивает! Надо же! Что ж он его раньше не спрашивал, когда следовало? Прежде чем моя психика стала напоминать плохо застывшее желе. Того и гляди - потечёт лужей.