Уездный город С***

Натан бросил взгляд на дверь в кабинет полицмейстера и, поморщившись, отказался от идеи вернуться и задать ещё несколько вопросов. Довольно уже поговорили, а на новые неприятности нарываться не стоит. Почти наверняка Чирков уже взял себя в руки и в лучшем случае просто откажется отвечать на вопросы поручика.

Подмывало так же прямо сейчас рассказать всё Аэлите, но Натан сдержался и в этом. Мать её, конечно, дура, и «благими намерениями выложена дорога в Ад» сказано в изрядной степени про неё, но это не повод намеренно вносить разлад в чужую семью.

Ещё некоторое время постояв на месте, Титов стряхнул оцепенение и направился в двадцать третью комнату, чтобы отдать портреты и некоторые распоряжения, на которые, между ворчливыми монологами, было получено разрешение Чиркова. Например, стоило предупредить городовых, чтобы обращали внимание на старьёвщиков, ломбарды и просто людей на улицах. Если одежда обеих убитых ничем особенно не отличалась от вещей прочих горожанок, то саквояж швеи был вещью приметной — сделан на заказ, имел необычный цвет и размер.

Натан понял, как правильно поступить в сложившихся обстоятельствах, и от этого на душе вмиг стало спокойнее и легче.

Он не станет ни рассказывать что-то Брамс, ни намеренно портить с ней отношения, чтобы только насолить какой-то малознакомой женщине. Пусть всё идёт дальше ровно так, как шло, и бог над всеми судья. Одно только Титов намеревался сделать: нарушить напутствие Чиркова «беречь Алечку вот от такого», а напротив, в полной мере привлечь Брамс к расследованию, переступив через собственное нежелание это делать, и постараться по возможности обучить её служебным премудростям. Да, с пониманием людей и их мотивов у Аэлиты проблемы, а это для следователя первое дело, но не единственное же!

Она ведь не беспомощная, не слабоумная, а наоборот, весьма рассудительная молодая особа. Да, необычная и чудаковатая, но точно знающая, чего хочет, способная отвечать за свои поступки и решительно, твёрдо идущая к цели. сли она вдруг поймёт, что сыск не для неё, так пусть это будет осознанный выбор, а не обман «из лучших побуждений и заботы о благе бедной девочки».

В таком вот боевито-встопорщенном настроении Натан дошёл до двадцать третьей комнаты и с удивлением обнаружил, что у уголовного сыска гости. На одном из стульев сидела просто, но элегантно одетая молодая женщина в шляпке с поднятой сейчас вуалью. Лицо её было красным и припухшим от недавно пролитых слёз, но общество Элеоноры и остальных действовало ободряюще: Михельсон сидела рядом и что-то оживлённо обсуждала с незнакомкой, над ними на краю стола притулился Валентинов, а с противоположной стороны стола сидел Адам.

На приветствия ушло полминуты. Женщина была представлена как Анна Сергеевна Хрищева, Титов коснулся губами затянутой в перчатку руки, и, когда формальности были соблюдены, Михельсон пояснила:

— Анну Сергеевну направил к нам городовой. У неё беда случилась, пропала сестра.

— Когда пропала? — поинтересовался Натан, присаживаясь к столу сбоку. Чогошвили, опомнившись, попытался уступить место начальству, но поручик только махнул на него рукой. Он внимательно разглядывал Хрищеву и всё яснее понимал, что знает, где именно находится пропавшая сестра. Вот только как об этом сказать помягче?

Мужчина положил планшет на колени, отщёлкнул застёжку, чтобы достать бумаги.

— Вчера, — дрогнувшим голосом проговорила посетительница. — Мы с сестрой шьём. Мне хорошо удаётся придумывать наряды, у неё — золотые руки, поэтому недостатка в деньгах не испытываем: много обеспеченных клиенток, в основном, из зажиточных горожанок, есть несколько дворянок. Я работаю дома, раскраиваю, собираю всё, Лена занимается отделкой, и она же обычно подгоняет по фигуре, поэтому чаще ездит к клиенткам. Мой муж служит шофёром на «Взлёте», ему удаётся порой выкроить время, чтобы помочь нам отвозить наряды, когда их много, встречает вечером, если приходится возвращаться поздно…

Всё небольшое семейство жило в доме на Троицкой, почти на берегу притока, оставшемся рищеву от покойных родителей — он, жена и её одинокая сестра. Со слов Анны Сергеевны, отношения были вполне мирными, дом — просторным, и три человека совсем не мешали друг другу. Вчера вечером Елена отправилась к постоянной клиентке, которая заметно потеряла в весе и просила ушить несколько совершенно новых нарядов. От той швея вышла около восьми вечера, отказавшись от сопровождения — время еще не позднее, светло, а идти недалеко. К тому же Елена была очень решительной и бойкой девушкой, в отличие от тихой сестры, и ничего не боялась.

Когда к полуночи Хрищев вернулся домой со службы, он застал белую от страха и совершенно потерянную жену, которая уверяла, что с сестрой случилась беда: прежде сестра никогда так не задерживалась, и уж тем более не сбежала бы никуда без предупреждения. Ночью они вместе с городовым обошли все улицы, по которым сестра могла бы направиться домой, обзвонили больницы и опросили подруг — бедняжку никто не видел.

Титов аккуратно записал всё — кто, когда, где. Имена клиентки, подруг, адреса, место службы супруга Хрищевой, фамилию сестры… Наконец, когда неизбежное стало уже нельзя оттягивать, спросил:

— Скажите, Анна Сергеевна, вы случайно не знакомы вот с этой особой?

— Это же Лена! Откуда у вас эта картинка? — растерялась та.

— Боюсь, у меня для вас дурные вести, — стараясь говорить как можно мягче, осторожно начал Натан, коря себя за неумение подобрать другие, новые слова, а не те, которые были сказаны сотню раз в таких же случаях…

…Отбыл из Департамента Титов только через час, едва не забыв напоследок озадачить Михельсон поисками извозчика Короба с пегой лошадью. Поручик как раз успевал добраться до Федорки к оговорённому с Аэлитой сроку, однако из-за раннего подъёма чувство было такое, словно день должен уже клониться к вечеру.

Разговор с сестрой убитой девушки вымотал Натана до крайности, причём не столько он сам, сколько его неожиданные последствия: мужчине пришлось обратиться к своему дару живника и неплохо потрудиться. Анна Сергеевна оказалась беременна, и тяжёлые вести произвели на впечатлительную особу воистину сокрушительное воздействие. Помощь Титов оказал, потом совместно с Чогошвили сопроводил несчастную до больницы, благо располагалась та неподалёку, и оставил на попечении врачей, после чего и направился в институт, пребывая в исключительно поганом настроении.

Убийцы на следовательском пути Натана попадались разные: иные из них стоили жалости куда больше, чем жертвы, другие вовсе вызывали внутреннее одобрение. Закон есть закон, Титов это прекрасно сознавал, как сознавал и то, что оный закон — есть некая усреднённая величина и ни одно из правил не способно принести справедливость во всех без исключения случаях.

Про нынешнего убийцу, этого вещевика, Натан уже точно знал две вещи: что он сволочь, которую необходимо предать суду как можно скорее, и что он опасный психопат, до которого, однако, нельзя допускать врачей — дабы не освободили эту нелюдь от самого строгого приговора. И в этом случае Титов готов был лично ратовать за виселицу.