Уездный город С***

— Нет, — отрубил Натан, гадая, чем так не угодили Лопуху супружеские пары.

— Жалко, — противореча собственному недавнему поведению, с совершенно искренней печалью вздохнул профессор. — Ну, садитесь, рассказывайте, что там у вас за преступник.

Повествование много времени не заняло, хотя поручик и старался учесть мельчайшие подробности. Лопух не задавал уточняющих вопросов и вообще никак не выказывал собственного отношения к словам посетителя, лишь молча слушал, хлопая глазами за толстыми стёклами очков. Под конец такой «разговор» начал раздражать Титова, однако мужчина сдержался и постарался не выказать недовольства. В конце концов, это они сюда явились за советом, да ещё в неурочный час, а подобные частные консультации в обязанности психиатра не входят. Но странно, как профессор с такой манерой ведения беседы умудряется общаться с душевнобольными?

Или как раз с ними проблем не возникает?

— И что же я должен вам сообщить по этому поводу? — с рассеянной улыбкой поинтересовался Лопух, когда Титов кончил рассказ.

— Маньяк это или нет, — неопределённо пожал плечами следователь.

— Дорогой вы мой человек, психиатрия не знает термина «маньяк», это лексикон исключительно бульварных газетёнок!

— Серийный убийца, психопат, какая разница? — поморщился Натан. — Вы же поняли, что я имею в виду.

— Понял, но, боюсь, ничем не смогу вам помочь. Видите ли, психиатрия главным образом изучает личность человека. Да, в совокупности с результатами его деятельности, но никак не результаты без личности. Психопат он или нет, шизофреник или просто эмоционально тупой индивид — всё это я могу сказать, лишь взглянув на него и поговорив с ним. Вы, дорогой друг, пользуетесь в своей служебной деятельности индукционными методами — познавая элементы, разрозненные детали, собираете их воедино, в образ ситуации, в конкретные её предпосылки. Мы же в работе осуществляем обратное, дедуктируем: наблюдая личность во всей её полноте, зная законы формирования и образования этой личности, фигурально выражаясь, разбираем её на составляющие, выделяя сломанные или просто отличные от известного образца части, устанавливаем причины подобного дефекта. Может быть, когда-нибудь психиатрия накопит столько знаний, чтобы индуктивно, по поступкам и неким свойствам личности, в достаточной степени точно воссоздавать её портрет, но увы, наша наука пока настолько юна, что многие даже выдающиеся умы считают её шаманством, — развёл руками профессор. — Вот когда поймаете злодея, тогда обращайтесь, выясним, в своём ли он был уме, творя все эти мерзости, или ему приказали некие голоса свыше.

— Спасибо за разъяснение, — коротко ответил на это Титов, поднимаясь с места. — Простите, что потратили ваше время.

Брамс, сидевшая всё это время надувшись словно мышь на крупу, с готовностью подскочила со стула, своим видом демонстрируя желание поскорее отсюда уйти.

— Ничего, ничего. А вы точно не новобрачные, нет?

— Нет. А почему должны? — не выдержал всё-таки Титов.

— Ну как же? Живая вода, мёртвая вода, прекрасное сочетание! — охотно отозвался Лопух.

Прощался с ним поручик в твёрдой уверенности, что профессор еще более безумен, чем его пациенты. Или это вовсе какой-нибудь особо шустрый больной, который раздобыл где-то халат?

Последняя мысль показалась настолько здравой и правдоподобной, что Титов даже уточнил у сидевшей при входе регистраторши:

— Скажите, а профессор Лопух — это такой невысокий, круглый, в очках?

— Ну да. Так вы же из его кабинета только что вышли! — опешила та.

Поручик на всякий случай не стал отвечать на это замечание, пожелал женщине всего доброго и вышел вслед за спешно выскочившей на улицу Брамс. На ходу запоздало озадачившись: а как вообще этот странный профессор опознал их природу?

