Удача бродяги: Рядом, но не вместе
Шрифт:
Он снова в сомнении покачал головой:
– На Кристалле совсем с ума посходили, отправлять под прикрытие таких кукушат… так, девушка, в базу я вас не пущу. Не обсуждается. Однако старпом вам найдет все, что у нас есть по интересующему вас пассажиру. Что же до капсулы… пишите ваше послание. Прямо сейчас. Коротко, быстро. Терминал в полном вашем распоряжении.
Поверил? Неужели поверил?
Мне передалась частичка Нордвелловского везения?
Не бывает!
Но, ура!
В ушах шумело. Этот день, наконец, подошел к концу, я, наконец,
…интересно, что о моем нынешнем круге общения подумал бы Луис? Про маму я вообще молчу…
В ушах шумел этот безумно долгий день, удлиненный на несколько часов разницей бортового времени и времени астрополиса Кинга, век бы его не видеть.
Шумел, в ритме моего пульса. Словно я не в космолете, а в сломанной лодке с отказавшей шумоизоляцией. Волны в корпус: бубум, бубум, бубум!
Итак, Мозес – это тот самый Мозес.
Бубум, бубум.
Только бы Мира с ее наставником не облажались… лететь еще долго, а сектор у них крошечный. Неминуемо столкнутся…
Бубум. Бубум.
Сейчас это было не важно. Я захлопнула дверь в каюту и упала на койку, как была. Разве что скинула туфли.
И через какое-то время поняла, что не смогу уснуть.
Может, виной леватский чаёк, может, перевозбуждение, или все сразу – но я не могла успокоиться.
Маленькая каюта была совершенно темной, только контрольная панель у выходя синими и зелеными огоньками успокаивала: условия комфортные, здесь все в порядке, Реми! Отдыхай спокойно: мы бдим! Мы сразу просигналим, если упадет давление или содержание кислорода, а температуру ты и сама почувствуешь, и мы в красную зону уползем… и вообще.
Молодцы, приборы. Держитесь! Так держать!
Нет, в обычной жизни я с посторонними огоньками не разговариваю. Но что поделать, если вокруг давно и прочно нет хороших… ладно, нормальных людей?
Я сжалась в комок под одеялом, и попыталась считать. Сначала овечек, потом космолетики, потом просто.
Когда оказалось, что считаю вслух, дрожащим тонким голоском, врубила свет и скрылась от проблем в душевой кабинке. Там было много влажного пара, теплого и приятного, и много света. В каюте освещение почему-то более тусклое. Хотя, может, его просто заело в режиме ночника.
Стояла, прижавшись лопатками к теплой влажной стенке, и медленно дышала паром, уговаривая себя, что все в порядке. Что прямо сейчас и здесь все живы и здоровы, и никто никого не убьет и не похитит. И что капитан обо мне знает. И что письмо для шефа Ларди, опечатанное так, что кроме него никто не прочитает, уже в пути… лишь бы только интеллектуальная капсула-прилипала быстро нашла подходящий корабль и добралась в Пуэрто-Кристалл раньше меня.
Лишь бы больше ничего плохого не случилось. Ни со мной, ни… ни с кем либо еще.
Вдруг до меня дошло, что последние несколько часов я если и вспоминала Нордвелла, то вскользь, мимолетом: либо его словечки, либо его насмешки. Что бы он сказал или сделал в той или иной ситуации. Просто не до того было. А сейчас… сейчас вдруг кажется, что это не я в беде. Что это там, в астрополисе Кинга что-то пошло не по плану…
Хотя, у Нордвелла никогда ничего не идет по плану. У него нет
плана. Он импровизирует. Но на этот раз, возможно, удача оказалась не на его стороне. И что-то пошло не так.А я даже не узнаю. Никогда не узнаю…
Почувствовав, что на меня снова накатывает это странное «бубум, бубум», я открыла глаза и свирепо заставила себя думать о другом. Не о Нордвелле. А о…
Как, интересно, там круиз? Мама и Луис на огромном белом лайнере… синее небо Кристалла, Диамант на закате подкрашивает волны в цвет ягодного мороженого…
Пейзаж представился, как наяву.
Ага. И сидят они вдвоем за столиком на верхней палубе. И думают, куда же задевалась их бестолковая я? Ни писем, ни приветика по сетке…
Есть, о чем беспокоиться. Ну, ничего. Если капсула долетит, Шеф Ларди придумает, что им соврать, чтобы не так сильно беспокоились. Скажет, что я на стажировке где-нибудь…
Только бы еще Перес не догадался им написать и разболтать о похищении. Вот это было бы совсем…
Я прислушалась к себе, но новое «бубум» осталось где-то в глубине на этот раз, лишь напугав тайным знанием, что оно никуда не делось, а все еще где-то близко.
Нехотя я вернулась в постель. Может, это как раз и есть то, что взрослые умные люди называют депрессией? Или все-таки леватский чай? Или?..
Мысль ускользнула.
На следующий день из каюты я не вышла. Было страшно. Нет, не из-за Мозеса. И не из-за Нордвелла. Просто абстрактно страшно. Умом знаешь, что там, за переборкой продолжается обычная нормальная человеческая жизнь. А где-то внутри все равно уверен, что за дверью каюты – черный безвоздушный мрак и абсолютная тишина. Космос. И никого-никого, ни одной живой души.
И весь мир сжимается до размеров твоего тела. И бессмысленно ругать себя, смеяться над собой, заставлять себя. Все бессмысленно: тело знает, что как только откроет дверь – сразу смерть. Взрывная декомпрессия.
На второй день стало голодно: в эконом-классе доставки в каюту нет.
Я бы даже готова была потерпеть, в конце концов, без еды человек может долго, а питьевая вода сюда все-таки подается. Но голод не уходил, а к обеду ко мне в личное пространство стукнулся старпом, который ранее поделился информацией из пассажирской базы про Мозетса. Он обеспокоенно сообщил, что в секции общины была драка и один из пассажиров прямо сейчас находится в медотсеке корабля. И «возможно вам будет это интересно».
Интересно – это не правильное слово.
Прочитав сообщение, я поняла, что мне тревожно, тоскливо до зубной боли, но никак не «интересно». Однако это был отличный повод взять себя в руки. Хотя бы потому, что посещение медицинского отсека можно разложить на серию простых действий и выполнять их пошагово, как инструкцию: не задумываясь и не отвлекаясь на всякие фантомные ужасы. Душ, прическа. Одежда… с этим надо что-то делать. Мой гардероб – это по-прежнему синие штанишки, простая пляжная блузка, спортивные туфли, когда-то подаренные доктором Лопес и «удача бродяги». Все порядком поистрепалось. А если б у меня не было возможности время от времени стирать одежду и белье, я бы уже выглядела бездомной бродягой.