Удача

– А зачем вы нам, людям, помогаете? – Алик остановился, разглядывая, появившиеся возле «Дупла», кусты роз, уже засыхающие, нелепо торчащие прямо из асфальта.

– Можно сказать, по привычке и врожденному менталитету, – сказал Семечкин. – Вообще-то, таковы обычаи в нашем мире. Выполнение любого желания обитателя нашего мира – это закон для нашего общества. Все всегда получают, что желают. На этом я и погорел. Получил гораздо больше, чем хотел.

Эти слова Семечкин сказал, уже спускаясь по лестнице в «Дупло». Алик шел за ним. Семечкин все твердил, все обсуждал прежнюю тему:

– Мы не можем научить тебя петь и играть на гавайской гитаре.

– Мне не надо на гавайской.

– И английскому языку и латыни не можем, – не слушая его, продолжал Семечкин. – И идишу. И умению разбираться в классической философии, танцевать танго и ткать ковры. И заявки по осчастливливанию народов не выполняем. Бывали подобные. А один перец как-то попросил оживить ему мраморную статую. Пробовали, но не сумели, живых людей и прочих зверьков теперь не создаем.

– Я, вроде, слышал про это происшествие со статуей. Наверное, читал в прессе, – пробормотал Алик. Странно, но сейчас приходилось верить Семечкину.

Обнаружилось, что внутри «Дупла» пусто, ни одного посетителя, а за стойкой – незнакомая буфетчица, мордастая и румяная девка.

Она неохотно объяснила, что Сонька вдруг помолодела, похорошела и резко уволилась. Говорит, что собирается поступать в Институт киноискусства на артистку.

– У нас тоже праздник, – произнес Алик. Он достал только что добытую пачку денег, бережно запаянную прежним хозяином в целлофан. Небрежно похлопал ей по стойке. – Достань чего-нибудь из лучшего здесь! Из напитков самое подходящее в этот момент – пожалуй, шампанское. Лучшего и самого дорогого сорта!

– Самое лучшее, оно же самое единственное – «Советское полусухое», – ответила новая буфетчица.

– Зато, наверное, выдержанное. Местным алкашам оно неинтересно и простояло на полке должно быть лет двадцать. Шампанское в пыли подавай, как принято по этикету в лучших домах.

– У нас нигде пыли нет, – недовольно произнесла буфетчица.

На подоконнике по-прежнему стоял горшок. В нем теперь рос огурец, покрытый мягкими колючками, рудиментами былого кактуса. Телевизор, висящий под потолком, работал, но звук выключили. Показывали мумию Алешеньки из Кыштыма.

Алик и Семечкин остались стоять у стойки.

– Слушай, а ковер во дворе ты чей выбивал? Чужой? – Спросил Алик.

– Ну да. Рядом лежали выбивалки, и я решил произвести опыт. Этот ковер давно там висит, может, забыл кто. Потом твои соседи белье попросили повесить.

– А где живешь?

– Живу в кассах заброшенного стадиона. Есть такие, заколоченные. На столах сплю.

– Так давай переезжай жить ко мне. Ты же спаситель от злых сил, злобных нищих и вообще от всего. У меня недавно сосед умер, старик. Я на помойку его вещи выбрасывал и часть груза не донес, оставил себе. Телевизор «Рекорд», холодильник «Мир», даже приставку «Денди». И пианино «Красный Октябрь» к себе перекатил. А еще у меня есть ванна, газовая плита. Зимой батареи отопления греются. И теперь почти сто шестьдесят девять тыщ денег.

Семечкин согласно кивнул.

– Давай. Хотя я хотел до конца ссылки впасть в спячку в пещерах возле Одессы или в Пакистане.

Торжественно хлопнула бутылка, непонятно куда улетела пробка.

– Я не сомневался, что удача придет, что поднимусь я, оттолкнусь ногами от дна, – торжественно начал Алик, подняв бокал. – Давай за нас, за доблестное сословие собирателей копеек! – Выпив, добавил: – Как ловко у тебя, Семечкин, получилось с диваном. Я, как профессиональный собиратель утерянных денежных средств, оценил. А есть еще такие же волшебные диваны?

Семечкин не обращал внимания на свой бокал, безучастно смотрел на стену перед собой. Веселья с ним не получалось. Потом равнодушно сказал:

– Если хочешь, можем выдать тебе новые способности. Ты сможешь особым образом ощущать присутствие неких металлов. Появится что-то вроде дополнительного органа чувств.

– Давай, – мгновенно согласился Алик. – Даруй дар суперсобирателя. Чтоб подобно гному, видеть тайны земли: золото, можно серебро, медь, ну, еще цинк и все, пожалуй. Я скромный.

– Выпил еще бокал, взял тяжелую бутылку шампанского и сунул ее под мышку.

– Уже готово с моими способностями? Пойдем, поглядим.

За дверями «Дупла» Алику сначала показалось, что все вокруг усыпано битым стеклом, необыкновенно блестящим. Потом он понял, что видит сквозь землю, будто сквозь лед на озере. Предметы, разные, непонятно как оказавшиеся в глубине земли, блестели под ногами, как пятна света, разного цвета и величины.

– Культурный слой, – Алик глотнул шампанского из бутылки. – Как много денег, оказывается, повсюду валяется. Эх, знать бы об этом раньше в период нищеты.

– Нищета – порок-с, так говорил Достоевский, – сказал Семечкин. – Слегка был знаком, вместе на каторге отбывали.

Семечкину опять приходилось верить. Алик поставил бутылку на кирпичную глыбу, вечную, вросшую в землю двора, ее Алик помнил всегда. В глубине кирпича мерцало золото, уже знакомое Алику пятно света.

– Монета там что ли? – пытался понять Алик.

Золотой червонец с каким-то Николаем, – сказал Семечкин. – Раньше здесь стоял угол фундамента. Дореволюционный хозяин замуровал на счастье в 1913 году, когда начал строить доходный дом. Говорил, что это самое твердое основание для будущего процветания.

– У меня жилье скромнее, – произнес Алик. – Пойдем, познакомишься. Думал, что скоро выгонят меня из моего угла, все ждал исполнителей. – На ходу допил шампанское и отбросил бутылку. – Но теперь их есть чем успокоить. А я уже сам начинаю предметы различать. Вон глубоко золотой перстень блестит, сплющенный такой, а там, вроде, остатки древнего кошелька с билоновыми монетами.

Остановившись у двери своего подъезда, Алик добавил:

– Мы с кошкой проживаем очень скромно. Даже тараканы у меня отчаялись от голодомора, эмигрировали. Впрочем, говорят, что они повсюду исчезли.

– Вы, человеки, странный вид безволосых обезьян, так плохо относитесь к другим живым существам на своей Земле, – произнес Семечкин. – А мы создали тараканам другой светлый мир. Избавили от вас. Сложный тяжелый вы народ. Лучше бы мне воплотиться на земле носорогом или бобром.

И опять этому приходилось верить.

Часть вторая Богатство

Глава 6 Под денежным дождем

– Я на этой Земле и муравьем побывал, и дикой пчелой, – рассказывал Семечкин.