Учитель. Назад в СССР. 2

Наконец, все заняли свои места, и Звягинцева махнула рукой.

— Здравствуйте, товарищи! — звонко начала Лена Верещагина.

В результате мы сделали три прогона, отчаянно сражаясь с Зоей Аркадьевной за каждую реплику, за каждую интонацию, за каждое слова. охрипли все, включая директора. В конце концов, спустя три часа споров и повторов, товарищ Шпынько запомнила последовательность выступления, одобрительно кивнула в адрес акробатического этюда, скептически приподняв брови оглядела наш красивый большой букварь. Предложила заменить Буратино на простого советского школьника. Поджала губы куриной жопкой, услышав наше коллективное: «Нет!» Потребовала сделать длиннее платье у ведущей и Мальвины.

Утвердив все замечания, сделали финальный прогон и, наконец, все разошлись по своим домам с легкой руки директора.

Мы же с командой пионеров планировали вернуться в пять часов и украсить школу по своему вкусу. Этот момент в наших спорах мы сознательно скрыли, поставили в известность только директора. Юрий Ильич дал добро и попросил завхоза впустить нас в школу, а когда мы закончим свои секретные дела, запереть за нами все двери и ворота.

— Ну что, по домам? — вдоволь налюбовавшись красотой, которую сотворили собственными руками, скомандовал я младшим мальчишкам и девчонкам. — А вас завтра жду пораньше, в половине восьмого. Объявляю общий сбор, — напомнил своему десятому классу, который по собственной инициативе присоединился к нам вечером и помог украшать школу.

— До свидания Егор Александрович, — зазвучало со всех сторон.

— До свидания, ребята. Не забудьте лечь пораньше завтра в школу, — напутствовал пострелов. — Ну что, Нина Валентиновна, домой?

— Домой, Егор Александрович, — устало выдохнула Ниночка.

Молча мы побрели каждый к себе, сил на разговоры не осталось. Я думал проводить Ниночку до дома, но по дороге к нам присоединился Иван. Честно говоря, я очень обрадовался встрече, сильно хотелось в душ и спать. Возле моей калитки мы быстро последний раз обсудили линейку и я, наконец, остался один в своем дворе впервые за последнюю неделю.

— Ну что, Штырька, спать?

— Ауф-тяф, — щенок согласно замотылял хвостом.

Уснул я сразу же, едва коснулся головой подушки. Снилась мне завуч верхом на метле, летающая вокруг букваря, обмотанная гирляндой и грозно требующая тишина. Тишина никак не наступала. Кто-то из учеников, стоя на вершине нашей пирамиды, изо всех сил тарабанил колотушкой в крышку от кастрюли. И я никак не мог разглядеть, кто хулиганит.

— Ляксандырч! Вставай! Беда у нас! Ляксандрыч! Коромысло тебе в селезенку!

«Какое коромысло? Какая селезенка? И почему Пашка Барыкин говорит голосом Митрича?» — подумал я и резко подорвался с кровати.

Штырька отчаянно лаял на окно, за которым маячил дядь Вася, со всей дури тарабаня по стеклу.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