Уездный город С***

Смерть на войне никогда не виделась Титову трагедией, потому что казалась естественной, верной. Что может быть правильней для офицера, нежели погибнуть, исполняя свой долг? Поэтому об отце, чью жизнь забрала Великая война, он хоть и грустил, но сдержанно и светло: понимал, что тот иначе не мог, и сейчас — там, где он находится после смерти, — подполковник Илья Титов пребывал в покое и мире.

А вот такой смерти, какую приняли две совершенно разных женщины в последние несколько дней, Натан не принимал. Неправильно это было, гадко, и, наверное, именно подобные чувства позволили молодому корнету, не мыслившему себя вне армии, после тяжёлого ранения смириться с тем, что офицерской карьеры ему не видать, и прижиться на полицейской службе.

— …Любезный Натан Ильич, я надеюсь, мы с вами друг друга вполне поняли, да? — подытожил свою ворчливую речь Чирков.

— Разумеется, Пётр Антонович. Будет исполнено в кратчайшие сроки, — своевременно очнулся от созерцания Титов.

— Ну и хорошо. Я на вас рассчитываю! — кивнул полицмейстер, задумчиво пожевал губами, побарабанил пальцами по столу, а потом осведомился совсем другим тоном, уже гораздо теплее: — Как там Алечка?

— Простите, не понял вопроса, — растерялся поручик. — Что значит — «как»?

— Как показывает себя в работе, не тяжело ли ей?

— Как следователь она, конечно, не очень, — осторожно подбирая слова, ответил Натан. — Но ей явно очень интересно, и как вещевичка она показывает себя безукоризненно, никогда прежде мне не доводилось работать с такими специалистами. Да и в остальном, не считая её… особенностей, Аэлита Львовна — весьма серьёзная, умная и достаточно бесстрашная девушка. К знаниям тянется, трупов опять же не боится.

— Трупов?! — охнул Чирков, даже приподнялся на месте. — Каких трупов?!

— Тех самых, — совершенно обескураженный реакцией полицмейстера, ответил Натан. — Утопленниц, o которых мы только что разговаривали.

— Вы её что — к трупам потащили?! — возмутился хозяин кабинета, а у Титова вновь возникло то странное чувство, словно окружающий мир располагается где-то в стороне, поодаль, и с ним происходят странные, непонятные и незнакомые поручику метаморфозы. В прошлый раз ощущения эти были связаны с некими мистическими проявлениями и странными снами, а сегодня вот Натану было дико и странно смотреть на вроде бы обыкновенного, знакомого человека.

— А что я, простите, должен был делать с полицейским экспертом-вещевиком?! — нахмурился Титов.

— Но она же девушка! А вы — к трупам! — продолжил негодовать Чирков, но как-то неуверенно и неубедительно.

— Я вас положительно не понимаю, Пётр Антонович, — напряжённо проговорил поручик. — Третьего дня лично вы в этом самом кабинете рекомендовали мне её как прекрасного специалиста и уверяли, будто её женский пол не играет тут никакой роли. Что ж, я сейчас полностью согласен с этим утверждением, вещевик Брамс отменный, и голова у неё работает как надо. Может быть, полноценного следователя из неё не получится ввиду трудностей с общением, но я совершенно уверен, что, если ей поднабраться опыта и понимания, как вообще происходит расследование, из неё получится исключительно полезный в сыскном деле специалист. И что теперь не так? К слову, а почему Брамс до сих пор не привлекали к расследованиям, а нынче вдруг передумали?

Слушая поручика, полицмейстер недовольно кривился, но не перебивал. Он, конечно, мог бы просто отмахнуться от подчинённого, еще и выговором пригрозить, и наверняка бы в других обстоятельствах поступил бы именно так. Однако Чирков молчал и столь откровенно демонстрировал раскаяние и чувство вины, что Натан не удержался, решил проявить наглость и воспользоваться моментом: вдруг да и получится выяснить, что здесь за загадка?

