Удача
Шрифт:
«Жир-птица», наконец, открылась. Давно хотелось шурпы, серого супа, пахнущего овечьей шкурой. Наидешевейшее здесь блюдо.
Подходя, увидел сквозь стеклянную стену еще одного знакомого. За столом перед пустым стаканом неподвижно сидел Ангелыч. В детстве Алик ходил в кружок технического творчества, на картинг, а этот Ангелыч там руководил. Пацаном хотелось порулить, покататься, но пришлось в основном копаться с грязными масляными железками.
И имя у Ангелыча тоже было странное, Господин. Господин Ангелович – в кружке тот говорил, что отец у него болгарин и назвал его по традициям предков.
Старик совсем не шевелился,
Вспомнился кружок, прежнее… Раньше Ангелыч обожал чихать. Чихал с необыкновенной мощью, с оглушительной громкостью. Дети страшно радовались, хохотали. Заранее замечали, когда Ангелыч собирается чихнуть. Вот тот замирал и замолкал, будто задумавшись о чем-то внезапно. Начинали хихикать, пихать друг друга локтями. Ангелыч застывал, предупредительно подняв вверх палец, потом громоподобно чихал, подпрыгивал и стучал руками по коленям. Иногда даже бил кулаком в железный шкаф напротив. Дети хохотали, жутко радовались. Повеселев, Ангелыч объяснял, что именно так должен чихать настоящий технический специалист. Алик обнаружил, что сейчас улыбается.
На рынке где-то пели под гармошку, кто-то явно подражал Аркадию Северному. Среди народа с обычной злой усмешкой быстро двигался Алик.
Одолевали бытовые мысли. Сейчас он размышлял, не стоит ли сходить в парк и выиграть у пенсионеров-шахматистов несколько червонцев. Хотя среди пенсионеров попадаются ушлые и, бывает, обыгрывают его. И все больше возникает игроков, подобных ему, тоже алчущих червонцев. Таких все больше, а пенсионеров мало.
«Всюду деньги, деньги, деньги. Всюду деньги, господа. А без денег жизнь плохая, не годится никуда, – доносилось издалека. – Деньги есть, и ты, как барин, одеваешься во фрак. Благороден и шикарен. А без денег ты мудак».
«Деньги, – подумал он. – Гнусная энергия этой жизни».
Стало совсем жарко. Алик остановился возле хлебного киоска. На его прилавке лежал и спал пушистый кот. Алик, задумавшись, гладил его. Кот не шевелился, никак не реагировал на прикосновения. Дама в маленькой очереди произнесла:
– Глядите, совсем неподвижный, не двигается.
– Да он мертвый, окоченел совсем, – с продуманным равнодушием сказал Алик.
– Ой, надо сказать! – Дама засунула голову в киоск, жаловаться, а Алик поспешил скрыться.
Потом пристал к сантехникам, стоящим возле канализационного люка с какими-то ржавыми железками. Спрашивал, не продают ли они эти железки? Остановился возле лотка, взялся рекламировать какие-то венгерские плюшки. Мол, свежие, только что из Венгрии.
На рынке на Алика реагировали как-то сдержано. Может, уже запомнили и привыкли?
Когда он вышел с рынка, из-за ворот продолжало доноситься:
«Белый снег и черный ворон. Черный ворон. Белый свет. Помирать еще нескоро, но и жить надежды нет… „Беломор“, немного хлеба да покрепче сапоги».
Голос становился все тише. Алик подходил к дому.
Глава 3 Встреча с интересными людьми
Опять внутри своих стен. Вошел, плотно закрыв за собой дверь.
«Вот и я, – сказал встретившей его кошке. – С совсем скромными покупками».
Достал маленький пакетик сметаны,
выдавил ее на пальцы и протянул к потянувшейся навстречу кошачьей мордочке. Сказал:– А копейки в подворотне я все-таки подобрал. В реальности кровью заработанные копейки. Сметана, всяческая еда – это на входе, а на выходе говно и посредине эта драгоценная жизнь. Оказалось, бедность подталкивает на гнусные поступки, до них я бы не опустился, будучи богатым.
Кошка лизала пальцы теплым язычком.
Слышно, как внезапно прорвалась вода в унитазе, заклокотал гнусный микроводопад. Гадость сама по себе, наконец, ушла, рухнула в свою бездну. Мелкая удача.
Похлебал немного бульону из-под пельменей прямо из кастрюли, стоя у плиты, потом неподвижно сидел на диване прямо перед выключенным телевизором. Вроде бы заснул.
Очнулся из-за звонка телефона. За раскрытым окном стало совсем темно. Настойчиво звенел все еще живущий телефон, за который не платили полгода. Может, в АТС как-то забыли про него?
– Эдика позови! – Сразу же раздалось в трубке.
– Нету его. В магазин пошел, – раздраженно сказал Алик.
– Зачем в магазин? – Еще более недовольный голос непонятно кого.
– За водкой. Зачем еще в магазин ходят?
– Эдик же не пьет!
– Не знаю, сейчас пил хорошо, – ответил Алик.
– А ты кто такой?!
– Да так, в магазине познакомились…
Послышались продолжительные матерные проклятия и угрозы.
– Я сейчас приду! Приду! – Грозился кто-то.
– Давай приходи, – назидательно произнес Алик. – Только не пустой! Неси водки или денег.
Опять мат.
– Если пустой придешь, – тоже пригрозил Алик, – Мы тебя с лестницы в подъезде спустим. У меня жена, Фаинка, сто десять килограмм весит… Нет, говорит, что сто двадцать. Вдвоем спустим, вот так!..
Перебив новые матерные угрозы придти и расправиться, добавил:
– Приходи, только пустой не приходи, – Положил трубку.
Встал, приободренный внезапным скандалом с каким-то другом какого-то Эдика. За окном в темноте опять слышались удары ковровых выбивалок.
Алик, уперевшись в подоконник, высунулся наружу:
– Эй, Семечкин, не иссякают ковры у тебя? Пардон, не спросил твоего имени.
– Нет у меня имени, – донеслось из темноты. – Семечкин и все.
Алик помолчал, потом сказал:
– Меня сейчас тоже только Алик зовут, неожиданно короткое имя стало. А раньше Алексей Алексеевич звали. Ты теперь где, в нашем доме живешь?
– Вообще нигде, – раздалось из тьмы. Выбивалок не стало слышно, и Алик как-то догадался, что Семечкин опять грызет семечки. – До вчерашнего дня я проживал в психдиспансере, но тот стал переезжать в другое помещение, про меня вспомнили и решили выписать.
– Я так и понял, – произнес Алик. – Значит, списали на берег. Видел, что ты даже не полностью переоделся в партикулярное платье. Распашонка диспансеровская осталась.
– Долго жил в диспансере. Тридцать семь лет, – продолжал Семечкин.
«Тогда сколько тебе сейчас? – подумал Алик. – Еще и считать не умеешь!»
– Хотя на прощание главврач сказал, что я самый сумасшедший, и таких у них никогда не бывало, – говорил Семечкин.
– Слушай, сегодня добыл серебряную копейку, вот бы ее пропить, – сказал Алик. – Хотя бы в пивняке, думаю, что немного пива за нее нальют. Как говорят в «Дупле», выпьем пива, чтоб жизнь была красива. Все, слетаю вниз.