Удивительная жизнь Эрнесто Че
Шрифт:
Да, Йозеф вернулся, и он никогда не был б'oльшим пражанином, чем в этом странном месяце мае.
Сколько времени требуется людям, чтобы подружиться? Несколько месяцев? Несколько лет? Они уже через два дня поняли, что не могут обойтись друг без друга, как будто дружили всю жизнь. Павел все время вспоминал их короткое общее прошлое, словно хотел освятить новую дружбу, «застолбить» ее. Павел и Йозеф в одно и то же время ходили в Староновую синагогу [102] , учились у одних и тех же учителей, дружили с одними и теми же мальчишками. Йозеф никого из них не помнил, он считал, что сквозняки выдувают из его мозга все ненужное, второстепенное.
102
Староновая синагога – старейшая действующая синагога Европы, расположенная в
– Но хоть дылду Томаса помнишь?.. Вы сидели рядом. Его отец служил в страховом обществе.
– Ну конечно! – соврал Йозеф, чтобы доставить другу удовольствие.
Павел попытал счастья и с Кристиной. У нее память была просто замечательная, «многослойная», но общих знакомых они так и не нашли. Павел никогда не ездил в Алжир, а в Париже бывал только проездом, хотя приложил немало усилий, чтобы добиться назначения послом во французскую столицу.
– Наступит день, и я буду представлять во Франции новую Чехословакию.
Йозеф не захотел, чтобы Павел вез его к отцу: есть вещи, которые нужно делать одному, без свидетелей. Павел припарковался на Малой площади, недалеко от ратуши, и Йозеф прошел пешком двести метров до пересечения улиц Капрова и Валентинской. Он брел не торопясь, держа руки в карманах, как старожил квартала, и не смотрел ни на декор в стиле ар-нуво, ни на поблекшие фасады, обильно украшенные арабесками и завитками в стиле Альфонса Мухи [103] .
Йозеф готов был увидеть огромную воронку на месте дома отца и почти удивился, обнаружив, что здание стоит, как стояло, исчезли только таблички с именами Эдуарда Каплана, дантиста, жившего на четвертом этаже, и других врачей – от них остались только черные прямоугольники на стене у входа. На углу по-прежнему находился антикварный магазин, торговавший дешевой австрийской мазней. Каморка консьержки была заперта, висевший под стеклом список жильцов исчез. Йозеф не стал зажигать свет и пошел вверх по лестнице, слушая знакомый скрип старых ступеней. На площадке третьего этажа он остановился, прислушался, дал два длинных звонка, никто не отозвался, и он позвонил снова. Сомнений не осталось: квартира отца пустовала.
103
Муха, Альфонс (1860–1939) – чешско-моравский живописец, театральный художник, иллюстратор, ювелирный дизайнер и плакатист, один из самых известных представителей стиля ар-нуво.
Как поступить – подождать или оставить записку и вернуться позже?
Он пошел вниз и был уже на первом этаже, когда дверь подъезда открылась и появилась сгорбленная, сильно накрашенная старушка в черной шляпке с вуалеткой на седых волосах. В одной руке она держала трость, в другой – сумку с продуктами. Йозеф придержал дверь, она сделала еще несколько шагов, с трудом распрямилась, чтобы поблагодарить любезного молодого человека, улыбнулась и вдруг окаменела, как будто увидела дьявола во плоти. Губы у бедной женщины дрожали, дыхание срывалось. Она медленно, как в трансе, протянула руку, начала ощупывать подбородок, рот, щеки Йозефа, и ее лицо просияло от облегчения.
– Благодарю тебя, Боже, за то, что услышал мои молитвы и вернул мне Эдуарда!
– Вы ошиблись, мадам, я Йозеф, сын Эдуарда.
Женщина смотрела на него и кивала:
– Как же я счастлива, Эдуард!
Она притянула Йозефа к себе, обняла изо всех своих старческих сил и не отпускала несколько долгих мгновений.
– Господь милостив, они не причинили тебе вреда! Ты вернулся живой и здоровый, значит я не зря молилась.
Она похлопала его по спине, и тут Йозефа осенило:
– Вы… мадам Маршова?
– К чему церемонии, зови меня Анна.
– Как же давно мы с вами не виделись, мадам Маршова, неудивительно, что я вас не узнал.
– С чего это ты начал говорить мне «вы»? я качала тебя на коленях и отца твоего прекрасно знала – достойнейший человек, был представлен императору… Не делай такое удивленное лицо, Эдуард, ты ведь помнишь своего отца, вы с Густавом невероятно похожи!