Положим, вещевичку можно было предположить по флейте в чехле, и то — с изрядной натяжкой. Но ведь о том, что сам Титов — живник, не говорило ничего! А определить, есть ли в человеке дар, вот так с ходу невозможно! Вряд ли психиатру заранее понадобилось наводить справки о служащих полицейского Департамента, тогда что? Может, по газетам вспомнил? Припомнить, указывали ли в статье об утопленнице его талант, поручик доподлинно не сумел, но странность объяснил именно этим и выбросил из головы, больше занятый поисками Брамс.

К счастью, девушка далеко не ушла, стояла на крыльце, недовольно хмурясь.

— Всё в порядке? — спросил Титов, чувствуя себя отчасти виноватым в дурном настроении вещевички. Даже не из-за самого визита к странному психиатру, а потому, что не оборвал болтовню того сразу, пока Аэлита ещё не сообразила, о чём речь. Бог знает, почему Брамс так возмутили эти намёки, но теперь Натану оставалось лишь попытаться сгладить последствия.

— А? Вот уж точно, профессор этот — Лопух, — проворчала она, бросив косой взгляд на поручика.

Богом Аэлита, увы, не была и поэтому тоже не понимала причин собственного недовольства, и особенно не понимала, почему сердится больше на Титова, чем на странного доктора.

Они некоторое время постояли на пороге, оба растерянные и не знающие, что говорить. На удивление, первой со смятением справилась Брамс и предложила:

— Может, пройдёмся немного пешком? Мне кажется, я сейчас всё равно не смогу сосредоточиться, а батюшка уверяет, что прогулки на свежем воздухе полезны, — немного грустно заключила она.

— Вы так расстроены поведением этого своеобразного человека или чем-то ещё? — осторожно уточнил Натан, когда они спустились с крыльца и зашагали по тротуару. Ладошка девушки сама собой, очень естественно уцепилась за локоть мужчины, и никто из двоих даже не обратил на это внимания.

— Не знаю, — подумав пару мгновений, честно призналась Аэлита. — Мне кажется, не только. Мне кажется, я еще очень удручена тем фактом, что он ничем не сумел помочь. А хочется поймать этого убийцу побыстрее.

— Узнать, как он следы заметал? — с иронией поинтересовался Титов.

— Что вы глупости говорите?! — возмутилась Брамс, после чего чуть смущённо добавила: — Мы ведь это знаем уже почти наверняка. Просто… — она осеклась и вновь замолкла, потом продолжила неуверенно: — Просто мне не по себе от мысли, что он где-то здесь. Может быть, идёт нам навстречу вот по этой самой улице.

— Ну бросьте, Аэлита Львовна, по этим улицам могут ходить и куда большие негодяи, — растерялся от её ответа поручик.

— Нет, это я прекрасно понимаю, дело в другом. Он же вещевик!

— И что? Вы не знали, что вещевики тоже люди, притом совершенно разные люди, и среди них попадаются злодеи?

— Я не знаю, как сказать, — пробормотала Аэлита совсем уж потерянно. — Считается ведь, что вещевики обыкновенно холоднее и равнодушней прочих людей — особенный склад ума, влияние дара. Мёртвая вода, как этот доктор сказал. А те убитые женщины… Мне кажется, это сделал очень холодный и равнодушный человек.

— И? — продолжил недоумевать Титов.

— Мне всё больше кажется, что мы с ним похожи, и очень хочется наконец посмотреть на него и понять, что это не совсем так… Вы чего? — растерялась Брамс, потому что на этих словах поручик запнулся и замер статуей, так что девушка, по инерции сделав ещё пару шагов, но не выпустив руки мужчины, оказалась перед ним лицом к лицу.

— Откуда вы взяли эту чушь?! — возмутился Натан после пары секунд молчания, в которые он боролся с первой реакцией — желанием грязно выругаться и, схватив вещевичку за плечи, хорошенько её встряхнуть.