Учитель. Назад в СССР. 2

Я кивнул: раз Марию Фёдоровну записали ко мне в матери, отчего бы не признать Митрича отцом? Тем более, никто проверять не будет. Кинул осторожный взгляд в сторону Беспаловой, но жена дяди Васи, видимо, никак не соотнесла моё появление в палате с тем, как медсестра надрывалась в коридоре, выкрикивая её фамилию.

Вот и славно. Сейчас избавлюсь от медработницы, подойду и всё тихонько объясню. Надеюсь, женщина окажется в адекватном состоянии и сумеет понять, в какую авантюру меня нечаянно втравили вместе с Митричем и прочими односельчанами.

— Девушка, вас как зовут? — поинтересовался я.

Первое правило по жизни: хочешь нормального общения, вразумительных ответов, спроси у собеседника имя-отчество, не хами и доброжелательно улыбайся.

— Галина Львовна, — солидно ответила медсестра после короткого изумлённого молчания.

— Красивое имя, вам очень идёт! Галиночка Львовна, милая! — запел я соловьём, всё так же прижимая ладони к сердцу. — Подскажите, будьте любезны, что мне дальше делать? Маму в больнице оставят на ночь? Или её госпитализировали? На сколько? Может, что-то нужно? Лекарство там какие? Вы только скажите, я достану!

И только закончив свою пламенную речь, сообразил, что я в далёком прошлом, где многое в дефиците. Причём нахожусь в незнакомом месте, где никого не знаю. Если сейчас женщина выдаст мне список лекарств, чёрт его знает, куда бежать и через кого их доставать. Хотя… Перед глазами мелькнуло уверенное загорелое лицо председателя колхоза товарища Лиходеда. Этот точно сумеет раздобыть всё необходимое. На крайний случай обращусь к нему за помощью.

От неожиданной мысли я несколько опешил. Как так вышло, что за несколько неполных суток семья Василий Дмитриевича стала для меня практически родной? Я нисколько не кривлю душой. В эту самую минут, когда я внимательно слушал серьёзное щебетание медсестры, вдруг понял: и ведь пойду к Семёну Семеновичу, и попрошу. А если надо, то и душу вытрясу, чтобы добыть необходимое. Когда я успел так привязаться к незнакомым мне людям?

И ладно бы, к Митричу. Мы с ним практически и Крым, и Рим, и медные трубы.

— Можно забирать…

— Что? Забирать? Куда? — опешил я, услышав последние слова медсестры.

— Домой кончено, — изумилась моему вопросу Галина Львовна.

— Но… скорая… сердце… а вдруг снова приступ…

Куда я на ночь глядя с Марией Фёдоровной на руках? В Новосибирске я ничего и никого не знаю. Найти гостиницу не проблема, но заселиться в неё будет проблематично, даже с паспортами. Женщине нужен покой, а не ночные забеги по городу. Позвонить в Жеребцово тоже не могу. Даже если Беспалова подскажет номер телефона администрации или школы, не факт, что в такое время кто-то будет на рабочем месте.

— Мы, конечно, можем оставить пациентку до утра… — недовольно заявила Галина Львовна, но я уже понял: не такая она и вредная, какой хочет казаться. Вполне себе хорошая тётка, только немного уставшая и замученная жизнью. Скорей всего семейной: дети разновозрастные и муж ни разу не помощник. Потому и выглядит старше своих лет, и ворчит на всех.

— Галиночка Львовна! Что мне сделать, чтобы матушку оставили до утра? Готов на любые подвиги! — воскликнул я. — А уж если и мне какой закуток найдётся, чтобы присесть, дождаться первого рейсового автобуса… Я готов за вас всю ночь дежурить.

— Ох, шустрый какой, — стараясь не улыбаться, усмехнулась медсестра. — Так пить хочется, что переночевать негде, да?

— Так точно, — весело отрапортовал я.

— Служил, что ли? — прищурилась женщина.

— Как и положено два года, — подтвердил не раздумывая. — Хотел на флот, не взяли.

— Это почему же? — заинтересовалась медсестра.

