Удача в подарок, неприятности в комплекте

– Правда в этом доме не в чести даже у юных барышень. Что ж. Коли Вам так угодно притворяться, ради бога, мешать не стану, мне сие без интереса, только позвольте один совет вам обоим: пока Вы ходите вокруг да около, изощряясь в куртуазностях и упиваясь собственным благородством, кто-нибудь менее щепетильный слижет сладкий нектар невинности и любви, а после непременно посмеётся над Вами. Всего доброго, Елизавета Андреевна, искренне надеюсь, что Вы знаете, что именно делаете. Пётр Игнатьевич, честь имею. И да, не кипятитесь, грозный вид Вам не идёт.

– Я убью Вас! – взревел взбешённый Петенька и ринулся за Прохором, но я камнем повисла на шее жениха, лихорадочно шепча:

– Петенька, милый мой, подумайте, что с Вами будет, если Вы вызовете Прохора на дуэль! Вы же погубите и себя, и меня!

– Он оскорбил Вас! – продолжал бушевать мой жених, впрочем, уже без прежнего пыла. – Он посмел делать неприличные намёки!

– Прохор Милорадович подобен попавшему в капкан волку, - я пригладила вихор на лбу Петеньки, с лёгкой досадой понимая, что сей жест был более материнским, нежели снедаемой страстью невесты, - ему очень больно, вот он и кидается на всех и каждого. Прошу Вас, Петенька, оставьте его.

Жених вскинул голову, глядя на меня с непривычной строгостью и пытливостью:

– Вы хотите, чтобы я Вас поцеловал?

Я потупилась, мысленно удивляясь тому, что сейчас веду себя как на семейном спектакле, больше играю, чем чувствую на самом деле, а ведь речь идёт о таких романтических материях:

– Очень.

Петенька, вместо того, чтобы подарить мне поцелуй любви, продолжил допрос, демонстрируя совершенно не радующую меня в сей миг прозорливость и дотошность:

– И это правда, что Вы испытываете определённый интерес к господину следователю?

Что-о-о? Нет, право слово, кто-то переходит все границы дозволенного! Я резко выпрямилась, оттолкнула жениха и зло прошипела, сверкая глазами, точно вышедшая на охоту кошка:

– Вы забываетесь, сударь!

Петенька моментально сник, покраснел, затем побледнел, залепетал что-то невразумительное, став таким жалким, что боле гневаться на него я уже не могла. Как щенок нашкодивший и за свои провинности под дождь на улицу выброшенный, честное слово! Я подошла к Петеньке, мягко погладила его по щеке, зашептала ободряюще:

– Ну, полно, полно, я не сержусь на Вас.

Мой жених вскинул голову, намереваясь что-то сказать, я вежливо улыбнулась, готовая милостиво принять извинения и великодушно простить, но вдруг глаза Петеньки недобро сверкнули, он обхватил меня за талию, привлёк к себе и впился в губы с такой страстью, коей я в нём до сей поры и не подозревала. В первый миг я растерялась, затем испугалась и упёрлась ладошками в грудь, пытаясь оттолкнуть обезумевшего Петечку, а затем пришла к выводу, что это, собственно, и есть то, к чему я стремилась. Сей поцелуй, да ещё такой страстный, непременно развеет остатки любовных чар. Петенька продолжал терзать мои губы, я же прикрыла глаза и постаралась ощутить хотя бы отголосок того огня, что просыпался во мне всякий раз, как меня целовал Алексей Михайлович. Увы, ничего, даже слабо похожего на то безумие, не было и в помине, видимо, после поцелуя должно пройти какое-то время.

Когда Петенька выпустил меня из стального захвата, я не сдержала негромкого облегчённого вздоха и с трудом подавила в себе желание вытереть рот. Да что это такое, меня же любимый жених поцеловал, а не какой-то бродяга с большой дороги! Я растянула губы в улыбке, собираясь сказать Петеньке что-нибудь соответствующее моменту, но тут увидела бледного, соляным столпом застывшего напротив нас Алексея Михайловича, от нестерпимого пламени карих глаз коего мне стало физически больно. Господи, какой кошмар, он же всё видел!

Я рванулась к господину Корсарову, но Петенька, всегда такой робкий и нерешительный, коего я привыкла считать близким по духу тряпичной куколке, неожиданно крепко прижал меня к себе, да так сильно, что у меня даже дыхание перехватило, а планки корсета болезненно впились в тело.

– Что Вы себе позволяете? – прошипела я, как только смогла нормально дышать, и принялась вырываться из рук словно обезумевшего жениха. – Прекратите немедленно, я Вам приказываю!

– Да полно, сударыня, к чему эти церемонии? – сально усмехнулся Петенька, но я боле терпеть была не намерена, ручку высвободила и отвесила такую звонкую пощёчину, что на миг мне помстилось, что даже эхо по коридору покатилось.

Жених мой, которого я, как оказалось, совсем не знала, охнул, за щёку схватился и попятился, я из рук его вывернулась, глазами зло сверкнула и побежала прочь, надеясь догнать Алексея Михайловича. Увы, мечтания мои не оправдались, господин следователь ушёл, теперь, наверное, и знать меня боле не захочет… Я отчаянно всхлипнула, размазывая по щекам горькие слёзы обиды и нестерпимой боли. Господи, да зачем вообще в моей жизни появился этот щёголь столичный, так без него всё было просто и понятно, женщин не резали, девицы головы не разбивали, и я Петеньку любила! А теперь что, как мне теперь жить прикажете? Я закусила кулачок, срываясь на тонкий щенячий скулёж.

– Лизонька, сестрица моя милая, ты чего? – Катюшка обняла меня за плечи, пытаясь повернуть к себе, в лицо заглянуть. – Из-за Олюшки огорчилась или с женихом поссорилась? Так ты не переживай, на балу помиритесь!

Я крепко стиснула зубы, чтобы не сказать, что жених мне теперь и даром не нужен, другой сердцем завладел, и уткнулась в грудь своей самой близкой подруженьке. Катюшка повела меня в комнату, что-то ободряюще щебеча и непрестанно поглаживая по спине. А может, зря я так переживаю, всё ещё наладится? Ох, господи, как же непросто разобраться в сердечных порывах, неудивительно, что тётушка никогда замужем не была!

Глава 11. Тяготы служебные, метания любовные

Алексей Корсаров, как и многие, прошедшие огонь сражений, в приметы не то, чтобы верил, но относился к ним с вниманием, стараясь и в маразм суеверия не впадать, но при этом и лихо без нужды не тревожить. Сразу после завтрака он решил отправиться к господину Рябинину, коего Алеся назвала последним любовником госпожи Васильевой, а затем непременно наведаться к отцу и сыну Пряниковым, с коими любвеобильная особа тоже амуры крутила. Конечно, приходить без приглашения дурной тон, но Алексею всегда больше по душе была песенка Винни-Пуха «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро», и вообще, ну кто, скажите на милость, в здравом уме и твёрдой памяти по собственной воле следователя в гости пригласит?!

Корсаров с головой ушёл в расследование, как щитом закрывшись им от тайн и скандалов в доме госпожи Абрамовой, а самое главное, от того вихря чувств, что просыпался в душе всякий раз, как он видел Лизу, слышал её нежный голос, ощущал тонкий аромат духов. Конечно, стоило бы признаться хотя бы самому себе, что чувства к Елизавете Андреевне уже перестали быть просто дружескими, но Алексей предпочитал упрямо игнорировать очевидное. Слишком тяжело он переживал смерть своей жены, чтобы снова беззаботно распахнуть своё сердце.