Удар гильотины

Казаратта поставил перед Манном на столик бутылочку, положил рядом черную соломинку, принес из-за прилавка подушку, положил на стул и только после этого сел, после чего пристально посмотрел детективу в глаза и сказал:

– Я не знаю, что вам известно, детектив…

– Тиль. Зовите меня Тиль.

– Не знаю, что вам известно, но вы совершенно неправильно все представляете. Вы думаете, у меня с Веерке были какие-то отношения? Какие? Расскажите мне, чтобы я тоже знал. Вы думаете, что я поднимался в тот вечер в его квартиру? Может быть, и поднимался.

Манн втянул сок через трубочку, подумал, что пить ледяной напиток, сидя на ледяном стуле – верный путь к простуде, отвечать на вопросы Казаратты не стал, ждал продолжения. Пусть выскажется, не для того же он просил Манна вернуться, чтобы задавать вопросы.

Казаратта помолчал, подумал, попытался еще раз поймать взгляд детектива, и заговорил, наконец, медленно, отделяя слова друг от друга паузами, будто каждый раз, произнеся слово, начинал сомневаться в сказанном и хотел отыграть назад, найти другое слово, более правильное:

– Хорошо, я действительно… Я не люблю Веерке. Он сноб. Он снял здесь квартиру… и на следующий день, когда перевозили мебель, зашел ко мне… Знакомиться. Сказал, что большой писатель. Большой? Я не читал… Я мало читаю… Только газеты… Потом заходил каждый день… Покупал разную мелочь… Однажды… Год назад примерно… Завел странный разговор… О молодежи, о наркотиках… Я не понял. Потом – кажется, это было два дня спустя… Подумал, что Веерке имел в виду… Вы знаете, что за углом гимназия? В полдень школьники идут мимо моего магазина к остановкам трамвая и автобуса на Лейдсестраат. Время с полудня до половины второго очень оживленное… Потом я делаю перерыв на обед… Треть дневной выручки приходится на эти полтора часа… И мне показалось, Веерке мне намекнул, что я мог бы продавать школьникам наркотики. Не травку. Серьезное.

– Он действительно это предложил? – Манн почувствовал, что сидение под ним согрелось, и теперь мог если и не с комфортом, то без опасения простудиться, сидеть здесь долго, очень долго. И спрашивать.

– Не знаю, – подумав, сказал Казаратта. – Сейчас мне кажется: да. Я не могу вспомнить, что именно он говорил, но помню свой ответ. Точнее, никакого ответа не было, я сделал вид, что не понимаю, о чем речь.

– Вы полагаете, писатель Веерке торговал наркотиками?

– А вы думаете, что если человек пишет книги, то он на это не способен?

– Он предложил вам или это ваше впечатление, не больше?

– Вы имеете в виду… есть ли у меня доказательства, что он… Мы с ним больше не разговаривали… В магазин он ходить перестал… С того дня не вошел ни разу… В этом что-то есть, согласитесь. Боялся? Разочаровался? Чего-то хотел и не получил?.. К нему приходили люди почему-то через черный ход. Наверно, чтобы Квиттер не видел…

– А вы-то как могли видеть? – удивился Манн. – Перед вами – вход в холл, а на запасную лестницу с другой стороны дома…

– Как входили и как выходили, я видеть не мог, конечно… Но я видел в комнате Веерке людей, которые не входили в дом через главный вход. Как они там появлялись? Вот, посмотрите – окна комнат Веерке прямо перед вами. Когда стоишь у прилавка…

– Все равно не видно, что происходит в квартире, – сказал Манн. – Если окна закрыты, стекла отражают…

– Днем. А по вечерам все видно.

– Там занавески, – напомнил Манн, – и они не всегда сдвинуты.

– Конечно… Свет горит, на занавеску падает тень, мужчина в шляпе, например, и с сигарой. Я знаю – такой не входил…

– Ну, хорошо. О чем это говорит, по-вашему? К Веерке приходили люди. Он не хотел, чтобы об этом знал Квиттер. Это все? Полиция искала в квартире, наркотиков не нашли, я бы знал. Послушайте, а позавчера… Позавчера тоже к Веерке приходил кто-то с черного хода?

– Не знаю. Я же не все время смотрю на его окна.

– Жаль. Итак, вы думаете, что Веерке торговал наркотиками. Не понимаю – зачем. У него хорошие гонорары, ну ладно, человеку всегда мало, пусть, но вернемся к вам. Вы ненавидели его не только поэтому. Вы поднялись к нему в квартиру позавчера вечером не для того, чтобы уличить в чем-то преступном, верно? Вы видели из окна госпожу Верден, она была без очков и узнать вас не могла. Когда вы вошли, Веерке…

– Он лежал на полу. Свет не горел, но на улице светили фонари, и все было отлично видно. А занавеску я задернул, чтобы… Не знаю. Испугался, что меня увидят. Потом выглянул, чтобы убедиться, что никто не…

– Зачем вы пошли к Веерке? Вы вошли через главный вход? Квиттер или Магда могли вас увидеть.

– Я обогнул дом и вошел с черного хода. Зачем пошел?

Казаратта замолчал, прислушивался к чему-то в себе, будто искренне хотел ответить на вопрос Манна, но не знал, какой из ответов выбрать – похоже, их было несколько, и каждый имел свой смысл, так бывает, когда тебя спрашивают, почему ты бросил курить, и надо назвать одну причину, а их на самом деле много, и каждая по-своему важна…

– Честно? – сказал Казаратта, наконец. – Я не знаю. Я собирался закрывать магазин, был одиннадцатый час.

– Можете сказать точнее?

– Минут за десять до одиннадцати, наверно… Вышел на улицу, опустил жалюзи, навесил замок… Оглянулся, посмотрел на окна третьего этажа… И вдруг подумал: сейчас или никогда.

– Что – сейчас или никогда? – не понял Манн.

– Не знаю, – повторил Казаратта. – Потому я вам и не рассказывал. И полиции тоже. Я не знаю. Но мысль была именно такой: сейчас или никогда. Пойти к нему и сказать все, что о нем думаю.

– И что вы о нем в тот момент думали?

– Что он негодяй. Только это. Негодяй – и все. И я должен был ему это сказать. Запер магазин и пошел. Через черный ход – как те, чьи тени я видел в окне. Я поднялся и вошел в комнату. Он лежал на полу.

– Окно было открыто?

– Закрыто. Занавески раздвинуты, и в окнах салона напротив я увидел госпожу Верден. Я быстро задернул занавески…

– Когда вы подошли к окну, вас могли увидеть с улицы.

– Там никого не было.

– Что вы сделали после этого?

– Темно стало, как… Я боялся наступить на тело. Прислушался – Веерке дышал. Как-то странно, я не знаю… Но дыхание я слышал. И тогда я ушел.

– Что вы хотели ему сказать?

– Что он негодяй.

– Да, это я знаю. Почему? Что он вам сделал?

– Ничего! Кроме того, что…

– Вы понимаете, что ваши слова звучат странно. Намеки. Непонятные поступки.

– Да. Понимаю. Но так все и было. Знаете что? В тот момент, когда я закрывал магазин… Черт… Я точно знал, за что именно ненавижу этого человека. Он сделал мне… Что? Сейчас я не помню. А тогда помнил. Вы понимаете?