Удача бродяги: Рядом, но не вместе

Ее звали Мира. И на наш пересчет, ей было не пятнадцать, а едва-едва четырнадцать. И она действительно сбежала из сектора «Е», потому что отчим стал слишком много себе позволять: кричит на нее, ругает, заставляет строго соблюдать все посты, обеты и послушания, хотя остальным детям разрешает почти все то, что запрещает ей. Ну, еще бы, остальные-то родные. И вообще, может, ей не интересна ни колонизация, ни перспектива стать женой проповедника. Ведь Господу можно служить не только в храме…

Птичка щебетала, уплетая сладкую булочку за мой счет в одной из кофеен на втором уровне нашего эконом-класса. Денег у Миры не было – их у адептов «учения пяти конфессий» и вообще-то не было, всей кассой распоряжался их главный. А раньше они жили в одном астрополисе, «но там было тесно и воздух дорогой», так что было решено продать свою долю общей собственности остающимся обитателям станции и на вырученные деньги перебраться туда, где всем будет хорошо и тепло.

Мира имела за плечами общие курсы в химическом колледже и полный курс духовной семинарии общины.

Я попыталась скинуть ей свою полицейскую визитку, но ничего не вышло: оказалось, у нее нет доступа в бортовую сетку. Однако после двух минут разговора она и так уже доверяла мне как лучшей подруге: удивительно доверчивое и бесстрашное создание.

Она немедленно перестала возмущаться и принялась щебетать о своей прежней жизни и о планах на жизнь новую – ведь на новом месте все будет по-другому, правда?

«А правда, что на планете небо будет синее, и воду можно пить, сколько хочешь? И даже купаться?».

Я не стала ее разочаровывать.

Ну да, небо, море. Пляж. Отдыхающие.

Но вы-то едете жить, а не отдыхать. А значит, все это курортное разнообразие будет от вас за стеклом. А на острове жизнь, в конце концов, вернется к привычному укладу.

У меня тоже ведь всегда возвращается. Верней, возвращалась. Раньше. До Нордвелла. И до Переса.

Как же все запуталось! И что с этим делать?

– А почему мне нельзя было пить чай с левата? Он что, алкогольный? Если что, я вино уже пила.

– Он зверски, неприлично вонючий. – Вздохнула я. – Ну как… с чем сравнить-то?

– Как носки наставника Лота после недельного аскетизма?

– Слабо! Умножь на три и добавь сверху запах гнилой тушенки…

– Ой! А как же этот… а что, эти, с пивом, будут его пить?

Я пожала плечами.

– Надеюсь, ума хватит только вид сделать. Левата-то оба поняли, что парни тебя подставили. Так что тебе бы нормальный чай достался, скорей всего. Но так веселее получилось. Будут знать, как подставлять отважных космических путешественниц!

– Это кого? – хлопнула глазами моя птичка.

– Это нас с тобой. Но все равно был шанс, что эти левата людей раньше не видели, могли попробовать напоить. Чайная церемония для них святее, чем для японцев…

– Что такое японцы? – тут же спросила она. – И как святым может оказаться то, чего не касался Бог?

Я поняла, что вечер будет долгим…

Чаепитие у левата – действительно часть национальной культуры. Беда в том, что наций у них примерно столько же, сколько у людей, и некоторые вообще не признают «архаических традиций», а для некоторых умение смешивать запахи – чуть ли не единственный критерий доверия. Ну, так говорили на лекциях, и это правда.

Наши оказались торговыми представителями большой международной компании, занимающейся интеграцией их технологий с иномирскими, в том числе нашими, человеческими. Они много где побывали в пределах человеческой ойкумены, младший даже выучил, частично, английский.

Час стабилизации, как подсказал нам бортовой информаторий – это в нашем случае примерно за сорок минут до общего отбоя: на «Регине» стандартные сутки слегка отличались от времени, принятом на Кинге, так что ждать было всего ничего.

И вот оно, логово серокожих алиенов, столь похожих внешне на нас, но все-таки отличающихся и нравами, и культурой и… и много чем еще.

Например, запахи, я уже говорила. То, что для нас – резкая вонь, для них – едва заметный оттенок, который могут отличить лишь гурманы.

Кстати, больше всего пахнет на церемонии не сам чай, а ароматические капсулы, специальным образом встроенные в стол или стакан, и «открывающиеся» для каждого этапа церемонии отдельно. Но и напиток, который нам предложили, был словно слегка приправлен одеколоном.

Да, птичка была здесь. И не одна. С тем самым злобным отчимом, на деле скорей производившим впечатление крайне усталого колониального интеллигента. Он даже чем-то похож на Луиса… не внешне, просто «чем-то». Я ведь могу ошибаться, поговорить-то мы с ним толком не успели.

Птичка после кафе решила, что мы теперь друзья и я забираю ее себе под опеку, а злые родичи и сотоварищи по перелету – пусть гуляют лесом. «А куда мы дальше пойдем? А покажешь, где ты живешь? А если ты вправду коп, то сколько уже преступников поймала? Ой, это тайна, да? Государственная? А что нужно сделать, чтобы мне тоже пойти в полицейские?..»

Вот тут-то я и поняла, что влипла не меньше, чем с Нордвеллом.

Причем, Нордвелл-то хоть точно знал, чего хочет и что со мной делать… а мне с этой птичкой что делать? Вернуть родным? Она сочтет, что я ее предаю. Отбрыкаться и грубо послать искать приключений самостоятельно? Она ведь найдет…

– …а пойдем мы, – сказала я, прорвавшись сквозь ее непрерывный щебет, – сдаваться твоему отчиму. Если я не ошибаюсь, твои родные наверняка уже с ума сходят и достают бортовую службу безопасности, а может и требуют вернуть корабль в астрополис Кинга, если потеряли тебя еще до отлета…

Она осеклась на полуслове и уставилась на меня испуганными глазами.

Я как будто отняла у ребенка конфету. Да еще внутренний голос ехидно подсказал: а сама-то сбежала! И даже писем родным не пишешь!

«Но это – другое дело!» – одернула я настырное альтер-эго. – «Из дома я не сбегала! И мама была в курсе, почему я осталась на острове, а не поехала в круиз!». А все, что случилось потом – не по моей вине случилось! Черт… ну, не только по моей. И вообще. Я собираюсь вернуться, а Птичка – нет!