Мадам Маршова владела доходным домом, где жили Капланы, домом по соседству и еще одним в районе Подоли. Вопреки всем тяготам бытия, худшими из которых были ее неблагодарная невестка и никчемный сын, она цепко держалась за жизнь. Эта хрупкая женщина всегда очень заботилась о своем здоровье, обожаемого мужа она похоронила полвека назад (время идет так быстро!) и сдавала квартиры лучшим пражским врачам, чтобы в случае надобности получить консультацию у любого из них. Мадам Маршовой исполнилось девяносто шесть лет, она многое забывала, путая лица и события своей долгой жизни, но прекрасно помнила славные времена империи, была смешлива и отлично себя чувствовала – застарелый ишиас не в счет! Ее старший сын, первый мужчина в семье, доживший до семидесяти семи лет, потерял всякую
надежду унаследовать состояние. Все его попытки объявить мать недееспособной и запереть мадам Маршову в сумасшедший дом наталкивались на непреодолимое препятствие: ее пользовали лучшие пражские доктора и ни один не стал бы свидетельствовать, что очаровательная старая дама «не в себе», как утверждает ее алчный сынок. Да, годы берут свое, ей нужно больше отдыхать, она слегка рассеянна, но в остальном… Судьи всякий раз решали дело в пользу мадам Маршовой. Она отказывалась признавать, что память иногда подводит ее. Мадам Маршова могла перечислить имена всех австрийских правителей и их жен, начиная с Оттона I, именно этот факт ее невестка как раз и считала признаком старческого слабоумия. Она продолжала жить в своей огромной квартире и ужасно обрадовалась возвращению Эдуарда Каплана, который так замечательно лечил ее поясницу: она боялась, что доктор сгинул навек.Старушка пригласила «Эдуарда» на рюмочку мадеры, чтобы отпраздновать встречу, и Йозеф, сто лет не пивший божественного вина, не стал отказываться. Мадам Маршова отдала ему ключ от квартиры, сказав, что туда два года никто не входил, кроме домработницы Ирины, которая раз в месяц делала уборку и проветривала комнаты. Домохозяйка простила своему любимому жильцу долг за два года – «пусть кумушки говорят что хотят!» – и даже не стала повышать квартплату. Учитывая послевоенную дороговизну, старушка сделала Йозефу воистину королевский подарок.
– Таких хороших жильцов, как ты и твой отец, сегодня днем с огнем не сыскать! Какое счастье, что ты вернулся, да еще так чудесно выглядишь.
Кристина и Павел ждали в прокуренном кафе под аркадами площади и уже начали беспокоиться, но тут появился Йозеф. Он сел за столик, залпом выпил стакан вина и долго молчал.
– Отца арестовали два года назад – до или после покушения на Гейдриха [104] , мне узнать не удалось. В квартале была облава, всех евреев выгнали из домов и увезли, больше никого из них не видели.
104
Гейдрих, Рейнхард Тристан Ойген (1904–1942) – государственный и политический деятель нацистской Германии, начальник Главного управления имперской безопасности (1939–1942), заместитель имперского протектора Богемии и Моравии (1941–1942). Один из инициаторов «окончательного решения еврейского вопроса». Гейдрих был убит в Праге парашютистами-диверсантами Британского управления специальных операций, этническими чехом и словаком.
– Я был прав, – сказал Павел. – Их наверняка отправили в лагеря, в Польшу или в Германию. Мой отец сгинул в Терезине [105] , на севере Богемии. Кое-какая информация проходила, были свидетельские показания, аэрофотосъемка, но поверить в это было невозможно, а потом, после освобождения, русские фотографировали Освенцим, через две недели американцы вошли в Дахау, лагерь в двух шагах от Мюнхена, и мир содрогнулся от ужаса.
– Думаешь, найти его живым нет никаких шансов?
105
Терезиенштадт (Терезинское гетто) – нацистский концлагерь, создан в ноябре 1941 г. на базе тюрьмы гестапо в чешском городе Терезин. С 1942 г. нацисты стали массово депортировать сюда евреев с территорий Германии и оккупированных европейских стран. Среди заключенных было немало ученых, литераторов, музыкантов, политиков с международной известностью. Лагерь освободили советские войска 9 мая 1945 г.
– Мы попытаемся навести справки, я тебе обещаю, но насчет моего отца я иллюзий не питаю.
Они заказали кофе.
– О чем вы говорили два часа? – спросила Кристина.
– Кажется, я как две капли воды похож на отца, каким он был в тридцать пять, и на деда тоже.
Йозеф рассказал друзьям, как отреагировала на его появление старая мадам Маршова, показал им ключ от квартиры. Время было позднее, они не знали, где переночевать, Кристина считала, что незачем идиотничать и тратить лишние деньги, когда вот он, отцовский дом, Йозеф воспротивился, и они слегка поцапались. Он очень устал. Был на взводе и просто не допускал мысли о том, чтобы вторгнуться в квартиру отца, заменить, нет – подменить его. Ни за что! Кристину удивила такая реакция, она сочла его слишком сентиментальным, но и трогательным тоже и спорить не стала.
Павел предложил друзьям пожить у него, и они оказались все вместе в квартире его отца, окончившего свои дни в концлагере. Павла это не смущало.
Кристина не чувствовала себя чужой в Праге, так похожей на Париж и Алжир. Дома они ужинали, только если Павел приглашал друзей, часто бывали в ресторанах, заводили новые знакомства, могли ночь напролет просидеть в баре, поглощая гектолитры пива и до хрипоты споря о путях преобразования страны. Почти Монпарнас, только кухня ужасная.