Когда Титов договорил, хозяин кабинета тяжело поднялся с места, подошёл к окну, на котором стоял графин. Шумно, отдуваясь, выпил стакан воды, еще раз тяжело вздохнул и, пробормотав что-то вроде «ох уж мне эти бабы!», вернулся на своё место. Поручик за действиями начальства наблюдал со всё возрастающей озабоченностью и раздражением.

— Да Людмила это всё, — вздохнул наконец Чирков. — Кузина моя, матушка Аэлиты.

— Что — всё?

— Поймите меня правильно, Натан Ильич, она женщина серьёзная и ответственная, родственница опять же. Ну да вы видели Алечку, и батюшка у неё, Лев Селиванович, тоже не от мира сего, а живём-то мы тут, на этой самой земле, вот Людушка и пытается, по своему разумению, так сказать…

— Пытается что?

— О семье заботиться, — пояснил он. — Повода отказать Аэлите в месте у меня не было, да и пошла бы она назло в Охранное отделение, там бы не миндальничали. Вот и взял. Но Людмила просила девочку беречь, мол, перебесится и плюнет на это всё, заскучает — обратно в науку свою нырнёт.

— И что переменилось теперь?

— Так вы вот приехали, — развёл руками Чирков с написанным на лице смущением.

— И? — вновь уточнил Натан, у которого никак не получалось ухватить суть.

— Ну вот Людмила и решила — вдруг у вас с Алечкой что и сладится. Совместная работа, она, знаете ли… Поймите меня правильно, я был против, но что с ними, бабами, сделаешь?! И Татьяна Павловна моя тоже вот её поддержала. Что теперь, домой не возвращаться, что ли? Поймите меня правильно, любезный Натан Ильич, и не серчайте, — виновато развёл руками полицмейстер. — И будьте всё же как-то… помягче с Алечкой, берегите её всё-таки вот от такого.

— Благодарю за пояснения, — ровно проговорил Натан, поднимаясь с места. — Разрешите идти?

— Идите, поручик, — вздохнул Чирков, махнув ладонью.

Понять у Титова получилось, а вот «не серчать» — не очень. Он покинул кабинет, аккуратно прикрыл за собой дверь, миновал приёмную, вышел в коридор. Сделал несколько шагов в нужном направлении и замер на месте, заложив большие пальцы за ремень.

С полицмейстером всё было ясно и даже не особенно удивительно: вся его наружность как бы говорила о мягкости и покладистости, и если ожидать подобного от полицмейстера на службе было бы странно, то вот это потакание ближайшим родственницами прекрасно укладывалось в картину. Домашние в полном смысле слова сидели на его крепкой шее, жена и дочери — если таковые имелись — вили верёвки и были балованны сверх всякой меры. Собственно, Титов и не на него злился: с чего бы тому идти на какой-то конфликт с родными людьми из-за подобной мелочи? Действительно, все довольны и спокойны, а афера могла бы и не вскрыться.

Сердился поручик на незнакомых ему женщин, то есть заведомо бессмысленно и бестолково, поскольку поделать с ними ничего не мог, и от этого злился ещё больше. Он на дух не выносил бабских интриг, подобной лицемерной изворотливости и настырных попыток лезть в жизнь взрослых уже и вполне разумных людей. Его собственный отец был человеком твёрдым, с характером, супругу свою любил и берёг, но никогда не позволял излишне опекать ни дочерей, ни тем более сына, и Натан был ему за это весьма благодарен.

Причём бог с ним самим, ему все эти интриганки — чужие люди, а вот Аэлиту было по-человечески очень жалко. Титов не сомневался, что девушка понятия не имеет о том, кто и как пытается устроить её жизнь, и наверняка очень огорчится, если узнает, что два года её таким вот подлым образом исподволь контролировали.

А еще было совершенно неясно, за что он удостоился подобной чести и доверия. Мать, конечно, повела себя далеко не лучшим образом, но вряд ли она попыталась бы свести дочь с человеком, о котором совершенно ничего не знала. Брамс не настолько уж обременительная особа, чтобы пытаться сплавить её замуж за первого встречного и любой ценой. Выходило, заочно она с Титовым знакома. Откуда? Да к гадалке не ходи, это Чирков разболтал. Может, и личное дело тоже показывал, с него сталось бы…