Училка моего сына

А зря....

Около подъезда на меня налетают. Вспышки камер... Их человек десять.

Но такое ощущение, что на меня напала свора голодных бродячих псов.

– Вы - Лия Морозова?

– Вы работаете в школе и занимаетесь проституцией?

– Какое отношение вы имеете к олигарху Кабирину? Вы его содержанка?!

Это льётся со всех сторон. Я не ожидала. И не представляю, что делать. А я ведь еще и с Богданом, которого прячу за спину.

Откуда эти люди здесь? Что им надо?!

Безобразие прекращает появление того самого олигарха, о связи с которым со мной хотели поговорить журналисты.

Оно фееричное. Вот уж кто не теряется. Без всякого вступления он выхватывает наверняка дорогущую камеру у одного из них, грохает её о землю.

И отдает четкий приказ своим - то ли охранникам, то ли головорезам:

– Всё, что они успели записать и заснять - зачистить! Не отпускать их, пока не сделаете...

– Не имеете права!
– кто-то запальчиво заявляет.

– Кто будет ерепениться, закопать в лесу - живьем!
– цедит Захар.

И непонятно абсолютно - то ли стебется, то ли серьёзно говорит.

Потом разворачивается в мою сторону, хватает меня за запястье и уводит обратно к машине. А я держу руку Богдана. Так вот и тащим один другого.

Захар возле машины отдает четкий приказ:

– Залезайте!
– я стараюсь вообще не смотреть никуда, чувствуя как сгораю на костре из стыда и неловкости. Лишь замечаю, какое выражение лица у брата...

И от этого становится до того тошно... Словами не передать.

Машина трогается сразу, как только мы с Богданом пристегиваемся.

– Лия... А почему эти люди так про тебя говорили?
– спрашивает перепуганный Богдан.

И всё - меня прорывает. Я закрываю лицо ладонями и принимаюсь рыдать. Горько, навзрыд. Захар говорит что-то - я не слышу. Богдан тоже что-то говорит, я и его не слышу.

Лишь бормочу:

– Ну, за что это всё со мной!

В итоге машина останавливается. Захар пересаживается назад, Богдана отправляет на переднее пассажирское место. Мне суёт в руки бутылку с водой и велит:

– Пей!

У него такое лицо, что отказаться даже страшно. Меня, наверное, тоже прикажет в лесу закопать.

Делаю глоток, потом еще один. Потом... Короче, кое-как беру себя в руки.

Кабирин неожиданно пересаживает меня к себе на колени.

Вытирает моё мокрое лицо руками, затем откуда-то у него появляются салфетки. И влажные, и сухие. Еще чуть-чуть и нос выбивать заставит.

– Успокаивайся давай... Хватит себя изводить! Ты, что, вообще делаешь?

Делаю глубокий вдох. Он какой-то по-детски жалобный, с придыханием.

– Ты абсолютно не умеешь успокаивать, - говорю ему совершеннейшую правду, - После твоих успокаиваний тебя прибить хочется...

Захар хмыкает.

– Зато нюни не хочется распускать. Это уже плюс.

– Плюс, конечно... Меня в проститутки записали...

Морщится.

– Наплюй и забудь. В жизни бывает много бурь. Бывают и похлеще этой. А чужое мнение - оно ценно только от тех людей, которые сами что-то из себя представляют. Остальное - так, ветер. Знаешь поговорку - собаки лают, а караван идёт?

– Слышала...

– Вот пусть себе лают. Хоть охрипнут. Главное, чтобы караван шел в нужную сторону.

И протягивает мне сухую салфетку.

– Нос вытри, у тебя течет...

Захлёбываюсь.

– Тыыы...

– Вытирайся давай. И домой поехали. Хорош... Зря тебя только послушал сегодня. Ведь не хотел...

– Но...
– собираюсь что-то возражать. Только что?

Захар целует меня в лоб. Как маленькую. Ссаживает обратно на сиденье, пересаживается за руль.

– Можно я тут останусь?
– спрашивает Богдан.

– Оставайся. Я аккуратно поведу, - разрешает ему Захар.

– Всё будет хорошо!
– заявляет мне брат спереди.

– Ага...
– буркаю я.

Прикрываю глаза. И тут звонит мой сотовый. Это директор лицея. Явно не с хорошими новостями.

Но всё равно беру.

– Здравствуйте!
– голос-то у него какой. С преступниками так не разговаривают, - Вы отстранены от должности. Будет проводиться разбирательство и...

– Дай сюда!
– требует Захар. И руку тянет назад.

Отдаю, а то еще врежется куда-нибудь.

– Вы кто?
– спрашивает первым. Агрессивно, напористо.

Наверное, по таким, как Кабирин, сразу видно, что с ними лучше не связываться. А я - мямля. Вот и валится на меня всё со всех сторон.

– Я - начальник Морозовой... Директор...
– слышу, ведь разговор на громкой связи.

– Проверку вы, конечно, господин директор, можете проводить, но очень вам рекомендую помнить об ответственности за клевету. И о прочих сопутствующих факторах. Всего вам доброго!

Захар даже разговор завершает первым, ставя в нём точку.

– Трубу пока не бери. Только от близких. Поняла?

– Поняла, - у меня выходит какой-то тихий шелест, а не ответ. Точно мямля, не способная даже себя защитить.

А на мне ответственность за Богдана... Что я ему дам? Ославленная на весь белый свет. Еще и с работы, скорее всего, выгонят.

– И вселенскую трагедию там не придумывай. Замуж за меня пойдешь. Будешь, как положено нормальной бабе, детей рожать и розы разводить...
– следующий план-максимум от Кабирина действительно заставляет меня замолчать.

Даже все трагедии отходят на задний план. Некоторое время просто смотрю в широкую спину и моргаю. Потом машу в его сторону рукой.

Я забыла просто... Он - невозможный.

Несколько минут тишины, а после Богдан...

– Вот дядь Захар дело говорит... Тебе за него замуж надо. Как он там эту камеру хлоп! А то налетели!
– столько эмоций в словах ребенка. И понимаю я, что он за меня переживает.

Но то, что он так проникся доверием к Захару - это плохо или хорошо?

– Я подумаю...
– неожиданно отвечаю. Обоим.