— Плавать умею, — состроив серьезное лицо, доверительно сообщил я.

Строгая медсестра прыснула, но быстро взяла себя в руки.

— Ну-ну… шутник… Ладно… Оставайтесь… Маме твоей и правда сейчас лучше полежать, а не трястись в машине… Но чтобы по коридорам не бродил, работать не мешал, — сурово отчеканила Галина Львовна. — Там в конце коридора тупичок, в нём банкетка стоит. Ножки у неё, правда, так себе. Но ты парнишка жилистый, думаю, тебе она выдержит. Больше ничего предложить могу. В палате не оставлю, — сразу объявила женщина.

— В палате и не нужно, — заверил я. — С… мамой переговорю и уйду в тупичок.

— Ну, хорошо, — кивнула медсестра. — Бумаги у матушки на руках. Доктор ей отдала.

— Хорошо, спасибо, Галина Львовна. Если что нужно, вы скажите, я помогу чем могу…

— Или уже, помощничек, — добродушно улыбнулась женщина, окинула строгим взглядом всю палату и вышла.

Через секунду в коридоре раздался зычный голос, раздающий команды в адрес новых пациентов, шпыняющий молодых медсестричек. Сразу стало понятно, кто дирижирует приёмным покоем. Ни разу не дежурный врач.

— Мария Фёдоровна, — негромко окликнул я, стараясь не сильно привлекать внимание палаты. — Добрый вечер. Как ваше самочувствие?

— Добрый вечер, — чуть испуганно ответила Беспалова. — Вы доктор? — заволновалась женщина.

— Нет, — улыбнулся как можно более мягко. — Я вроде как ваш сын, — ляпнул, и тут же отругал себя за глупость.

Мария Фёдоровна охнула и отпрянула, схватившись за сердце.

— Не волнуйтесь, пожалуйста, — торопливо забормотал я. — Это дядь Вася придумал… муж ваш, Василий Дмитриевич… Его врачи не пустили в скорую с вами… и внука тоже… А я рядом был… Вот доктор Валерия Павловна и решила, что я ваш сын… И Зиночка… Зинаида Михайловна, — уточнил для солидности. — Она тоже промолчала… Вот мы и… Вот такая авантюра вышла, Мария Фёдоровна, но вы не волнуйтесь, я вас не брошу! Вас до утра оставили, завтра мы с вами домой поедем. Я всё организую, дядь Васе… Василий Дмитриевичу обещал.

Беспалова недоверчиво прищурилась, поджала губы, но потом всё-таки негромко поинтересовалась:

— А… вы кто?

— Я ваш новый учитель, — с готовностью представился женщине. — Не ваш, конечно, а вашего внука Серёжи Беспалого… Егор Александрович Зверев, классный руководитель десятого класса.

— Это заместо Оленьки Николаевны, что ли? — женский голос немного расслабился и потеплел.

— Именно, именно заместо… вместо Ольги Николаевны. Прошу любить и жаловать, — улыбнулся, глядя в настороженные глаза.

Что ж там за учительница такая, если все, кто про неё вспоминает, непременно называют уменьшительно-ласкательным именем. Так любят? Или настолько по-отечески относятся?

— Дед, говоришь, придумал?

— Никак нет, — покачал головой. — Дед… Митрич… э-э-э… Василий Дмитриевич в этом казусе не виноват! Это доктор со скорой помощи ни с того, ни с сего решила, что я ваш сын.

— А чего дед сам не поехал в скорой? Чего это его со мной не пустили? Муж он мне, а не пустое место, — Мария Фёдоровна с подозрением на меня уставилась.

Вот и что говорить? Что Митричу поплохело, потому его и не взяли? Так ведь разнервничается, распереживается, опять приступ. За что мне это? Верно в народе говорят: коготок увяз, всей птичке пропасть. Так и я: зарекался врать, а тут в который раз выступаю вралем в поддержку страждущих.

Была не была.

— Мария Фёдоровна, вы только не волнуйтесь, ладно? — начал я, но продолжить не успел.

Женщина ожидаемо разволновалась, схватилась за сердце, подалась ко мне и побледневшими губами простонала: