Уездный город С***

— А-а, нет, ничего такого я не вспомнила. Может быть, просто почудилось, — легкомысленно пожала она плечами. — Натан Ильич, а вы теперь отсюда к психиатру, да?

— Наверное, да. А после — опрашивать знакомых Дёминой Елены Сергеевны, — не видя смысла что-то скрывать, ответил Титов.

— А можно мне с вами? — чуть смущённо попросила девушка.

— Куда именно?

— К психиатру, — пояснила она охотно. — Любопытно взглянуть, как всё там устроено. Потом-то всё равно в институт, у меня там и лекции, и расчёты надо продолжать… — тяжело вздохнула Брамс.

Поручик хотел было уверить девушку, что ничего интересного там нет, психиатры — обыкновенные люди, нимало не интереснее профессоров той же Федорки, но тут же рассердился на себя и припомнил принятое недавно решение.

— Буду рад вашей компании, — уверил он, и только после этого сам понял, насколько искренними были эти слова.

Общество чудаковатой вещевички действовало на него благотворно — и в части улучшения настроения, и в части прояснения рассудка. А психиатрический диспансер — это вполне приличное заведение, почти обыкновенная больница, и Титов не видел причин отказываться от компании Брамс. Да и в остальном, после совместного посещения борделя трудно придумать место, куда было бы тревожно вести эту боевитую особу. Разве что в какой-нибудь опиумный притон или кабак самого низкого пошиба, где имелся бы действительный повод для беспокойства за жизнь девушки, но нынешнее дело, к счастью, пока подобных мест не касалось.

— Аэлита Львовна, а можно немного личный вопрос, который давно меня занимает? Почему — Аэлита? Как так получилось? И что значит это имя в вашем случае? Тоже — «свет звезды» и что-то там про видения, как же оно было…

— Какие видения, господь с вами! — рассмеялась девушка. — Это от «аэролит», батюшка очень астрономией увлекался.

— А как же книга? — растерянно спросил Натан, с иронией признавая, что имя такое собеседнице очень подходит. Буквально в соответствии с присказкой «как вы лодку назовёте, так она и поплывёт».

— Алексей Николаевич жил по соседству, в юности они были довольно дружны с отцом. Он, наверное, и имя придумал, всё же отец совсем не литератор, — пожала плечами девушка, после чего обиженно нахмурилась: — Хотя мне теперь не верят, что меня вправду так зовут. Книга-то много шума наделала, особенно у нас в городе, автор же почти местный. Вот и думают все, что я намеренно себе такое имя взяла, из-за истории этой, и допытываются, как же меня на самом деле зовут. А я её даже не читала!

— И что, крестили так же?

Брамс выразительно махнула рукой.

— Ну как крестили, этого я не помню, а в книгу точно записали. Только отчего-то записали тридцать первым июня, — вздохнула она. — Вот и ничего смешного! — укорила поручика, хотя тот так заразительно расхохотался, что девушка не сумела удержаться от ответной улыбки.

— Простите, но это действительно замечательно. И очень вам подходит, — покачал головой Титов, разглядывая собеседницу и продолжая улыбаться.

— Что именно? — растерялась та.

— Всё. И имя ваше марсианское, то есть космическое, и тридцать первое июня, и характер ваш, и флейта — тоже. Вы исключительно не похожи на всех прочих людей, но при этом изумительно гармоничны. — Натан вновь покачал головой, рассматривая девушку невиданным ею прежде тёплым, бархатно-мягким взглядом всё еще смеющихся и оттого словно бы лучистых глаз, под которым Брамс до крайности смутилась.

На несколько секунд повисла тишина, показавшаяся Аэлите ужасно неловкой и неправильной. Девушка поёрзала, словно стул под ней разогрелся и начал припекать. Она лихорадочно пыталась отыскать новую тему для беседы, но ничего путного не придумала и предложила:

— Может, уже пойдём? Чтобы время не тратить.

— Действительно, пора, что-то мы заговорились, — согласился поручик, расплачиваясь по счёту.

К счастью для обоих сыскарей, конфликта из этого не случилось. Аэлита к денежным вопросам относилась настолько легко, насколько подобное вообще возможно. В этом смысле её можно было назвать совершенно счастливой: Брамс принадлежала к числу людей, запросы которых значительно уступали размерам жалования, и потому могла позволить себе не задумываться о деньгах вовсе. С той же лёгкостью она, замешкайся Титов, заплатила бы и сама, и ещё удивилась бы, начни он протестовать.

Диспансер оказался очень чистеньким и аккуратным зданием о двух этажах, выкрашенным в нарядный розовый цвет и отделанным белой лепниной, да и внутри всё соответствовало: чисто, уютно. В воздухе витал специфический больничный дух, который слегка оттенялся еще не до конца выветрившимся запахом нового, свежепостроенного дома — дерево, паркетный лак, краска.

И кабинет, в котором гостей из полиции принял профессор психиатрии с неожиданной фамилией Лопух (Титову начало уже казаться, что город С*** буквально наводнён профессорами всех мастей, составляющими добрую половину местного населения), тоже был весьма опрятным и уютным: светло-жёлтые стены, высокий потолок, большие окна и широкий письменный стол; стулья, обитые аляповатой, жёлтой же тканью в крупных алых маках, именно здесь почему-то смотрелись не вульгарно, а исключительно трогательно. У одной из стен стояла кушетка, угол рядом с ней отгораживала ширма, а в кадке у окна росла пальма или какое-то другое развесистое южное растение — ни Брамс, ни Титов в них не разбирались.

Этот профессор, будто в насмешку над мыслями поручика, не походил на всех предыдущих и являл собой совершенно иной тип: был Иннокентий Илларионович Лопух низеньким, плотным и очень круглым. Круглыми были его туловище, и лицо, и лысина на макушке, похожая на тонзуру, и сильные очки с толстыми стёклами. Он даже говорил «кругло», отчётливо окая.

— Здравствуйте-здравствуйте, — поднялся психиатр навстречу посетителям. — Добро пожаловать, проходите! С чем пожаловали, драгоценные мои друзья?

Брамс на всякий случай отступила чуть назад, пропуская вперёд поручика: очень её настораживал этот доктор своей кипучей энергией

— Нам необходима консультация, — осторожно начал Титов, приближаясь к стульям для посетителей.

— Простите, но семейные проблемы — это не ко мне, — разом поскучнев, развёл руками Лопух. — И вообще у меня сейчас неприёмное время, только по острым вопросам!

— Мы из полиции, — нахмурился поручик.

— Тем более! — махнул обеими круглыми, пухлыми ладонями профессор. — Идите, молодые люди, идите. Вы ещё достаточно молодые, чтобы разобраться без врачебной помощи. Тут главное…

— Так, довольно, — резко оборвал его Титов. Вроде и голоса не повышал, но профессор осёкся и пару раз растерянно хлопнул глазами. — Следователи Титов и Брамс, уголовный сыск города С***. Мы расследуем преступление и хотели бы узнать ваше профессиональное мнение о личности злодея.

— Не новобрачные? — подозрительно уточнил профессор.

За плечом поручика булькнула от возмущения Брамс, только теперь сообразившая наконец, почему их пытались столь странным образом выставить из кабинета. Однако от высказываний, к счастью, удержалась, ограничившись только вот этим захлёбывающимся вздохом.